Красная Айседора — 4

Опубликовано: 1 февраля 2010 г.
Рубрики:

[Окончание. Начало № 1 (60) от 06 января 2006 г.]

esenin_kl.jpg

Николай Клюев (слева), Сергей Есенин и Всеволод Иванов
Николай Клюев (слева), Сергей Есенин и Всеволод Иванов
Николай Клюев (слева), Сергей Есенин и Всеволод Иванов
Людей в небольшую квартирку в Бронксе набилось до отказа. Друзья Мани-Лейба, — в основном, еврейские поэты. Ели, пили дешевое вино, восхищались гостями из России. Вокруг Есенина крутились женщины. Хозяйка дома Рашель обняла его за шею и что-то говорила. Мужчины липли к Айседоре. Мани-Лейб прочитал свои переводы есенинских стихов. Вениамин Левин, хороший знакомый Сергея еще по России, с которым он теперь встретился в Нью-Йорке, прочел есенинскую поэму «Товарищ». Сам герой дня выбрал для чтения монолог Хлопуши из «Пугачева».

Попросили что-нибудь новенькое, самое последнее. И тогда Есенин стал читать диалог из первой части драматической поэмы «Страна негодяев». Один из героев, Замарашкин, обращается к другому, Чекистову:

Слушай, Чекистов!
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты настоящий жид,
Ругаешься ты, как ярославский вор,
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
За границей...
Все равно в Могилеве твой дом.

Потом «жид» прозвучало еще раз. Можно понять реакцию аудитории, состоявшей сплошь из евреев. Они были неприятно поражены. Но главное действо ждало их впереди. Айседора уже заметила, что ее муж помрачнел. Он часто бросал взгляды на увивавшихся вокруг нее мужчин и на ее легкое платье. Она переместилась к нему. Тогда все собравшиеся переключили внимание с поэта на его жену: провести вечер со знаменитой Дункан и не увидеть, как она танцует?! Айседора согласилась показать свое искусство. Но она успела только начать.

Разгоряченный обстановкой и вином, Есенин бросился на нее с кулаками, обливая несмолкаемым матом. Ухватился за платье, пытаясь его порвать. Айседора не сопротивлялась, лишь старалась ласковыми словами успокоить его. Но всё же что-то в ее туалете было нарушено, да и ей самой досталось. Гостям удалось разделить их: его — уговаривали, ублажали, а ее — женщины незаметно увели в другую комнату. Освободившись от опеки и не видя жены, Есенин стал кричать:

— Где Изадора? Где Изадора?

Кто-то сказал, что она уехала. Он выскочил на улицу, за ним побежали, вернули в подъезд. Он шумел, даже пытался выброситься из окна. На него навалились, всеми силами стараясь удержать. Он яростно сопротивлялся и кричал:

— Распинайте меня! Распинайте меня!

Мужчинам удалось связать его и уложить на диван. Тогда он стал кричать:

— Жиды, жиды проклятые!

В конце концов, успокоился, его развязали, и все разошлись по домам. На следующий день Мани-Лейб пришел в отель к Есенину. Тот объяснил свое поведение врожденной болезнью — припадком падучей, извинился, и они помирились. Однако сразу же в ряде американских газет появились подробные сообщения об этом инциденте. Оказалось, что на вечере присутствовали несколько журналистов. В статьях говорилось об избиении пьяным Есениным своей жены, Айседоры Дункан, а он сам квалифицировался как «большевик и антисемит». Впоследствии теми, кто упоминал про этот нашумевший факт, была найдена утешительная формула: Есенин в трезвом виде никогда не был антисемитом. Через 30 лет, в 1953-м, В.Левин подробно рассказал в «Новом русском слове» о том «поэтическом» вечере.

Друзья и знакомые, хорошо знавшие Айседору, удивлялись ее поведению, спрашивали, почему она не расстанется с Есениным. Разным людям она отвечала по-разному. Макс Мерц, директор детской школы танца, которую вела в Германии ее сестра Элизабет, однажды увидел Айседору страшно напуганной, только что сбежавшей от угрозы избиения мужем.

— Вы не должны больше терпеть эти издевательства, — сказал он.

Айседора ответила со своей характерной мягкой усмешкой:

— Вы знаете, Есенин ведь крестьянин, а у русских крестьян есть обычай напиваться по субботам и бить свою жену.

А одной из подруг она говорила: «Он так похож на моих погибших детей».

История в Бронксе значительно подмочила репутацию и поэта, и танцовщицы. Но гастроли уже подходили к концу. По утверждению импресарио, тур по Америке принес Айседоре деньги. Однако она выяснила, что их не хватает даже на обратные билеты в Европу. Ей в тот момент и в голову не могло прийти, что Есенин набил свой багаж не только собственным объемным, новым с иголочки, экстравагантным гардеробом, но и семью или восемью тысячами долларов в разных купюрах, прихватив заодно половину туалетов жены.

— Боже мой! — грустно промолвила Айседора, когда уже в Париже обнаружила вероломство мужа. — Возможно ли это — я пригрела змею на своей груди?

Но Есенин упорно и неколебимо защищал принадлежащие ему чемоданы с американским добром.

А тогда, в Нью-Йорке, чтобы купить билеты на пароход, Айседоре пришлось занять денег у Париса Зингера, в прошлом ее возлюбленного.

Авторское отступление. В ходе американского турне Есенин общался с бывшими российскими гражданами, покинувшими страну. Неужели ему не встретился там ни один соотечественник из Советской России не эмигрант? Оказалось, был такой человек. Это известный ученый, один из лучших советских специалистов по американской литературе, автор блистательной биографии Марка Твена, не раз переиздававшейся в серии ЖЗЛ, Морис Осипович Мендельсон. И вот осенью 2005 года, в Сан-Франциско, я слушаю рассказ Мориса Осиповича. Слушаю его голос, запись воспоминаний: к сожалению, автора уже нет в живых. А демонстрирует мне этот документ из семейного архива его сын, ученый-медик Михаил Морисович.

Тогда, в 1922-23 гг., его отец, еще совсем молодой человек, был приглашен Давидом Бурлюком на его личную встречу с Есениным. Бурлюк, известный российский футурист и эмигрант, жил в Нью-Йорке. Происходила встреча в фешенебельном отеле, в номере, где остановились Есенин и Айседора. За широким окном виднелась оживленная городская площадь, но поэт сидел спиной к окну.

Бурлюк как-то заискивающе — что на него не было похоже — предлагал ему свои услуги. Он был готов показать гостю неповторимый, своеобразный Нью-Йорк. Есенин холодно благодарил и отказывался. Бурлюк опять возобновлял свои предложения. Есенин постепенно стал раздражаться, проявлять всё большее беспокойство. Наконец, он вскочил и резко заявил, что не желает ничего смотреть, никуда не хочет идти, и ничто в Америке его не интересует. И тогда Морис Мендельсон с юношеским задором вмешался в разговор:

— Неужели вам не хочется понять, как живут люди в этом многомиллионном городе..., в каком настроении возвращаются домой... после целого дня изматывающей работы?

Есенин неожиданно улыбнулся. Но — повторил то же, что говорил раньше. Только значительно позже смог будущий писатель осмыслить и понять тогдашнее поведение поэта.

А я, слушая воспоминания Мориса Осиповича, подумал — какое точное наблюдение: Есенин не хотел впитывать Америку.

 

VI

Прощание

Есенины покинули Соединенные Штаты 2 февраля 1923 года. Сразу после отплытия Айседору лишили американского гражданства. С борта корабля она телеграфировала в Лондон своей подруге Мэри Дести: «Если ты хочешь спасти мою жизнь, встречай меня в Париже». На лайнере было слишком много алкоголя: на поезд в Шербуре Есенина несли. Мэри уже ждала их. С оставшимися от взятых взаймы денег они отправились в первоклассную парижскую гостиницу «Крийон».

Через два дня Есенин разобрался со своей спальней. Айседора успела убежать. Когда Мэри зашла в номер, она увидела следующую картину. Кровати сломаны, матрасы валяются на полу, простыни изодраны в клочья, каждый кусочек зеркала раздроблен на мелкие части. Всё это выглядело так, словно в дом только что попала бомба. Айседора поделилась с подругой: «Понимаешь, я могу сказать тебе правду, Мэри. Сергей — всего лишь чуть-чуть эксцентрик». Понадобилось шесть полицейских, чтобы утихомирить эксцентрика и доставить его в ближайший полицейский участок. Его согласились выпустить только при условии, что он покинет Францию. Айседоре удалось отправить его в Берлин, к Кусикову. Перед отъездом он заявил репортерам, что едет в Россию, чтобы увидеть двух своих детей от прежней жены. «Меня пожирает отцовская тоска... Жуть! Я — отец».

Отпущенный на волю Есенин разговорился. 19 февраля берлинская 8-UhrAbendblatt под огромным заголовком: «Лучше быть в Сибири, чем мужем Дункан» напечатала интервью с поэтом. «Россия — огромная, заявил он, я всегда найду место, где эта ужасная женщина не достанет меня. Ее никогда не интересовала моя индивидуальность, она хотела доминировать. И чтобы я был рабом. Поэтому я не мог больше оставаться. Я сбежал и впервые со дня свадьбы чувствую себя свободным, ни от кого не зависящим».

Его утверждения глубоко ранили Айседору. Она посылает телеграмму Кусикову: уточнить, что происходит. Кусиков ответил, что если она не при­едет к Есенину, тот покончит с собой. Он и не собирается в Москву. Теперь заявляет, что любит жену, но она слишком много пьет, а этого он вынести не может.

Прошло некоторое время, и Сергей почувствовал, что ему действительно не хватает ее. Он стал отправлять в Париж по 5-6 телеграмм в день. Айседора, конечно же, не выдержала и уговорила Мэри Дести нанять машину и ехать в Берлин. Денег не было, пришлось опять использовать старые связи. Первый автомобиль довез только до Страсбурга. Второй ударился о ферму моста. Еще три сломались по дороге. Но вот они, наконец, подъехали в кабриолете к входу в отель «Адлон» и... В энергичном прыжке Сергей вскочил на капот, перелетел через голову шофера и очутился в объятиях Айседоры. Таким оригинальным способом он выразил радость от встречи.

Товарищ Дункан-Есенина организовала по этому поводу большой прием, который назвала «Русским вечером». Она пригласила советского консула, его сотрудников. Пришли друзья Сергея. Закончилось мероприятие, как обычно: первая запущенная виновником торжества тарелка с рыбой угодила в голову консула. Остальные — в кого придется.

Берлин покинули. Покрутились по Германии. Айседора добилась, чтобы ее мужа снова впустили во Францию. Майский Париж оказался не очень гостеприимным — в течение трех дней их выдворили из трех отелей. Чтобы немного заработать, немолодая танцовщица снова выходит на сцену. Попытка излечить Сергея в санатории оказалась безуспешной. Буйные выходки продолжались. За очередное столкновение с полицией Есенин опять попадает за решетку. Терпение французских властей лопнуло, и 11 июля они дали ему 24 часа, чтобы покинуть страну. Теперь уже выхода не было. Поезд, граница — и здравствуй, Россия! Айседора не знала и не могла предполагать, что ей придется пробыть там чуть больше года. И что из этого года вместе с Сергеем она проведет лишь одну неделю.

«Я привезла этого ребенка назад на его родину. Но не знаю, что мне с ним еще делать», — сказала Айседора, выходя на перрон Николаевского вокзала. Поэт ступил на родную землю. От переполнявших его чувств он вышиб все окна вагона. Семейная пара возвратилась на Пречистенку. Однако совместная жизнь не налаживалась. Через пару дней Есенин перевез свои необъятные американские чемоданы к Мариенгофу. От воров, объяснил он. А то все норовят что-нибудь украсть.

Айседора уезжает на Кавказ, потом в Ялту. Она всё еще надеется, что Сережа присоединится к ней. Обмен письмами и телеграммами зачеркивает эту надежду. Но не гасит ее полностью. «Надеюсь, скоро приедешь сюда, люблю навеки, Изадора». «Я люблю другую, женат и счастлив. Сергей Александрович Есенин». И чуть позже: «Писем телеграмм Есенину не шлите он со мной к вам не вернется никогда надо считаться — Бениславская».

Молодая журналистка Галина Бениславская, с которой поэт познакомился еще в 1920-м, после его возвращения из Америки стала для него самым близким человеком. Она отдала заботам о любимом всю себя, ничего не требуя взамен. И ничего не получая. «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я вас нисколько не люблю как женщину», откровенно писал ей Сергей. А она оставалась преданной ему — секретарем, нянькой, защитницей, проявляя самопожертвование и небрезгливость. Он жил в ее комнате. Через год после смерти Есенина она застрелится на его могиле на Ваганьковском кладбище.

Жизнь Есенина катилась по накатанной колее. Писал стихи, выступал на встречах, пил с друзьями, скандалил. Не раз попадал в милицию. В частности,— за антисемитские выходки. Очень точно объяснила, откуда у него взялась эта черта, Галя Бениславская.

Сергей Александрович оказался в стороне от столбовой дороги к светлому будущему, которую прокладывала советская власть. До революции, в 1916-м, он читал стихи самой императрице. А тут... Он был обижен, что его не берут в самые первые ряды и искал виновников такого неуважительного отношения к себе. Ну а виновники — известно кто. Определяющую роль в его нравственном растлении сыграл поэт Николай Клюев — личность крайне нечистоплотная. Он завидовал есенинской славе и задумал подставить ему подножку: очернить его так, чтобы в глазах общественного мнения тот предстал юдофобом. Клюев постоянно нашептывал «своему другу»: «Жиды правят Россией — потому не люблю жидов». Впечатлительный Сергей, у которого хватало неприятностей и обид, легко попался на эту удочку. Клюев-то сам никогда не высказывал громко своих убеждений...

Как всегда, Есенин проявлял теплые чувства к женщинам. В 1923-м году его музой стала красавица, артистка Камерного театра Августа Миклашевская. Удивительно, но с ней он был тих и молчалив. Ей посвятил он прекрасный стихотворный цикл.

 

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

 

И в то же время сблизился с поэтессой и переводчицей Надеждой Вольпин, которая родила от него сына.

На встречах с почитателями, на поэтических вечерах Есенина обычно просили рассказать о заграничных впечатлениях. Как правило, ничего конкретного он сказать не мог. И в Европе, и в Америке он, по сути, не хотел никуда ходить, ничего видеть. Лувр, Версаль, да и сам Париж, с его особенной атмосферой, с великими художниками и поэтами, прошел мимо него. Почему? Почему он всячески ускользал от общения с тем, что могло бы его духовно обогатить?

Думается, объяснение может быть только такое: Есенин боялся. Он опасался погружения в незнакомое, в то, что могло очаровать его и увлечь. Не хотел стать человеком Запада. Он боялся потерять себя, свою русскую самобытность, то, что делало его русским национальным поэтом. Но одновременно хотелось мировой славы. Столкновение этих начал выплескивалось в скандалах.

Есенин, оставаясь самим собой, всё-таки стал другим после заграницы. В течение многих лет его знали и веселым, и рассудительным, и озорным. У него было много друзей. Он отлично плясал и потрясающе читал свои стихи. Его мягкая улыбка и доверчивое лицо располагали к себе. Искренность и отзывчивость, которые он проявлял и к родным, и к друзьям, и к незнакомым людям, свидетельствовали о глубокой, непоказной доброте. После приезда он еще бывает таким иногда. По-прежнему пишет замечательные стихи. Но только — когда трезвый. А трезвым его видят всё реже. «Осыпает мозги алкоголь». И тогда раскручивается черная воронка болезни, поглощает его и засасывает в свое нутро.

В ноябре того же 1923 года Айседора со своими ученицами танцевала в Большом театре на первой Октябрине — церемонии, которой большевики собирались заменить обряд крещенья. На сцене, украшенной красными знаменами и лозунгами, молодые отец и мать поднесли новорожденную дочь к столу, за которым сидели члены Исполкома, и объявили ее преданной делу социализма. Это «жертвоприношение» родителей принимали Клара Цеткин и Николай Бухарин. Ожидая выхода на сцену, Айседора весь вечер просидела в своей гримерной с Александрой Коллонтай. Они распили бутылку водки и беседовали о вещах, в которых обе знали толк: любовь, мужчины, секс.

На встречу нового, 1924-го года, Дункан попала в компанию актеров Камерного театра. Она с любопытством рассматривала Миклашевскую. Улыбалась: «Всем известно, что Есенин — мой муж». Пыталась доказать, что стих «Заметался пожар голубой» посвящено ей, Айседоре. Народ постепенно разбредался по домам. А она — сидела. Рассказывала, как Сергей за границей убегал из отеля, про его стычку с белогвардейскими офицерами — официантами в парижском кафе. Досидела до рассвета и грустно сказала: «Я не хочу уходить, мне некуда уходить. У меня никого нет. Я одна...»

Ее муж не скучал от одиночества. Он заявил репортерам, что его отношения с Дункан подошли к концу. Если она хочет развода, она может это сделать сама. Айседора этого не сделала и формально осталась его женой. Но у себя на Пречистенке заметила, что «есенинский период» исчерпал себя. «Этим заканчивается мой первый опыт в браке, — который, как я всегда полагала, является сильно переоцененным спектаклем».

После разрыва с Сергеем Айседора резко изменилась, замкнулась в себе, и все силы стала отдавать школе. Ей очень нравились ученицы, работа с ними доставляла удовольствие. Но... всё сильнее давил идеологический пресс. Денег не давали. «В стране НЭП — разводили в комиссариате просвещения руками, — вы должны добывать деньги сами». Отчаявшаяся идеалистка обратилась за помощью в США, к редактору одной из чикагских газет. Вся надежда на вас, писала она. Всё стоит очень дорого: электричество, вода, еда, одежда. На деньги, полученные за одно мое представление, я купила дрова на зиму, за другое — муку и картошку.

В феврале 1924-го Дункан уезжает в тур по Украине: Харьков, Одесса, Екатеринослав, Киев и другие города. Она потеряла за этот тур 12 кг и выглядела великолепно. В мае она принимает приглашение танцевать в Витебске и на обратном пути в Ленинград чуть не гибнет возле Пскова. Ее кабриолет переломился пополам, передняя часть с шофером сделала сальто на дороге, а заднюю, с Айседорой, швырнуло в канаву. Ее выбросило из машины в воду, которая смягчила удар.

Она еще попыталась предпринять концертную поездку на восток, на Урал. 12 дней в этом «ужасном Екатеринбурге». Договоры с сибирскими городами сорвались. Дорога назад, в Москву. Вятка — «ни ресторана, ни парикмахерской». Пермь — «деревня с ужасной гостиницей. Кровати сколочены из досок. Холл в застарелых кровяных пятнах, со следами пуль на зеркалах. Уже месяц я живу без мыла, без зубной пасты, без одеколона».

Пока Айседора вдали от Москвы знакомилась с российской действительностью, Ирма и ее друзья организовали для нее тур по Германии. Она дает серию прощальных концертов в Камерном театре. Говорит, что уезжает ненадолго. В конце сентября на аэродроме ее провожают Ирма, Шнейдер, знакомые. Она искренне верит, что вернется. Хотя подсознательно понимает, что этого никогда не произойдет. В России остается ее найденная и потерянная любовь.

А Есенин мечется. Всё идет в его стране не так, как мечталось. Всё идет не так, как думалось, в его судьбе. И эта женщина... Он знает, что никто не сможет ее заменить. Его тянет к ней — и он ее ненавидит. Одновременно. «Что ж ты смотришь синими брызгами, / иль в морду хошь?» — это он ей написал. Слишком много в ней чуждого. Но никто так, как она, его не понимала.

Запад — демонстрацией своей мощи, нерусской любовью Изадоры, непривычным отношением к духовным ценностям — подтолкнул великого русского поэта к краю той гибельной дорожки, на которую он ступил уже раньше. Безудержная тяга к знаменитым именам еще приведет его к новому браку — с Софьей Толстой, внучкой Льва Николаевича. Но за полтора месяца до смерти он дважды повторит в поэме «Черный человек»: «И какую-то женщину / Сорока с лишним лет / Называл скверной девочкой / И своею милою».

Самолет с «Красной Дункан» поднимается в воздух и берет курс на Берлин. Конец сентября 1924-го. До петли1 в том самом пятом номере гостиницы «Англетер», где когда-то останавливались во время поездки в Петроград Сергей и Айседора, остается один год и 89 дней.

 

А Россия — демонстрацией пренебрежения к ею же провозглашенным идеалам и русской любовью Есенина — погасила очень важный огонек в душе великой американской танцовщицы. В Париже Айседора еще бросится в объятья молодого русского пианиста Виктора Серова — среднего музыканта и мелкого человека. Она еще попытается ухватить за хвост убегающую жизнь. До ее трагической гибели оставалось три года — без двух недель.

Гениям всегда трудно на этой суматошной Земле.           

 


1 На Первом канале в России недавно с большим успехом прошел 11-серийный фильм «Есенин», в котором Есенин не кончает жизнь самоубийством, но его убивают. Согласно фильму и книге Виталия Безрукова «Есенин», на основе которой фильм был поставлен, поэт был убит в том самом номере гостиницы в результате драки с вломившимися к нему чекистами. Убитый чекистами Есенин был потом загримирован и «повешен» на трубе, что и стало официальной версией убийства. — Прим. ред.

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки