Где я любил стричься?
Приходишь в обычную парикмахерскую, садишься на стул рядом с гардеробом и ожидаешь своей очереди. И вот она подходит, остался всего один человек. Но он почему– то пропускает тебя вперед – ждет СВОЕГО мастера, пока тот не освободится. И ты идешь к кому попало.
На самом же деле, тут еще одно обстоятельство. Тот ОСОБЫЙ мастер (или мастерица), помимо всего прочего, а, может быть, это и есть самое главное, разговаривает во время работы не со своими коллегами по парикмахерскому цеху, а лично с тобой. Остальные же мастерицы стрижки и укладки увлеченно над твоей головой щебечут только друг с другом о своих немудреных приключениях или заботах.
Кстати, интересно, что доярки, когда корову доят, не переговариваются между собой через весь зал о том, как Васька вчера пьяный домой ввалился, а ласково с коровушкой беседуют. И когда собак стригут, то мастера собачьих причесок их постоянно успокаивают, поглаживают, похлопывают, а не болтают с их хозяевами.
А вот в парикмахерской мастерицы друг другу на соседей по квартире жалуются, или рассказывают каким неудобным оказался дорогущий французский лифчик и сообщают, что парни из соседнего гастронома оказались жуткими козлами – угостили всего-навсего в шашлычной солянкой, а капризов и причуд потом будто осетриной с икрой кормили.
Как-то я попытался по-дружески и непринужденно к их содержательному разговору подключиться, надеясь на то, что в самых разнообразных компаниях это неплохо у меня выходило, так меня они живо одернули:
- Клиент, вы работать мешаете!
И я живо угомонился.
Но зато всегда мне настойчиво предлагали в завершение «Шипром» голову освежить, а, услышав отрицательный ответ, резко сдергивали с шеи салфетку и:
- В кассу тридцать пять копеек! Следующий!
Вот поэтому и стригся я чаще всего в гостиницах, вернее, в небольших уютных парикмахерских при гостиницах. Там, как правило, в зале стояла всего пара видавших виды кресел, а мастера работали по очереди – сегодня один с утра, а другой с вечера, или наоборот. И там уж все с мастером сам обсудишь – и кино, и литературу, и молодежь. Работает он с тобой тщательно, все уточняет – как лучше. Уходишь с хорошим настроением, довольный. И рубль лишний за такую работу не жалко заплатить.
Одеколончиком освежить?
- Височки косые будут?
- Нет, прямые оставьте.
- Вы так и не договорили, вы - писатель?
- Совсем наоборот!
- Что-то не получаются прямые. Если по ушам равнять, то один висок ниже выходит.
- А если по горизонтали?
- Тогда по ушам не одинаково выглядит... Но я не понял, что значит «писатель наоборот». Это что, читатель, что ли?
- Нет, не читатель!
- А сверху покороче?
- Да.
- Вот так?
- Примерно.
- Значит, вы и не читатель, и не писатель. Тогда кто?
- Я - литературный критик.
- А... понял. Вроде Белинского? На висках еще потоньше снимем?
- Да, побольше возьмите. Ага, почти как Белинский.
- Тогда вы мне объясните, я никогда этого не понимал...
- Охотно объясню.
- Вот почему бы критикам не встретиться с писателем еще до написания им романа и заранее не обсудить, что и как писать?
- Ну-ну, интересно. Продолжайте.
- Вот они бы всё заранее обсудили, пришли к общим выводам, чтобы потом ничего не надо было критиковать.
- Все равно нашлись бы другие критики, с которыми еще не обсуждали.
- Так можно собрать всех критиков и всех писателей заранее. И всем всё обсудить. Прийти, как говорится, к консенсусу. В мировом масштабе. А потом уже и писать садиться.
- Да, интересно...
- А почему же это вам самим-то в голову не пришло? Одеколончиком освежить?
- Освежите! А вы давно до этого додумались?
- Да еще со школы. Меня тогда вызвали по Белинскому спросить что-то. Я училке и говорю, что, мол, кто умнее был - Пушкин или Белинский?
- А она?
- А побриться заодно не хотите?
- Нет. Так что она ответила?
- Да ничего. Не нашлась, что ответить. Просто двойку поставила.
Фенчиком подсушить?
Добавить комментарий