Мне же, начиная свой очерк, хотелось бы сразу же вспомнить один из последних романов Беллоу «Чаще умирают c горя» («More Die Of Heartbreak»), где повествование ведется от лица ... профессора русской литературы. Но хотя фабула романа раскручивается вокруг семейных коллизий известного ученого-ботаника, рассказчик по имени Кеннет, то и дело подпускает сравнения, замешенные на известных ему в силу профессии русских реалиях. И при этом выказывает глубокие знания не только произведений русских литературных классиков, но и философов, историков и даже советских публицистов. Приводимые им цитаты и в наши дни звучат весьма злободневно. К сожалению, я могу дать их только в обратном переводе с английского, и вот одна из них: «...В эти дни мне приходят на ум неофициальные высказывания одного из сталинских подручных Пантелеймона Пономаренко. Он толкует, что, дескать, практические задачи руководства страной вываливались на преемников Революции горами нечистот, и чтобы при этом сохранить наивность масс, наши вожди были вынуждены идти на немыслимые преступления, творить жестокости в невиданных дотоле масштабах. Поэтому множество подобных дел пришлось «засекретить», а массам подавать лишь те «открытые» факты, которые способны удержать их в мире иллюзий».
Профессором русской литературы Сол Беллоу сделал своего рассказчика вполне осознанно, так как отлично знал свой материал: в годы молодости и довольно низких гонорарных ставок за первые романы его главным заработком было чтение лекций по американской и мировой литературе в Принстоне и других университетах. В свои курсы, как правило, он включал произведения русских классиков, Любопытно, что для наглядности Беллоу сравнивал советских лидеров с классическими русскими персонажами. Например, отмечал в Хрущеве черты Федора Карамазова. О блистательных лекциях и семинарах Беллоу сохранилось немало восторженных отзывов его студентов и среди них - таких известных писателей, как Филип Рот, например.
Русский, наряду с идишем, был основным языком общения в доме его родителей, проживших большую часть жизни в России. Иное дело, что Сол, самый младший ребенок, родился в канадском Квебеке, недалеко от Монреаля, куда вся семья эмигрировала в 1913-м году. Отец же его Абрам Белоус (уже в Америке писатель изменил фамилию на Беллоу), судя по документам, в свое время бежал из тюрьмы, куда угодил за незаконное проживание в Петербурге - несоблюдение пресловутой «черты оседлости». Как дорогую семейную реликвию хранили его дети и внуки пожелтевшую от времени российскую газету со статьей: «Сбежал еврей!» - то есть, их отец. Общеизвестно, что только мизерное число евреев имели право на законное проживание в столице империи. Одним из таких «привилегированных» был Наум Гордин, брат матери Сола, женившийся на уже немолодой вдове кантониста. Для кантонистов - тех немногих, кто, имея 12 лет отроду, был насильно крещен и забрит в армию, потом доживал до отставки после 25-летней военной службы, - делалось исключение в виде разрешения селиться с семьями в пределах черты оседлости. Он и другой дядя Сола по матери, Рафаил, разбогатели на привезённых из Южной Африки бриллиантах, отработав там несколько лет на рудниках. Они-то и собрали 10 тысяч рублей приданого для сестры, когда она выходила замуж за Абрама Белоуса, а затем раздобыли для молодоженов поддельное разрешение на проживание в Петербурге. Мать Беллоу Элишева - дома она звалась Лизой - увлекалась русской литературой, читала детям поэмы Пушкина и Лермонтова.
Отец Сола, как и большинство евреев, учился в хедере в Двинске, и, обладая феноменальной памятью, знал наизусть весь Талмуд. В Петербурге талмудистика в ту пору была, мягко говоря, не в почёте, поэтому Абрам переключился на торговлю и в качестве коммивояжера объездил всю империю, продавая сухие фрукты из Испании и лук из Египта. Он с гордостью говорил, что знает большие русские города лучше собственного дома. Дом его близ Невского проспекта был, надо сказать, и вправду большим, солидным, со слугами, кучером и своим выездом. А всё же проживали в нём Белоусы, как шутили тогда зажиточные евреи, «на правах швейцарских подданных», то есть, полностью зависимыми от благорасположения швейцаров, которые, если не дать им взятки, могли и донести в полицию о незаконно проживающих. Белоусам принадлежала еще и дача в Финляндии, но её, заодно с домом, они вынуждены были в одночасье бросить, чтобы с помощью все тех же дядей Сола бежать за границу. И как своевременно - за год до Первой Мировой войны!
Поскольку большинство этапных семейных событий, вместе с образами родных и знакомых, являются в беллетристически измененном виде в многочисленных романах и рассказах Беллоу, было бы удивительным, если бы он ничего не написал о бегстве отца. Побегу из тюрьмы посвящен опубликованный в 1989 году рассказ «Связной Белароса» (The Bellarosa connection). Только что сюжет в нем перенесен из России в фашистскую Италию. Начинается он с того, что еврей по имени Гарри Фонстейн, живущий по поддельным документам, попадает в полицию, где подделку моментально обнаруживают. По договоренности с эсэсовцами, его надлежит депортировать в Освенцим или другой концентрационный лагерь. Из ниоткуда возникает тюремный охранник, от которого заключенный Фонстейн неожиданно узнает, что в назначенный час сможет открыть дверь камеры и, пройдя по длинному коридору налево, выйти на улицу, где его будет ждать машина. Осуществлялся побег, как позже выяснилось, на деньги известного бродвейского продюсера Билли Роуза (по рождению Розенберга), стараниями которого многих евреев удалось вывезти из Италии, благо итальянцы, в отличие от прочих европейцев, сочувственно относились к своим евреям и всячески стремились уберечь их от выдачи гитлеровцам.
Сцену побега Беллоу описал весьма подробно: поджидавший беглеца связной вручил ему пальто и шляпу, сообщил, что рапорт о его задержании изъят из полицейского досье, что ему приготовлен гостиничный номер в Генуе, откуда он сможет морем переправиться в Португалию и затем в США.
Именно таким путем, на пароходе «Аскания» переправилась в Новый Свет и семья Белоусов, причем, как вспоминала позже старшая дочь Джейн, детям велели весь долгий путь называть отца «дядей», так как по документам он проходил Рафаилом Гординым, 29 лет от роду. Только возраст и был прописан настоящий, тогда как в графе «специальность» значилось «рабочий».
В вышеупомянутом романе профессор русской литературы замечает, что «Россия была страной весьма неприятной, и, тем не менее, тамошние евреи накрепко привязаны к русской культуре». Сам Беллоу гордился своим русским наследием, в частности тем, что уже в 10 лет прочитал «Войну и мир». Тут надо отметить, что не было бы счастья, да несчастье помогло: мальчик тяжело заболел и долгих 5 месяцев пролежал в больнице, там-то и прочёл впервые многие произведения русских и французских классиков, пристрастившись на всю жизнь к чтению. А потом, уже в старших классах школы, собрал вокруг себя кружок таких же, как он, сыновей еврейских эмигрантов, чтобы в своём «узком кругу» обсуждать не только русскую литературу и поэзию, но и политику. Происходило это в начале тридцатых годов, Америку сотрясала Великая депрессия, а интеллектуальная молодежь сплошь и рядом увлекалась идеями социалистической революции, речами Ленина и Троцкого. Последним Сол особенно восторгался за то, что в перерывах между боями с Колчаком первый красный командарм почитывал в подлиннике французские романы. Французский станет его любовью и, проживши несколько лет во Франции, Беллоу овладеет им в совершенстве, как и рядом других языков. Со своей возлюбленной он совершит путешествие по Мексике, рассчитывая, в частности, встретиться с опальным Троцким, но буквально за день до предполагаемой встречи тот будет убит сталинским агентом Рамоном Меркадером, так что Беллоу увидит его только в морге, с кровавыми подтеками вокруг страшной раны на голове от удара ледорубом.
О несостоявшейся встрече с Троцким Беллоу пишет в блистательном автобиографическом романе «Приключения Оги Марча» («The Adventures of Augie March»), к счастью, недавно переведенном на русский язык. На меня огромное впечатление произвел не только сам роман, написанный словно на одном дыхании, но и рассказ автора о его зарождении. В ту пору Сол жил в послевоенном Париже, работая над очередным романом. Это был совсем другой город, нежели Париж 20-х годов, восторженно описанный Хемингуэем в романе «Праздник, который всегда с тобой» (The Movable Feast). Настроение у парижан после позорной фашистской оккупации было хуже некуда, они пытались как-то поднять на ноги развалившуюся экономику и с неподобающим высокомерием третировали американцев с их спасительным Планом Маршалла, между тем, он фактически спасал Францию и от полного экономического развала, и от захвата коммунистами. И без того не в восторге от Парижа Сол испытывал «writer’s block» - писательский ступор, когда ни одна удачная мысль просто не приходит в голову. И он пребывал в депрессии.
До тех пор, пока одним прекрасным утром, прогуливаясь по парижской улице, не обратил внимание на то, как рабочие отмывают тротуары мощной струёй воды из пущенного на полную мощь гидранта. Вода переливалась на солнце всеми цветами радуги, и «именно сверкание солнечных лучей на воде вдруг вызвало у меня прилив веселья, - рассказывал Беллоу в интервью Филипу Роту. - Психиатры, возможно, назовут этот феномен «гидротерапией», но в мимолетном состоянии душевного подъема депрессию у меня как рукой сняло. И я сказал себе, а почему бы не бросить все начатое и не засесть за новый роман, писать самопроизвольно и естественно, подобно бегущей из колонки воде...». Тут же пришло решение назвать главного героя Августом, сокращенно Оги, по имени разбитного товарища детских игр, который, сражаясь с Солом в шахматы, то и дело вскрикивал: «у меня есть план!». Как-то разом Беллоу вдруг вновь окунулся в свою юность - нашел для романа органичный язык, сделав рассказчиком мальчишку, впечатлительного подростка. Первый абзац возник стремительно, словно вылился из того же гидранта: он начинался со слов: «Я американец, родившийся в Чикаго» (в раннем детстве Сола семья переехала в Чикаго, ставший его родным городом).
Тут примечательно, однако, что именно за границей Беллоу испытал мощный импульс написать о родине, по которой скучал. И в этом он не одинок: вспомним, что Гоголь писал «Мертвые души», трясясь в тарантасе по дорогам Италии.
Именно за «Приключения Оги Марча», романа диккенсовского масштаба, Беллоу получил первую из трех своих Национальных премий. Помимо Нобелевской, он также был удостоен Пулитцеровской и нескольких международных премий - никто из американских писателей не получал столько наград.
В Интернете можно найти массу высказываний Беллоу на самые разные темы, из которых мне особенно нравится одно предельно короткое и явно относящееся к истории написания этого романа: «неожиданные вторжения красоты – в этом и есть сама жизнь» (“Unexpected intrusions of beauty. This is what life is.” ). Своим огромным успехом у американской читающей публики роман этот обязан, мне кажется, заложенным в нём американскому оптимизму, предприимчивости и динамизму. За оригинальный стиль его высоко оценили и в Европе, в частности, выдающийся английский романист Мартин Эймис написал о нём, что Беллоу «…намеренно отвергает элегантность как ложный посыл, слова у него обрушиваются и с треском сбиваются вместе по собственному выбору, в ими же установленном порядке. (spurning elegance as a false lead, words tumbling and rattling together in the order they choose).
Окончание см. Часть 2
Добавить комментарий