Россия это – периферия? Интервью с Эдит Клюс

Опубликовано: 16 сентября 2011 г.
Рубрики:

 

CLOWES.1.jpg

Эдит Клюс
Эдит Клюс
Эдит Клюс. Издательство Корнельского университета выпустило книгу Эдит Клюс «Russia on the Edge», или, как перевела название сама автор, «Россия на периферии»? Подзаголовок: «Воображаемая география и постсоветская идентификация». Интервью в Номер 18 журнала «Чайка» за 2011 г.

Издательство Корнельского университета выпустило книгу Эдит Клюс «Russia on the Edge», или, как перевела название сама автор, «Россия на периферии»? Подзаголовок: «Воображаемая география и постсоветская идентификация». А в заголовок предисловия вынесен вопрос: «Россия — центр или периферия?»

Американские эксперты пишут, что Эдит Клюс в своей книге исследует, почему вопрос о границах вызывает столь острые дебаты в современной России. Спорят не столько о том, что такое Россия, сколько о том, какое место Россия занимает на географической карте. От этого зависит, как россияне видят самих себя. Другой эксперт называет книгу Эдит Клюс новой страницей в изучении таких явлений, как национализм и национальное самоощущение в сегодняшней России.

Эдит Клюс — доктор наук, профессор факультета славянских языков и литературы Канзасского университета в Лоуренсе, возглавляет Центр российских, восточноевропейских и евразийских исследований при Канзасском университете. «Russia on the Edge» — её пятая книга, посвященная России.

На темы, затронутые в новой книге, состоялся наш разговор.

— Как-то Збигнев Бжезинский сказал мне в интервью, что, по его мнению, Россия никогда не была и не будет европейской страной, и что она не только ногами, но и головой в Азии. Вы согласны с этим?

— Да, я согласна. Россию нельзя считать европейской страной, хотя русская интеллигенция всегда была близка западный традиции морального самоусовершенствования, самовыражения и гражданственности. А частным предпринимательством русская интеллигенция занималась меньше. При последнем советском президенте Горбачёве свобода слова, то есть гласность, превалировала над настоящей экономической перестройкой на китайский, скажем, лад. Это и есть шаг в сторону западных идей. Но при этом Россия оставалась азиатской страной. Московия была основана на некоторых монгольских понятиях политического и военного порядка. Особенно интересно возрождение евразийского направления в политическом мышлении, новый или возобновлённый интерес к монгольскому наследию. Вспомним, например, фильм Бодрова «Монгол» о Чингис-Хане, с размышлениями о евразийском союзе славянских, тюркских и иранских народов в противопоставление романо-германским народам.

— Чьи идеи, на ваш взгляд, главенствуют сегодня в российской философии, культурологии, литературе и искусстве — западников или славянофилов?

— Это страшная смесь. У меня есть глава о новом западнике, философе Михаиле Рыклине. Славянофильство и западничество играет какую-то роль, но есть направление и то, и другое. Вспомним о Сергее Хоружем, о Рыклине и, в политике, об Ирине Хакамаде. Они — западники. Но, с другой стороны, слышится и читается какая-то действительно страшная смесь православного традиционализма и радикального неофашистского национализма со стороны Дугина, Проханова и некоторых других писателей.

— Как «воображаемая» география влияет на мечты о возрождении империи?

— Воображаемая география последних 20 лет передаёт страстное желание вернуть империю. Это с одной стороны. С другой — она выражает русскую неуверенность в себе и боязнь, что без империи русские — никто, что Россия стала периферией богатого мира. В своём трактате «Как нам обустроить Россию» Солженицын призвал своих сограждан отбросить идею империи, ограничиться русскими землями и сосредоточиться на моральном усовершенствовании. Впрочем, он, конечно же, хотел, чтобы Беларусь, Украина и Казахстан образовали единый союз вместе с Россией. Тут опять вкрапливается имперская идея, которой, видимо, трудно избежать в России. Но, с третьей стороны, новая постсоветская воображаемая география у таких разных писателей, как Толстая и Пригов, указывает на творческую и идеологическую несостоятельность идеи о центре. А у таких, как Рыклин и Улицкая, указывает на творческую энергию, идущую с периферии.

Что меня поразило в процессе работы над книгой, это смена оси, если можно так выразиться. Мы привыкли думать о России как стране, расположенной на оси Восток-Запад. Столетиями россияне сравнивают свою страну с Европой. Гораздо реже с Китаем. После распада Советского Союза вдруг стали преобладать образы гео-экономической оси, противопоставляющей не Восток и Запад, а Север и Юг. Мы слышим такие выражения, как «банановая республика». Вдруг Россия стала «банановой республикой». Вроде была Третьим Римом, а перешла в третий мир. Русские боятся стать колонией, сравнимой, может быть, со странами Африки, колонией зажиточных западных стран. Границы играют огромную роль в постсоветском сознании. Страх перед открытыми границами преобладает у некоторых достаточно сильных и звучных российских глашатых.

— Вы упомянули в разговоре Александра Дугина, а в своей книге вы уделяете ему, как представителю идеи неоевразийства, довольно много внимания. Одни называют его чуть ли не пророком, другие — лжепророком...

— Дугин никакой не пророк. Он страдает манией величия и постоянно ищет выход в эфир и в Интернет, на публику, опираясь на свою политическую партию, которая не слишком дееспособна, как я понимаю. Его «словесный понос» зациклен на трауре по утерянной империи. На самом деле, порядок, предлагаемый Солженицыным, тоже консерватором, но, скажем так, не националистом, звучит намного разумнее. Это, например, идея самоуправления, земства. Солженицын ищет какого-то равновесия между центральной властью и местным управлением. Солженицынская идея личного самоусовершенствования теряется у Дугина, который мечтает лишь о массовых явлениях, об империи, совершенно теряя из виду личность, обыкновенного человека. Любопытно лишь то, что идеи Дугина и его внешний облик часто становятся объектом высмеивания талантливыми писателями, такими как Пелевин и Сорокин.

— Как вы оцениваете нынешнее время в России? Страна на распутье? В ней — затишье после бури или затишье перед бурей?

— Честно говоря, было бы лучше всего, если б выиграли буддисты, как пишет Пелевин. Вопрос о мирном сосуществовании людей разного вероисповедания, разных культурных традиций — самый горячий вопрос нашего времени. На мой взгляд, мы живём в застойное время, в депрессивное время по сравнению со страстными, бурными 90-ми годами. Тогда очень много интересного происходило. Хотя экономически, если честно говорить, Россия очень пострадала тогда. Наше время — застойно-депрессивное, и это вызывает беспокойство. Многие из лучших и самых умных, на мой взгляд, русских голосов, поддерживающих человеческие и гражданские права и открытое общество, затихли. А некоторые, как Анна Политковская и Анна Альчук, замолчали навсегда. Очевидно, их замолчали. Ростки нового, открытого, безбоязненного общественного самосознания были, в основном, подавлены. Поэтому сейчас — затишье после бури. Но в России всегда будет новая буря, я уверена. Но пока нет ясного правопорядка, пока российское общество управляется новой плутократией и мракобесным национализмом, страна остаётся в духовном смысле пустыней. Россия в этом не одинока, ибо она — часть широкого, общемирового кризиса самосознания. Весь мир погружён в пустоту. Мы в США тоже переживаем это в нашей политической жизни.

— Не только у России, у любой бывшей империи есть ностальгия по своему имперскому прошлому. Это есть и у Португалии, и у Испании, Франции, Англии. Сейчас Америка изо всех сил пытается «хоть немного ещё постоять на краю», хотя ощущается неизбежность заката и этой великой державы. Россия не одна страдает этой болезнью, не так ли?

— Это, действительно, так. Вообще, при всех различиях России и Америки, у наших стран много общего, в том числе и общие болезни. Например, крепостничество и рабовладение. То и другое было отменено, примерно, в одно время. В обеих странах были очень популярны утопические идеи — Чернышевского в России и новоанглийских утопистов в Америке. Позднее обе наши страны верили в свою исключительность, в то, что наш образ жизни — самый лучший. Конечно, всё это давно уже было поставлено под вопрос. В каком-то смысле мы все, кроме Китая, переживаем период постимперский. Это надо понять, с этим надо смириться и смотреть не в прошлое, а в будущее.

 

Взгляд со стороны, из географического далека, позволяет Эдит Клюс, автору книги «Russia on the edge», по-новому описать смятение умов в большой, хотя и не такой большой, как 20 лет назад, России.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки