Раскалённое докрасна солнце закатилось за дома, жара сменилась духотой, полчища комаров вылетели на кровавую охоту. Джош непрерывно хлопал себя по голым рукам и лицу, отбиваясь от наглых кровопийц. За этим занятием он не заметил, как рядом с ним на скамейку кто-то сел.
— Покоя не дают проклятые. Верно?
Огромного роста парень в белой майке, джинсах и бейсбольной кепке.
— А вас не кусают? — буркнул Джош. — Вон у вас руки и плечи открыты.
— Не, меня не трогают. Им черная кожа не нравится. Это дискриминация, но я не против.
Собеседник громко засмеялся своей шутке. Улыбка у него была белозубая, обаятельная, лицо открытое, волосы заплетены в мелкие косички.
Джош почувствовал себя неловко. На эту фразу следовало бы как-то отреагировать — ну, дать понять случайному собеседнику, что он осуждает дискриминацию, что он принципиально против... и т.д. Но с другой стороны, это всего лишь шутка, и глупо всерьёз произносить речи. Джош напрягся и сказал:
— Вы правы, это, наверное, единственный вид дискриминации, с которым можно не бороться.
Получилось неплохо: вроде бы шутка, но правильная мысль и выражена твёрдо.
— Хороший вечер, если бы не комары, — заметил собеседник. И без всякого перехода: — Не найдётся закурить?
— Извините, не курю. — Джош придал своему голосу нотки искреннего сожаления.
— А то курить охота. Не могли бы вы дать мне доллар, сэр?
— Конечно, конечно — поспешно сказал Джош, привстал и вытащил из заднего кармана бумажник. Он хотел было извлечь долларовую ассигнацию, как парень вырвал бумажник, раскрыл его и вытряс содержимое на скамейку:
— Что-то у тебя тут не густо...
Он собрал деньги — долларов двадцать — и сунул в карман джинсов. Джош ожидал, что после этого он вскочит и убежит, но ничего подобного не произошло: выпотрошив бумажник, он принялся разглядывать его содержимое:
— Ага, водительские права. Как? Джошуа Латскер? Голдберг, значит... — Он хохотнул. — Что ж денег у тебя в лопатнике так мало, Джош, а? Ты где работаешь?
— Слушайте, хватит вам! Забирайте деньги и уходите.
— А то... что? Полицию вызовешь? Ну, попробуй...
Он извлёк из кармана большой складной нож, покрутил его перед носом Джошуа и спрятал обратно.
— Так где ты работаешь, а, Джош? Я тебя спрашиваю, а ты не отвечаешь.
— В финансовой компании, — выдавил Джошуа.
— Ого! Наверное, тысяч сто в год гребешь. Или больше? А я вот хотел на работу устроиться, так меня рабочим в супермаркет — лучшего не предложили. Ящики таскать за гроши. Вот она, дискриминация. А ты говоришь — комары...
Джош почувствовал раздражение:
— А какое у вас образование, позвольте узнать? Я вот, к примеру, университет кончил, степень магистра по экономике имею. А вы где учились?
Парень покачал головой и усмехнулся:
— Учился? Я скажу, да тебе не понять. Вот ты когда в университет ходил, где ты жил? Понятное дело: у папочки-мамочки. На всём готовом. И за университет они платили, так? А у меня мать джанки, а отца и вовсе нет. И две сестры младшие. Кто за мой университет мог платить, как ты думаешь, Голдберг?
— Ну, не обязательно университет. Можно ремеслу какому-то выучиться...
— Когда? Я в пятнадцать лет в тюрьму сел. За наркотики. Не для себя — для матери: она совсем загибалась... И попался вместе с дилером, у которого покупал. Ну, дилер отмазался, а я влип. Четыре года отсидел. А ты меня поучаешь: «почему не учился?» — Он опять усмехнулся. — Ты меня с собой не сравнивай.
— Нет-нет, я всё понимаю... — Джош хлопнул себя по лицу — раздавил комара. — Я всё это понимаю, что значит родиться в бедности. И потом — дискриминация, она всё еще существует, это факт, и здесь надо признать...
— Ни хрена ты не понимаешь, крекер долбанный, — прервал его парень. — Все вы болтать горазды, вас послушать — вы такие добрые... Ладно, ты где живёшь?
— А что?
— А вот что: позвони по мобильнику жене и скажи, чтобы принесла сюда денег, побольше, а то живым отсюда не уйдешь. Понял?
Он выразительно похлопал по карману, где лежал складной нож.
— Дома никого нет. Жена уехала с дочкой на всё лето в Вермонт.
Парень с досадой плюнул на землю:
— Так у тебя еще и дача? Ничего себе живут белые ублюдки... Но ты от меня так просто не уйдешь, Голдберг, имей это в виду.
Джош ничего не ответил, только огляделся вокруг. Ни живой души. В этот парк и в середине дня люди стараются не ходить, а уж после захода солнца... «Черт занёс меня сюда, ведь тысячу раз говорили, что нельзя», подумал Джош тоскливо. И раздавил комара на лбу.
— Мы вот что сделаем, — сказал парень и хлопнул ладонью по скамейке. — Ты в этом доме живешь?
— Нет, вот в том, подальше.
— Слушай внимательно. — Он вынул из кармана нож и раскрыл его. — Видишь, семь дюймов стали, острая, как бритва. Так что лучше делай, как я говорю, и не рыпайся. Мы сейчас пойдем к тебе в квартиру, и я сам разберусь, что там есть. Если будешь себя хорошо вести, останешься жив, обещаю.
Он поднялся со скамейки и дернул Джоша за рукав: «Вставай!» Затем снял свою кепку, прикрыл ею нож, и подойдя вплотную к Джошу, приставил к его груди остриё.
— Пошли! Не спеша.
Так они и двигались — рядом, почти обнявшись, и при каждом шаге Джош ощущал укол ножа под ребро, прямо против сердца.
В вестибюле дома, лихорадочно соображал Джош, всегда дежурит швейцар. Сегодня, скорей всего, смена Стивена. Он человек внимательный, рассудительный, он должен обратить внимание на странную пару. Надо попытаться подать ему знак: тряхнуть головой, подмигнуть или еще как-нибудь...
— В лифт не полезем, — сказал парень, — там могут оказаться люди, пойдем пешком по лестнице. Который этаж? Третий? Доберёмся. Только не вздумай подавать сигналы. Я-то убегу, а ты свои семь дюймов под ребро получишь. Слышишь?
В вестибюле швейцара не оказалось, и, вообще, было пусто.
— Давай живей на лестницу! — шепнул парень и подтолкнул Джошуа в спину.
На третьем этаже они остановились возле квартиры, и парень вслух прочёл табличку на дверях: «Джошуа и Джейн Латскер». Джошуа достал из кармана ключ и попытался открыть дверь, но замешкался: руки сильно дрожали.
— Что, Голдберг, совсем уделался? — засмеялся парень и вырвал у Джошуа ключ.
Они вошли в квартиру. Парень огляделся и снисходительно обронил:
— Неплохо, для трёх человек места хватает, а?
Он скользнул взглядом по картинам, коврам, мебели. «Крупные вещи он вряд ли будет выносить» — подумал Джошуа.
— А где здесь у тебя сейф? Где ты деньги держишь?
— Сейфа у нас нет. А деньги и документы всякие мы держим в письменном столе в моём кабинете. Только много денег мы дома не держим, так сотню-другую.
В кабинете он потребовал открыть все ящики стола и начал тщательно их обыскивать. В среднем ящике, прямо сверху лежало несколько мятых двадцатидолларовых ассигнаций.
— Это всё? Ты, сукин сын, мне голову не морочь!..
И он с силой ударил Джоша ногой в пах.
Джошуа вскрикнул — не столько от боли, сколько от неожиданности. Боль он почувствовал в следующий момент. Он скрючился, сел на пол. За всю жизнь его никто по-настоящему не бил, так, в детстве — шлепок, подзатыльник. Да и он, в сущности говоря, никого за всю жизнь не ударил. Конечно, он много раз видел сцены насилия в кино и даже пару раз в жизни, но сам ударить человека ногой или кулаком в лицо он определённо не мог. И никогда не пытался. А тут... Даже больше, чем от боли, он страдал от унижения.
— Это только начало. Будет хуже, если не отдашь деньги.
Грабитель стал медленно, угрожающе медленно подходить к скрючевшемуся на полу Джошу. И вдруг Джош вместо страха ощутил такую захватывающую ненависть, какой раньше не испытывал и не знал, что такое возможно. Это было какое-то особое чувство, оно вовсе не слепило («слепая ненависть» слышал он много раз), а наоборот, сделало его мысли необычайно ясными, направленными на одну цель...
— Ладно, ладно, — прохрипел Джошуа, продолжая корчиться от боли. — Вон в том ящике... да нет, в нижнем, который не выдвигается. Там в самой глубине приклеен к стенке пластиковый пакет. В нём деньги. Много денег.
— Ну, если обманешь...
Ящик не выдвигался, — парню пришлось опуститься на колени и заглянуть в глубину.
— Ни хрена не видно, — проворчал он и сунул голову вглубь ящика. В то же мгновение Джошуа вскочил на ноги и метнулся к стене. Там на фоне афганского ковра с незапамятных пор висело обильно инкрустированное, чернёное под старину двуствольное охотничье ружьё — экстравагантный подарок кого-то из друзей. С этим ружьём никто никогда не охотился, иногда из него стреляли по бутылкам, но только не в городе, а на даче, в Вермонте. Патроны, если только их не забывали купить, хранились рядом — в коробке на шкафу. Джош сорвал со стены ружьё, привстал на цыпочки и сунул руку в коробку. Господи, сотвори милость!.. Есть! Два последних! Он успел засунуть их в стволы как раз в тот момент, когда грабитель, матерясь на все лады, выбрался задом вперёд из ящика:
— Ты что, издеваешься? Где, черт побери, пакет с деньгами? Сейчас я тебе...
Но слова застряли в горле, когда он увидел нацеленные на него два ствола. Удивился он больше, чем испугался:
— Ты что, мужик? Ты спятил, что ли? Я же тебя не убивал, я только деньги...
— Молчи, сволочь! — заорал Джошуа не своим голосом.
— Подожди, подожди. Возьми назад свои деньги, и давай разойдемся.
Он выбросил на стол скомканные двадцатки и сделал два шага к двери.
— Нет уж, никуда ты отсюда не уйдешь. Всё! Больше не будешь пить из людей кровь. Комар, проклятый! Вынимай свой нож из кармана. Ну, слышишь?
Парень нехотя повиновался.
— А теперь открой нож. Быстро!
— Зачем это? — подозрительно спросил он.
— Поговори здесь, — прохрипел Джошуа и положил палец на курок. И когда парень раскрыл нож, выстрелил сразу из двух стволов прямо в голову.
Буквально через несколько секунд в квартире уже были соседи и швейцар Стивен. Джошуа стоял на том же месте с ружьём в руках, но спокойная уверенность покинула его. Он нервно передергивал плечами, взгляд перебегал с лица на лицо:
— Необходимая оборона. Это необходимая оборона, — твердил он беспрерывно. — Вы будете свидетелями. Необходимая оборона.
Соседи, действительно, выступали свидетелями, но Джошуа Латскеру это не помогло. Еще до суда следователь легко «расколол» его: заставил признать, что нападавший, увидев нацеленное в него ружьё, испугался и готов был уйти подобру-поздорову.
— Все подтверждают, что деньги лежали на столе, то есть грабитель их вернул. А положение тела говорит о том, что он направлялся к двери. Что это значит? Что он отказался от своих преступных намерений. Такая ситуация не подходит под признаки необходимой обороны, — следователь тыкал пальцем в увесистый том. — Тут ясно сказано, что нападение должно реально угрожать жизни обороняющегося, оно должно начаться и еще не кончиться, а что мы видим в данном случае? Нападающий хочет уйти, а вы стреляете. Это не оборона, это умышленное убийство!
Суд согласился с доводами обвинения, и Джош был признан виновным в «простом умышленном убийстве». Он получил наказание в виде шестнадцати лет тюремного заключения без права досрочного освобождения.
Все пять дней, пока шёл процесс, перед зданием суда бушевала толпа афроамериканцев с плакатами и мегафонами. «Смертный приговор расисту! Смертный приговор расисту!» — требовала толпа.
Добавить комментарий