Литературный альманах «Чайка» № 1 (2014–2015. Seagull Publishing, 2015, редактор-составитель Ирина Чайковская). Статья опубликована в журнале НЕВА №10, 2015
Сегодня в России вымирает не только пресса, вымирают и толстые журналы. В отличие от газет, которые розданы олигархам, журналы жили до сих пор благодаря государственным грантам. Тем более отрадно, что в зарубежной диаспоре продолжает издаваться русскоязычная периодика. И это не только почтенный по возрасту «Новый журнал», который тоже едва сводит концы с концами, но и новые издания. Ежемесячный журнал «Чайка» издается с 2001 года в Балтиморе (США). Недавно появился первый номер альманаха с тем же названием.
В него вошли лучшие материалы, публиковавшиеся в интернет-журнале «Чайка» с августа 2014-го по март 2015 года. В это время с редакцией уже не было главного редактора Геннадия Крочика. Ирина Чайковская, взявшая на себя редактирование журнала, отобрала лучшее, что было опубликовано в нем за эти восемь месяцев в различных жанрах: в прозе, поэзии, эссеистике, интервью. Читатель найдет в альманахе наряду с авторами, печатавшимися в крочиковской «Чайке», свежую поросль. В нем представлены произведения 56 авторов из Франции, Германии, Австралии, Израиля, Казахстана, Узбекистана и Украины. Большая часть текстов — из Америки и России.
Альманах позволяет по достоинству оценить неангажированность журнала, что сегодня совершенно нетипично для российских изданий. Ольга Кравчук (Симферополь, Крым) в рассказе «Изгнание народа» повествует о трагедии крымских татар. Это незаживающая рана, поскольку вновь крымские татары переживают гонения. Кравчук пишет: «Этот рассказ — синтез четырех разных наиболее точных историй-воспоминаний о депортации, которые мне передали мои знакомые (бывшие одноклассники, однокурсники), когда я решила написать текст на эту для многих людей болезненную тему. Когда рассказ был готов, я отправила его людям, пережившим эту трагедию, от которых получила достоверную информацию, чтобы они перечитали, нигде ли я не ошиблась, так как желала создать максимально реалистичный текст». И это несомненная удача писательницы.
Вадим Горелик (Франкфурт, Германия) провел тщательное журналистское расследование в повестовании о судьбах жертв нацистских палачей и о судьбе палача — Михаила Демьянюка. В расследовании «Каждый выбирает для себя...» перед нами предстают Герои и Палач — по обе стороны колючей проволоки Собибора — Александр Печерский и Михаил Демьянюк. Сегодня нелишне еще раз напомнить об особой опасности «коричневой чумы». В России издаются и переиздаются опусы мифомана Нилуса, издавшего фальшивку — «Протоколы сионских мудрецов». Расследование Горелика напоминает, что именно «Протоколы», по собственному признанию Гитлера, окончательно сформировали его мировоззрение и ненависть к евреям.
Ирина Чайковская в рецензии на фильм «Левиафан» справедливо отмечает: «Нет в картине катарсиса. Раздавленный властью Коля не стреляет в мэра, не кидает вызова ни Богу, ни людям, нет у Звягинцева и фантастического — как в гоголевской шинели — воздаяния злу. Только величественная природа и потрясающий музыкальный ряд вносят некоторую относительную гармонию в наши растревоженные души. Но не в том ли и замысел режиссера, чтобы не успокаивать зрителя прелестными картинками, не усыплять их совесть, не оскорблять их чувство правды?»
Поражает ясностью взгляда беседа Ирины Чайковской с «модернистом» Виктором Ерофеевым, автором повести «Русская красавица». Когда интервьюер признается, что не смогла осилить мутный поток сознания русской проститутки, ничего, кроме уважения, к ней не испытываешь. И все попытки Ерофеева-второго убедить аудитории, что его повесть стала «классикой» и вошла в сознание российского читателя, выглядят всего-навсего неубедительной саморекламой.
Особое место в альманахе занимают пронзительные воспоминания парижского писателя Николая Бокова о протоиерее Александре Мене. Несколько встреч со священником в Москве оставили неизгладимый след в сознании писателя. Трудно не согласиться с ним, что в отце Александре было ярко выражено «моцартовское» начало. Боков цитирует строки из послания апостола Павла к фессалоникийцам, где он говорит, что тайна беззакония пока еще не явлена во всей полноте: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь». Это одно из наиболее таинственных мест Священного Писания. Боков считает, что праведник, священник Александр Мень, был одним их тех, кто сдерживал тот поток зла, который сегодня захлестнул Россию, превратив ее в криминальное государство.
Бауржан Тойшибеков (Алматы, Казахстан) радует читателя своими максимами: «Одна партия в государстве — все равно что одна извилина в голове.
Идея — это то, что рождается в голове, например, идея гильотины, а мысль — это то, что рождается в сердце, например, мысль о Боге».
Лев Бердников (Лос-Анджелес, США) в историческом исследовании «Потешник корысти ради. Пьетро Мира» рассказывает об одном из необычных шутов российского двора: «Этот пожилой синьор определился на русскую службу в День дурака, а именно — 1 апреля 1732 года. Тогда он еще не ведал, что станет впоследствии любимым дуракомимператрицы Анны Иоанновны. Звали его Пьетро Мира, и был он скрипачом-виртуозом и актером-буфф в итальянской театральной труппе маэстро Франческо Арайя, прибывшей в Северную Пальмиру для царской забавы. В интермедиях Мира часто исполнял роль Петрилло (одна из масок итальянской комедии дель арте), а при русском дворе его стали не вполне благозвучно называть — Адамка Педрилло».
Исследование написано живо и талантливо и открывает перед читателями одну из неизвестных страниц российского прошлого.
Вадим Массальский (Вашингтон, США) в блистательно написанной повести «Лоббист из Самары (История России и Америки в лицах. Документальный рассказ)» рассказывает об одном эпизоде из жизни русского святого в изгнании — архиепископа Иоанна (Максимовича). Когда русские эмигранты вынуждены были после окончания Второй мировой войны покинуть Китай, они временно поселились на острове Тубабао в Тихом океане. США долгое время отказывались выдавать визы русским беженцам. Тогда владыка Иоанн отправился в Вашингтон: «Начиная с 6 сентября он стал ходить по кабинетам законодателей, по правительственным инстанциям, встречаться с журналистами. Он написал письма спикерам обеих палат Конгресса, а также в Белый дом, в Госдепартамент. Кроме того, обратился в международную организацию по делам беженцев при ООН (ИРО), добиваясь строительства на Филиппинах горного санатория для больных туберкулезом. Во время съезда Восточно–американской епархии Русской зарубежной церкви, на которыйпришлось съездить в Нью-Йорк, владыка Иоанн подготовил послание политическим лидерам США, Канады, Австралии, Аргентины, Бразилии и Венесуэлы. В нем были такие строки: „...Насельники лагеря в Тубабао находятся в полной неизвестности о своем будущем, в постоянной тревоге, страдая, кроме того, от местных климатических условий и стихийных бедствий. Около 80 % переболело недавно, от перенесенных тропических болезней силы их истощаются. Внезапный тайфун может уничтожить все постройки лагеря и причинить неисчислимые бедствия его обитателям.
Мы, представители русской церкви за границей, послушные велениям своей совести, возвышаем свой голос и заявляем во всеуслышание, что приходит последний момент для помощи соотечественникам на острове Самаре. Просрочка каждого дня может оказаться роковой. Мы умоляем во имя Бога, еще древле рекшаго устами пророка Моисея: „Возлюбите пришельца“ (Втор. 10, 19), просим обратить самое серьезное внимание на судьбу несчастных „cамарцев“ и возможно скорее принять меры к переселению их туда, где они смогут не только найти приют, но и в значительной степени стать снова людьми, полезными обществу и своим семьям, и послужить стране, их приютившей.
После 15 часов непрерывной дискуссии переработанный законопроект был все-таки утвержден Сенатом Соединенных Штатов Америки. Голосование состоялось на Страстной седмице, в Великую среду 1950 года. А уже на следующий день, в Чистый четверг, новый закон подписал президент США. Минуло еще 10 месяцев, прежде чем в гавань Сан-Франциско 25 января 1951 года вошел лайнер „Генерал В.-Дж. Хаан“, на котором прибыла первая группа многострадальных русских беженцев с Филиппин. Это было событие для города. Новых иммигрантов встречали не только, как полагается, чиновники федеральных служб, но и местные репортеры, политики, лидеры общественных организаций. И среди тех, кто смог первым подняться на борт ставшего на якорь судна, был архиепископ Иоанн».
В интервью Ирины Чайковской с писателем, радио- и тележурналистом Иваном Толстым «Про дедушку говорить всегда симпатично» мы узнаем много нового о жизни и проделках «советского графа». Оказывается, знаменитая фальшивка «Дневник Анны Вырубовой» была создана Алексеем Толстым вместе с Павлом Щеголевым: «Впрочем, он сам был горазд заниматься „придумыванием“. Известна история с фальшивыми воспоминаниями Анны Вырубовой. Стопроцентно это не доказано, но, по-видимому, они были написаны им совместно с историком Павлом Елисеевичем Щеголевым».
Щеголева, которого мы знаем как серьезного ученого-архивиста, внук «советского графа» рисует весьма неожиданно: «Но он был и хулиган. Он был игрок. Он был человек, ставивший на zero. Здесь он поставил, чтобы сорвать капитал. Он хотел много заработать. Как это называлось? „Минувшие дни“ — такой был альманашек. Абсолютно желтого цвета. В одном из номеров Щеголев напечатал знаменитый пасквиль в адрес Пушкина».
Недавно в серии «Литературные памятники» была переиздана первая часть знаменитой трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам», которую все мы знали после того, как над ней «поработала» советская цензура. Но и нецензурованный текст читать можно лишь преодолевая отвращение. Это типичный жанр литературного доноса. Чего стоит пасквиль на Елизавету Кузьмину-Караваеву, не так давно причисленную к лику святых. Удивляешься ее смирению. В 30-е годы, когда Толстой приезжал в Париж, она все же поддерживала с ним отношения.
Лейла Александер-Гарретт (Лондон, Великобритания) рисует неожиданные и яркие страницы из жизни Андрея Тарковского в Швеции. В очерке «Стокгольм Андрея Тарковского» она приоткрывает совершенно неизвестные для российского читателя эпизоды: «К дому, где жил Тарковский, в старой части Юргордена, можно было несколько остановок проехать на трамвае, но мне захотелось пройтись пешком по тем дорожкам, по которым мы столько раз ходили вместе. Андрей любил этот утопающий в зелени остров. „Похрустим?“ — говорил он, беря меня под руку, и мы принимались топтать лежащие под ногами пружинящие опавшие листья, похожие на кем-то искусно разрезанные и разбросанные разноцветные лоскутки ткани. От листьев исходил один из самых прекрасных запахов на Земле — аромат осени. Громадное цветное благоухающее покрывало... А зимними сумерками Андрей подолгу всматривался в силуэты остекленевших от мороза деревьев и старых деревянных домов, фантазируя, что хорошо бы очутиться в одном из них, разжечь камин настоящими дровами, поставить Баха и откупорить бутылку красного вина».
Соня Тучинская (Сан-Франциско, США) в очерке «Вы не знаете, что такое Люша...», посвященном памяти Елены Цезаревны Чуковской (1931–2015), воскрешает удивительный подвиг внучки Корнея Чуковского: «С ее смертью осиротел дом-музей Чуковского в Переделкине. Еще в далеких 70-х она начала водить по нему первых посетителей и потом до конца жизни поддерживала его из своих личных сбережений.
Осиротевший переделкинский дом — это только малая часть осиротевшей без нее русской культуры. Она была последней, кто по непреложному наследному праву, через мать и деда, связывал нас живой непрерывающейся традицией с Ахматовой и Пастернаком, с Россией Серебряного века. И вот эта ниточка оборвалась, и восстановить ее некому. Не осталось людей, равных ей по безупречности манер и нравственного чувства, по генетически усвоенному благородству слов и поступков.
...Отчим Люши, Матвей Бронштейн, после средневековых пыток в застенках НКВД был расстрелян и, как тысячи других невинных, брошен в одну из безымянных могил под Ленинградом.
...Александр Исаевич Солженицын впервые упомянул имя Люши в своих автобиографических очерках литературной жизни «Бодался теленок с дубом»: «Так самоотверженна, действенна и незаменима была Люша, что в начале 1968, все более подумывая, что меня может не стать внезапно, а как же сделать, чтоб работа моя (речь идет об „Архипелаге“) продолжала и после меня докручиваться и написанное донеслось бы до будущего, — я стал примеряться, не сделать ли Люшу своим литературным наследником....” Жажде работы у Люши и отдаче ее — не было границ. За три года знакомства вот уже пять моих толстых книг перепечатала она... И вместе с моей работой, предприятиями, делила мои маневры и предосторожности».
Чуковские предоставляли приют и убежище опальному писателю то в Переделкине, то в своей московской квартире. Но Люша на этом не останавливается. Она становится главным координатором и связной Солженицына в Москве середины — конца 1960-х. Это было опасно не только для ее карьеры ученого-химика, но и для ее жизни. Загадочным образом «хулиганов», зверски избивших Люшу в подъезде ее знаменитого дома на улице Горького 6, никто не остановил, хотя там круглосуточно дежурили консьержи. Такси, в котором она ехала, вдруг врезалось во внезапно вылетевший на встречную полосу грузовик, которым управлял сотрудник МВД. Ей это стоило года лечения. Так вездесущие органы, с которыми вступил в неравный бой Солженицын, давали знать его главной помощнице, что она находится под их постоянной опекой. Но она, невзирая на обманчиво кроткую внешность, оказалась не из пугливых и от Солженицына не отступилась».
Я вспоминаю ответную речь Елены Цезаревны Чуковской в Доме русского зарубежья в 2011 году, когда ей вручали премию имени А. Солженицына. Она привела роскошный образ из речи одной из петербургских экскурсоводов, которая показывала приезжим кариатиды: «Вы думаете, что это женщины? Ошибаетесь, это несущие конструкции!» Очень важно напоминание сегодняшним россиянам о подвиге этой хрупкой женщины.
Представлен в альманахе и патриарх русской литературы — художник и эссеист Сергей Голлербах (Нью-Йорк, США). Его эссе «Запятая» точно отражает сегодняшнее положение дел в живописи, где часто фокусы заменяют искусство, а неумеренный пиар создает репутации. Здесь его рассуждения созвучны острому и беспощадному анализу, которому подверг «современное искусство» Михаил Шемякин в недавней статье.
Самуил Кур (Сан-Франциско, США) в статье «Блистательный Бакст (Розенберг) и его эпоха» живо и талантливо воскресил жизнь одного из художников Серебряного века: «Левушка начал в 1900-м с оформления спектакля „Сердце маркизы“ в Эрмитажном театре. Пантомима, которую поставил Мариус Петипа, была немудреной. Бакст выполнил в едином ключе и декорации, и костюмы, и программку. Премьера состоялась в 1902-м, а в 1903-м зрители увидели его новую работу — балет „Фея кукол“ в Мариинском театре. Танцевали звезды — Матильда Кшесинская, Анна Павлова, Михаил Фокин. Но в рецензии балет и его музыка были охарактеризованы как „верх безвкусия и тривиальности“». И дальше: «К счастью, эта постановка дала возможность художнику Баксту создать прекрасные декорации. Но особенно были хороши костюмы». Марсель Пруст в письме 1911 года писал: «Передайте Баксту, что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем „Шахерезада“». Петербургский журнал «Столица и усадьба» сообщал: «Сейчас Бакст — один из наиболее популярных художников, спрос на него громадный. Рассказывают, что с восьми часов утра к нему трезвонят беспрестанно по телефону поклонники, интервьюеры дежурят часами у его дверей».
Искусствоведческие эссе занимают немало места в альманахе. В статье Юлия Зыслина говорится о рисунках Марины Цветаевой: «Эти рисунки вызывают противоречивые суждения, что говорит об их нетривиальности. Одни художники и специалисты находят, например, что это совершенно ученические и неинтересные работы, а другие, наоборот, считают некоторые рисунки довольно профессиональными.
Первое утверждение говорит, возможно, о том, что Марина, попробовав рисовать, не стала совершенствоваться в этом искусстве. Для нее, конечно, с раннего возраста главным была поэзия, да и жизнь не позволяла ей всерьез расширить свою творческую деятельность, к чему ее могучая натура в принципе была предрасположена. Конечно, прошло время после ее рисовальных проб, и она, кроме поэзии, попробовала себя в драматургии, в прозе, в искусствоведении. И во всем была неповторима».
Искусствоведческие эссе прерываются вполне современными и страшными проблемами. Александр Сиротин (Нью-Йорк, США) в статье «Внимание: наркомания! Почему наши дети могут стать или уже стали наркоманами?» рассматривает проблему, с которой сталкиваются эмигранты: «Почти каждый день в средствах массовой информации США появляются сообщения о новых жертвах разного рода наркотиков. Молодые люди попадают в больницы, некоторые погибают. Ночью в канун последнего воскресенья февраля 11 студентов университета „Уэсли“ в штате Коннектикут оказались в больнице с подозрением на передозировку модного у молодежи наркотика-стимулятора под названием „Молли“. Сегодня эта страшная проблема стоит и перед россиянами».
В альманахе есть и театральные рецензии — например, на спектакль «Месяц в деревне» Тургенева. Новая американская постановка. Приятно узнать, что в Манхэттене ставят Тургенева. По мысли режиссера, «в этой деревне даже месяц — много. Поэтому в конце пьесы богатое поместье Иславых покидают студент Алексей, друг дома Ракитин, воспитанница Верочка, компаньонка Лизавета... У манхэттенского внебродвейского театра классической пьесы „Classic Stage Company“ очень высокая репутация. Здесь ставят пьесы Шекспира, Мольера, Брехта. Из русских классиков — пьесы не только Чехова, но даже Островского, который мало известен в Америке. И вот теперь — Тургенев. „Месяц в деревне“ время от времени идет на американской сцене». В новой постановке (режиссер Эрика Шмидт) автор рецензии Александр Сиротин отмечает «хорошее оформление сцены и костюмы».
Классик о классике — жительница Филадельфии, поэтесса Валентина Синкевич размышляет о поэзии Евгения Евтушенко. А Виктор Родионов (Луисвилл, Кентукки, США) в статье «Французский Пигмалион и американская Галатея. Леди Либерти анфас и в профиль» проводит историческое расследование о статуе Свободы: «Так случилось, что два самых гениальных скульптора нового времени родом из Франции и даже тезки по второму имени. Франсуа Огюст Роден и Фредерик Огюст Бартольди. Роден более „на слуху“, затоБартольди больше „на виду“. Его статуя Свободы — самая узнаваемая скульптура в мире. В этом году у ее автора две круглых даты. 180 лет со дня рождения и 110 со дня смерти.Чем не повод вспомнить о французском Пигмалионе и его американской Галатее?
Во второй половине XIX века в Париже жил профессор права и сенатор Лефевр де Лабулайе. Именно этому человеку Леди Либерти обязана появлением на свет. Кроме прочих достоинств, месье де Лабулайе был крупным специалистом по США и вообще большим поклонником этой страны. У него родилась идея что-нибудь подарить Америке от французов в связи с приближающейся столетней годовщиной Соединенных Штатов. Какой — сенатор точно еще не знал. Помогли обширные связи. Кто-то подсказал — статую и даже имя будущего автора. Бартольди подпрыгнул от радости. Вот он, звездный час его египетской красавицы! Естественно, следовало поменять восточный колорит, но основа для работы была готова. О поисках вариантов можно судить по моделям скульптуры — они хранятся в музее Бартольди в его родном городе Кольмаре. Место для памятника должен был выбрать автор. В 1871 году его командируют в США. Еще не сойдя с парохода, Бартольди определился с выбором — небольшой островок Бедлоу на входе в нью-йоркскую гавань. Бартольдиустроили встречу с президентом США, и Улисс Грант согласился с предложением скульптора. Под наслоением времени забылось о первоначальном предназначении скульптуры. В патенте на установку Леди Ли числится маяком.
Поставить скульптуру планировали к „красной дате“ — 4 июля 1876 года. Фактически были готовы только отдельные фрагменты. В Филадельфии демонстрировали руку с факелом, в Париже — голову. Вместо шести лет работа растянулась на шестнадцать. За творчество отвечал Бартольди, за инженерные вопросы — Густав Эйфель, за финансы и организацию — сенатор де Лабулайе. С американской стороны неоценима роль отца „желтой прессы“ Джозефа Пулитцера. 28 октября 1886 года, с опозданием на десять лет, статуя была установлена при стечении тысяч нью-йоркцев и в присутствии президента страны Кливленда Гувера. Ее полное имя известно не всем — „Liberty Enlightening the World“ („Свобода, освещающая мир“)».
Вадим Массальский (Вашингтон, США) в беседе с Сюзан Лерман, спонсором Института российской культуры и истории («Строить мосты сотрудничества в духе Эльбы»), рассказывает, что даже сейчас, когда отношения между США и Россией достигли крайнего напряжения, находятся люди, которые стремятся не порывать культурных отношений между двумя странами. В Вашингтоне на базе Американского университета создан Институт российской культуры и истории имени Кармела (The Carmel Institute of Russian Culture &History), вдохновителем которого стала известная благотворительница и общественный деятель Сюзан Кармел Лерман. Она рассказывает: «Наш институт, директором которого является профессор Антон Федяшин, предлагает широкий спектр денежных наград, позволяющих американским студентам учиться в России в течение лета. Ежегодная премия Саймингтона оплачивает летние курсы в МГИМО. Она была создана в честь конгрессмена Джейимса Саймингтона и его вклада в улучшение американо-российских отношений. Институт также предлагает шесть ежегодных наград Сюзан Кармел Лерман на шестинедельные летние программы в МГИМО или в Высшей школе экономики в Москве. Студенты сами решают, где они хотели бы учиться. Институт выдает, как минимум, три стипендии на изучение языка, которые могут быть использованы в любой программе в России. Этим летом семь наград позволят студентам принять участие в поездке с Антоном Федяшиным по „Литературным местам России“, включающей Москву, Петербург, Ясную Поляну и Старую Руссу. Все награды разыгрываются по конкурсу — в зависимости от качества сочинений и общей успеваемости. За последние четыре года институт выдал почти 70 наград для обучения студентов в России. Институт отправляет американских студентов в Россию, чтобы они делали собственные выводы о стране, основанные на личных контактах, культурном погружении и прямом образовательном опыте».
В статье «Русские американцы. Под крутым бейдевиндом, или Мастер-класс профессора Леонтьева» Вадим Массальский напоминает об еще одном великом русском ученом, стяжавшем известность в эмиграции: «Будущий нобелевский лауреат, создатель Центра в Гарварде и Института в Нью-Йорке действительно еще не один раз приезжал в Россию, когда началась перестройка — второй за столетие великий российский эксперимент. Как и от первого — большевистского — Леонтьев был от него не в восторге. Да, конечно, он приветствовал рыночные демократические реформы, но он был в шоке от социально-экономической „шоковой терапии”. Осенью 1992 года в Голландии, выступая как почетный председатель и „ключевой оратор” на конференции, посвященной странам Восточной Европы, 86-летний патриарх экономической науки Василий Васильевич Леонтьев с тревогой задавался вопросом: представляют ли себе люди у власти в Москве, Киеве, в других постсоветских столицах, какое общество и какую экономику они хотят построить на руинах коммунизма. Порой кажется, недоумевал ученый, что они хотят капитализма, которого уже нет и на Западе.
В 1996-м Леонтьев вместе с группой всемирно известных американских и российских экономистов подписал обращение к президенту РФ Борису Ельцину, предлагая ему основы новой экономической политики. В этом обращении говорилось о необходимости борьбы с инфляцией, с утечкой капиталов, с разрушением социально-производственной инфраструктуры, а главное — борьбы с КРИМИНАЛИЗАЦИЕЙ всей экономической жизни. Увы, обращение осталось без ответа. А в 1997 году, когда страна уже пожинала плоды залоговых аукционов, была отменена за ненадобностью и московская Международная экономическая конференция, участниками которой должны были стать и американские нобелевские лауреаты — „подписанты”, в их числе и Василий Васильевич Леонтьев. Это была его последняя попытка быть полезным России. 5 февраля 1999 года великого ученого не стало».
Леонтьев был не только великим ученым, но и пророком. Сегодня, когда завершено построение в России олигархически-криминального государства, стоит прислушаться к его пророчествам.
Последняя часть альманаха — стихи и рассказы для детей, а также рассказы самих детей, ими же самими проиллюстрированные. И это очень важная часть. В России исчезли не только детские журналы, но и детские издательства. А ведь за ними будущее. Важно искать и поощрять юные таланты.
Невозможно охватить весь альманах и написать обо всех публикациях. Это первый и очень важный опыт. На свободной от цензуры земле можно говорить обо всем. Причем не только шепотом и постоянно оглядываясь. Именно так говорит альманах «Чайка». Успешного ей полета!
Литературный альманах «Чайка» № 1 можно приобрести в Интернет-магазине Amazon.com, или обратившись в редакцию журнала по адресу editor@chayka.org.
Добавить комментарий