Театр был большой и важной частью моей жизни как в России, так и в Америке. Я входила в зал в предвкушении чуда и в ожидании любви к тем, кто это чудо будет создавать. И если любовь возникла, я ей не изменяю. В Ленинграде я любила спектакли Игоря Петровича Владимирова, его театр им.Ленсовета, актёров этого театра. И храню верность тем «милым спутникам, которые наш свет своим сопутствием для нас животворили».
Осенью 1973 года меня пригласили в театр имени Ленсовета снять спектакль «Укрощение строптивой». Сижу в зрительном зале, снимаю. Дверь отворяется и сзади меня усаживается Владимиров. В антракте я к нему поворачиваюсь, но он смотрит на меня хмуро, и чуть ли не во весь голос спрашивает у кого-то из работников театра: «А это кто такая?» – «Так это же и есть Аловерт, Вы же её пригласили» – отвечают Владимирову.
На самом деле, мы уже были знакомы. Незадолго до описываемого момента, мы вместе «гуляли» на каком-то банкете во Дворце Искусств. Выпито было, по-видимому, довольно много. Я-то, во всяком случае, хотя бы помню, как мы с Игорем Петровичем притулились к стене в коридоре, и он, держа меня за руку, рассказывал мне какие-то смешные истории. Историй не помню, хотя помню – что смешные. Владимиров не помнил ни самого факта нашего разговора, ни меня.
Затем я снимала спектакль «Дульсинея Тобосская». Заглавную роль там играла Алиса Фрейндлих, ее достойными партнерами были Анатолий Равикович и молодой Михаил Боярский, да и все остальные играли замечательно – спектакль Игоря Владимирова по пьесе Александра Володина был просто превосходный. Позднеe я перешла в театр имени Ленсовета на постоянную работу.
В то время это был один из лучших ленинградских театров, публика его любила, очередь за билетами иногда выстраивалась с ночи. И Это была прекрасная страница моей жизни: мой третий «дом родной».
Я получила возможность снимать Алису Фрейндлих, обожаемую мной актрису, да и вся труппа была богата талантливыми артистами, и я их любила. В этом театре работал тогда ещё молодой Алексей Петренко, один из самых выдающихся артистов, которых я видела в своей жизни. Настоящий природный гений, он был хорош во всём. Я имела счастье видеть и снимать Петренко в роли Свидригайлова.
Перед премьерами я снимала генеральные репетиции, сидя по центру зала. А затем начиналось самое интересное для меня: во время спектаклей я снимала уже из разных мест зала, но больше всего любила стоять в кулисах. Моя «пушка»- «Зенит» с огромным объективом - позволяла фотографировать лица актёров в таком приближении, что каждая самая потаённая эмоция проступала на фотографии. Какое это было наслаждение!
К 1974 году, когда я стала официальным фотографом театра, при театре имени Ленсовета образовался «Молодёжный театр» - Владимиров взял в театр свой последний курс, который он вёл в Театральном институте.
Для них на третьем этаже театра построили Малую сцену – и одновременно на первом этаже театра в комнатке без окна мне оборудовали лабораторию, которую мы называли «Под красным фонарём» (печатать фотографии можно было только при красном свете), поставили цинковые ванны, провели воду, правда, только холодную, руки страшно мерзли во время работы.
Горячую воду в мою бытность провести в лабораторию так и не успели. Увеличитель я принесла из дома свой. С фотобумагой для больших фотографий были проблемы во всех театрах: театры покупали рулоны на Ленфильме, где им продавали бумагу с просроченным сроком хранения. Чтобы получить чёрный фон, чего только я ни придумывала! Хоть ложись всем телом на изображение и зажигай свет, чтобы «засветить» этот фон!
Но всё равно я была счастлива.
Я проявляла плёнки, отбирала кадры, которые мне казались удачными и печатала. Затем приносила их Игорю Петровичу, который в свою очередь отбирал те, которые нравились ему. Я печатала фотографии большого размера, ими завешивали стены фойе рядом с дверью в кабинет Владимирова в 5–6 рядов. Игорь Петрович считал, что зрители, разглядывая фотографии, сделанные на разных спектаклях, могут скорее заинтересоваться репертуаром театра. На здании театра вывешивались тоже большие фотографии, но только те, которые относились к идущему вечером спектаклю. Мои фотографии висели на здании театра и после моего отъезда пока спектакль не сходил со сцены.
Я постоянно печатала по вечерам, в лаборатории меня навещали артисты, у которых был перерыв в репетициях, или даже в антракте во время спектакля. Так во время «Дульсинеи Тобосской», где молодые были заняты в массовках и не всегда присутствовали на сцене, прибегал иногда и Сергей Мигицко и Валерий Доронин, и запах грима наполнял лабораторию...
Валерий Доронин бросался в большое кресло, которое стояло посреди помещения, я проявляла в ванне фотографии, и мы болтали. Радио внутренней трансляции было включено, и внезапно раздавался крик встревоженного помрежа: «Доронин! На сцену! Доронин! На сцену!» И Валерий пулей вылетал из лаборатории.
В книге отзывов на моей выставке в Петербурге в 2003 году, где мне удалось выставить несколько фотографий актёров ленинградского периода, Фрейндлих написала: «...ты останавливаешь мгновения самые-самые и так любя...» Когда-то подобные слова сказал мне Сергей Юрский. Сравнивая лестным для меня образом мои фотографии с работами другого фотографа, он спросил: «Почему? Такой же фотоаппарат, так же щёлкает затвор... Тот же актёр... Почему такая разница?» – «Это всё любовь», – ответила я.
Большое счастье для меня снимать актёра, которого люблю. Тогда между актёром и мной как будто протягиваются незримые нити, я стараюсь уловить и передать высший момент актёрского напряжения, откровения. Мистика!? А любовь – не мистика?
Я вообще и с актёрами в театрах, где работала, была в хороших отношениях, с другими работниками. В Ленсовета я дружила и с секретаршей Владимирова, Милой Нисиновой, и с администратором театра Раей Проскуряковой, и с актёрами молодёжной труппы, да и с самим Игорем Петровичем была в дружеских отношениях. Не могу сказать, что я дружила с Фрейндлих, но наши отношения были тёплые.
С Таней Жаковской, театроведом, в то время работавшей завлитом театра, сохранила дружбу и по сей день. Со своим мужем, скульптором-механиком Эдуардом Берсудским, они создали Кинематический театр «Шарманка» - уникальный механический балет с маленькими деревянными актёрами. Сейчас Таня с мужем живут в Шотландии, где этот театр работает до сих пор в городе Глазго, и мы с ней почти каждый день разговариваем по скайпу.
Моё прощание с театром имени Ленсовета было болезненным. Прежде чем подавать документы на эмиграцию, я сказала об этом Владимирову и предложила, что сначала уйду из театра. Игорь Петрович расстраивался, Мила бегала покупать нитроглицерин. Владимиров говорил: как же так? Ты моя единомышленница! Но не отпускал из театра и заверял, что я буду работать у него до дня отъезда.
Сначала он так и держался, подчёркнуто дружески, даже рассказывал, как вечером того же дня, когда я впервые пошла в ОВИР, к нему на спектакль пришли два «куратора» из КГБ. После спектакля сидели у него в кабинете, пили коньяк. Игорю Петровичу хотелось скорее уйти домой, поэтому он напрямую спросил: «У меня один человек собирается в Израиль...» – «Мы знаем, – ответили ему, – это Аловерт» – «Должен ли я её отговаривать?» - поинтересовался Владимиров. – «Ни в коем случае, весь её путь вёл её к этому». Тогда мы оба посмеялись над этим разговором. Затем на Владимирова стали явно оказывать давление, он стал нервничать, я это поняла и, напечатав фотографии к гастролям театра по стране, уволилась.
Директор театра был просто в обморочном состоянии: он только что поступил на работу и приказ о его назначении ещё не был подписан. Он звонил в КГБ, спрашивая, не нужно ли меня уволить? Ему ответили: «Нет. А не то они только до Вены доедут и начинают жаловаться, что мы их притесняем». Директору страшно хотелось сделать мне какой-нибудь «втык», но и это ему не разрешили.
Актёры театра относились ко мне подчёркнуто хорошо. «Под красным фонарём» я устроила и отвальную, уходя из театра. В тот вечер в театре был какой-то банкет, но я на него не пошла, а желавшие попрощаться со мной набились в лабораторию. Кто из них был «стукач», не знаю. Но на следующее утро в кабинет директора, где сидел и парторг театра, начали вызывать провожавших...
Режиссёра Фиму Лифсона, который тогда что-то ставил в театре, директор патетически вопрошал: «Вы, еврей, пошли на проводы человека, который уезжает в Израиль (все эмигрировали по израильской визе)! Вы что, в Польшу с театром не хотите поехать?» На мою верную подругу Милу директор и парторг просто кричали. Мила в слезах пошла к Владимирову, и Владимиров, ценивший её преданность театру, накричал на директора. Директор перед Милой извинился.
А Рая, главный администратор театра, которая, по-моему, не боялась никого и ничего на свете, строптиво возразила: «При чем здесь Израиль!? У Нины ещё нет разрешения на выезд. Мы провожали человека, который уволился, с которым мы несколько лет вместе работали. «Скажите ей, – ответил директор, – чтобы она в театр больше не приходила». Рая тут же мне позвонила, передала весь разговор и добавила: «Нина, приходи на спектакли в любой момент, я тебе сделаю билет». Но я больше на спектаклях не появлялась, чтобы никого не ставить в неудобное положение. Со своими друзьями из театра я виделась вне его стен, с Раей – в администраторской.
Игоря Владимирова я перед уходом не видела, но к Алисе Фрейндлих пришла в грим-уборную после её спектакля попрощаться. Подарила ей фотографии... Алиса при всех меня обнимала и говорила: «Я надеюсь, что ты на нас не в обиде, не обижайся на Игоря Петровича, его запугали».
За что мне было обижаться на Игоря Петровича? А когда я стала приезжать в Ленинград (Петербург), мы встречались с ним, как старые друзья. На одном из маленьких альбомов, изданных театром в те годы, где на обложке была опубликована моя фотография, Игорь Петрович написал: «Нине на добрую память с различными многочисленными чувствами».
В моей памяти при упоминании имени Владимирова возникает картина, которую я не раз наблюдала: утро, тёмное зрительское фойе, слегка поблескивают колонны. Из дверей кабинета появляется высокий, красивый, седой человек и медленно на длинных, как будто не гнущихся ногах идёт в буфет, выпивает пятьдесят граммов коньяку и отправляется на репетицию.
Добавить комментарий