“Поющие мельницы”- спектакль о Соломоне Михоэлсе

Ах, как грустно было жить так долго без театра… Пандемия – испытание, через которое прошли те, кто выжил, вынудила более двух лет скучать по нему. И вот понемногу началось возвращение к обычной жизни, а с нею и к концертно-театральной.   Нью-Йоркская театральная компания  с незнакомыми именами оповестила русскоязычный мир в Америке о гастролях по стране со спектаклем “Поющие мельницы”.  Заглавие чудесное. 

0f590000-0aff-0242-0681-08da4988aa90_w1023_r1_s.jpg

Пьеса посвящена  великому еврейскому актеру и режиссеру театра ГОСЕТ- (Государственный Еврейский Театр), игравшему на идиш в  Советском Союзе, Соломоне Михоэлсе.  Имя её автора – Роман Фрейд. Столь примечательная фамилия позволяет предположить, что её носитель  изобретательно что-то в ней изменил для достижения вполне понятного эффекта, не каждый может щегольнуть такой фамилией! К тому же он - актер и исполнитель роли выдающегося актера ГОСЕТа Вениамина Зускина.

  Имя  израильского режиссера и актера  Геры Сандлера - постановщика пьесы  знакомо благодаря передачам RTN.  И многие могли видеть фильмы с его участием.

Имена актеров   неизвестны, но  уже с самого начала  спектакля  видно, что они молоды,   что они – профессионалы, что они могут сформировать постоянную театральную труппу. 

 И, наконец,  например, в Бостоне спектакль должен был быть показан в небольшом чудесном  помещении MODERN  THEATER при SUFFOLK UNIVERSITY, расположенном лучше не бывает, в Down Town Бостона. Билеты на первый спектакль были проданы мгновенно,  на втором зал был также заполнен до отказа: партер, балкон, ярусы.

Итак, действие началось вместе с подхлестывающими праздничными театральными  мелодиями, вначале напомнившими о песенке из “Синей птицы”, потом из вальса к “Турандот”, потом что-то в духе фрейлексов…

Сцена открыта и на ней в беспорядке разбросаны вещи - чемоданы, какая-то утварь, что-то предугадывающее предстоящую дорогу… Деревянный  высокий щит в глубине -  он и стена вагона, а впоследствии и стена кухни, на которой собираются уже в Москве обитатели квартиры Михоэлса - участники его труппы и его жизни. Сценограф – и художник по костюмам  Женя Шехтер. И вот уже застучали за сценой колеса поезда, небольшая группа пассажиров  качнулась и едва не попадала…. Кто эти путники? 

С правого края женщина с грудным младенцем, повязанная платком, закрывающим лицо, персонаж из толпы, беженка… В центре пара - молодые женщина и мужчина, принимающие картинные позы, репетирующие вслух какие-то фрагменты из пьес. Они едут из Киева в Москву к Михоэлсу в надежде быть принятыми в его театр.  Если в ней-Жене  - Маргарите Меркурьевой сразу очевидно актерское дарование,  нежная пластика, трогательные жесты рук, то её партнер Чечик – Гера Сандлер, принимающий участие в своей постановке и как актер, намеренно акцентирует его провинциальную пафосность, выспренность, ходульность. На что сможет рассчитывать его персонаж? 

Это первый сценический знак вопроса… Ответ на него станет очевиден во втором действии.

Каждый последующий  эпизод идет в динамике смен, в контрастах, в пластических  зарисовках мизансцен. И вот Москва, и на сцене появляется ненадолго представительный Алексей Грановский - Андрей Кузнецов - основатель  ГОСЕТа, очень скоро ставший на одной из первых гастролей театра за рубежом невозвращенцем, что и  спасло ему жизнь. А его место по праву занял Соломон Михоэлс. В спектакле роль Михоэлса играет Дима Коан.

Небольшое отступление: когда  в пьесе и на сцене появляется известная историческая  личность, на создателя образа  ложится огромная ответственность. Ведь представление о нем у современного зрителя, скорее всего,  не очень сведущего, формируется на основе того, что говорит и как говорит актер. И я понимаю, как сложно Диме Коану, внешне не  имеющему    ничего общего с обликом Соломона Михоэлса,  убедить публику ему поверить. Но в актере  есть пружина, нерв, что позволяет ему завладеть вниманием зала. И все же, при всей динамике,  гротескности, даже шаржированности в воплощении образа великого актера, в моем восприятии самым глубоким и убедительным был один эпизод. Это небольшой монолог предельной искренности.  В репертуаре ГОСЕТА имелась инсценировка романа Менделя Сфорима  “Путешествие Вениамина 3-го в святую землю”. Герой повести  сильно затосковал в своей беспросветной жизни  тоскливого местечка-еврейского штетла - и возмечтал отправиться  в святую землю, в Палестину. Вместе с другом он решился уйти из дома, бродяжничать и в итоге своего благого порыва напарывался каждый раз на ситуации, которые могли стоить ему жизни. Но пока он не знает об этом, он мечтает. Монолог о мечте, о других краях, о красотах земли и о “ПОЮЩИХ МЕЛЬНИЦАХ”- вот откуда  название спектакля -  стал самым сокровенным мгновеньем спектакля. Ничего не помешало: ни нажим, ни наигрыш. Были слова в тишине. Был взгляд в зал в тишине.  Все же о чем рассказано в пьесе? 

0f590000-0aff-0242-ccc6-08da4989a1a6_w650_r0_s.jpg

Не о театральной судьбе Михоэлса, не о времени, в котором ему выпало жить, а о закулисье его существования. О том, что муж он был неверный, что поступившую к нему в театр Женю он увел от мужа, что жену заставил ревновать и страдать, что причинил горе Чечику, оставшемуся ему преданным, несмотря на уведенную от него жену, о том, что дальше после смерти жены он увлекся другой женщиной, Женя отошла куда-то в никуда, а на её месте появилась новая будущая жена…  В интервью, данном Герой Сандлером Олегу Сулькину, он говорит, что пьеса построена на творческих исканиях героя и не касается времени сталинских репрессий.

У меня вопрос к автору: а можно изъять Михоэлса из того трагического времени, поместить в вакуум его личной, как выясняется, не безгрешной жизни, и предоставить ему думать перед лицом приближающейся уже занесенной над ним адской губительной машины смерти, что причиной всему его актерское тщеславие, что оно - расплата за его участь? 

В таком осмыслении исчезает подлинный трагизм судьбы Михоэлса.

Зрители проводят время  с ним и его близкими - и не ощущают атмосферы времени 30-х- 40-х годов с репрессиями  и  расстрелами.  Это намеренно по замыслу Р. Фрейда. Но разве это справедливо по отношению к Соломону Михоэлсу? 

Да, костюмы женщин выдержаны в стиле эпохи. 

Да, на коммунальной кухне собираются обитатели этого скромного жилья, в котором проблема купить  табурет… Денег постоянно нет.

Да, в этих людях еще не вытравлена душевная потребность радоваться.

Через детали быта и настроения, через шуточки и танцевальные па  время все-таки вырисовывается.

Но почему нет в нем  той тревоги, которой были охвачены все, кто знал о ночных воронках? 

Успех постановок Михоэлса был ошеломительный. На них  приходила публика,  не только  говорившая на идиш и хлынувшая в Москву из местечек, после того,  как Октябрьская революция это позволила, но и выдающиеся мастера  советского русского театра: Александр Таиров и Алиса Коонен, артисты МХАТА, английский режиссер Гордон Крэг…

А  после ВОВ почти сразу над театром сгущаются тучи и еврейская публика начинает бояться ходить в ГОСЕТ. И уже подготавливается вся история разгрома Еврейского Антифашистского комитета,  и уже нет благосклонности Сталина к Михоэлсу, сумевшему осуществить важнейшую миссию: привезти деньги из Америки в помощь стране и армии…И, если мне ответят,  что все это хорошо известно всем, то  я отвечу: нет, неизвестно! Неизвестно многим!

Попробуйте в антракте пройти по рядам зрителей  нынешнего поколения в эмиграции, да и к пожилым людям с микрофоном и вопросом  о судьбе Михоэлса, вы убедитесь, что  о нем слышали, но не знают, что его убили, причем чудовищно.

Актриса ГОСЕТа Этель Ковенская рассказывала, что  при  закрытии театра  постановлением правительства на сцену варварски были  сброшены эскизы М. Шагала и по ним ходили люди в сапогах. Вот трагедия расправ с художниками…  Узнав из официального сообщения о  гибели Михоэлса в автокатастрофе, она закричала: “УБИЛИ!” Она все понимала. И этот вырвавшийся у неё крик мог и её подставить под расправу. И все вокруг понимали, в какое время репрессий живут. Как воскрешать жизнь Михоэлса, не коснувшись того, что  было его биографией, его временем, его участью? Забытой, вычеркнутой оказалась и музыка композитора Пулвера,  сочинявшего для спектаклей… Этого нет в пьесе даже намеком.

Все ли просвещенные зрители знакомы с портретом Соломона Михоэлса кисти Натана Альтмана? Не уверена. Зато уверена, что проецирование этого портрета  на той же деревянной выгородке в  глубине сцены  не повредило бы совершенно непохожему на него Диме Коану  в этой роли. Реальность и условность в театре совмещаются.

Я понимаю, что рецензируя спектакль и пьесу, должна говорить о том, что в них было, а не о том, чего не было. Да и пришла я на спектакль  с   ожиданием счастливого слияния с происходящим на сцене. И мне  как зрителю все и всё  понравилось.

И Гера Сандлер – Чечик, ставший печальным и примиренным с жизнью, сумевшим личную обиду не  перенести на отношение к высокоталантливому Михоэлсу,  поднявшимся  над своей душевной болью… Признаюсь, на мой взгляд, он свою роль провел в настоящем драматическом развитии, превосходя и Диму Коэна-Михоэлса, и Вениамина Зускина – Р. Фрейда…Жаль, что в пьесе последние двое не предстали в сыгранных их персонажами  ролях…. Хотя бы фрагмент из “Короля Лира” да еще на идиш!

Или фрагмент из “Блуждающих звезд”, где роль Рейзеле сыграла 15-тилетняя Этель Ковенская. Если речь идет о жизни Михоэлса в вакууме его творчества,  то творчества бы и хотелось… В чем ГОСЕТ   поднялся в своем театральном искусстве над маленькими бродячими  еврейскими театральными труппами? Ни слова.

 А на сцене   замечательно воплощены оказались  все  женские образы, каждая  в своем характерном рисунке.

Терпеливая и,  наконец, поднявшая голос протеста первая жена Сара - Елена Шмуленсон, очаровательная и отодвигаемая, устраняемая постепенно Женя - Маргарита Меркурьева,  острая, независимая и в итоге  подчинившаяся Ася (вторая жена)  – Аня Зицер, преданная домработница Эля, долго молчавшая и однажды высказавшая  звонким голосом все, что на сердце,- Гала Орловская…

Своя минута славы была и у  каждого   исполнителя. А. Грановский   - А. Кузнецов представал аристократическим господином. В. Зускин – Р. Фрейд по своей манере держаться  мог бы выступать и на сценах берлинских  кабаре того же периода....

Ресторанный  спутник Аси   Левидов – Сергей Нагорный предстал также колоритным завсегдатаем злачных мест, хотя стал еще одним брошенным  мужчиной  ради Михоэлса…

Хороший  спектакль,  в котором   всех участников объединяет чувство братства.  Это всегда ощутимо! И всех участников хотелось бы поблагодарить. Прошу прощения, что не называю все  имена, перечисленные в программках.

5554.jpg

И все же…Воспевая талантливого Соломона Михоэлса,  автор из уважения  к трагической его участи  и ужасом перед  страшным временем  сталинского террора  должен был   эти факты обозначить.  Я убежден:  Михоэлс не принадлежит каждой эпохе, каждой стране, каждому времени. Он - сын еврейского народа, он – человек - национальное сокровище, и он жертва замышленного Сталиным убийства. Без этого контекста времени не может возникнуть понимание трагедии у нынешнего поколения, живущего в другой стране.   Если ничего не рассказать, то от современного зрителя ускользнет представление об ужасе и опасности, о кровавой жатве эпохи сталинского террора. Более того, происходящее ныне в России позволяет видеть, что подобная трагедия повторяется. Взгляните и на судьбы талантливых российских актеров, сказавших войне – нет.

Если есть у меня возражения, то они относятся только к пьесе,  потому что не касаясь прошлого, она и не адресуется  к настоящему. Ассоциации могли бы возникнуть мощные.

Когда из афиш в Москве ныне изымаются имена режиссеров, ставших неугодными правительству, разве это не то же самое, что изъятие из фильма “Цирк”  Соломона Михоэлса в эпизоде с колыбельной чернокожему младенцу? 

Вспоминаю оставленный на сцене чемодан. Как выяснилось - реальный свидетель прошедшего.  Переданный закройщиком из Бруклина Михоэлсу с двумя шубами  как подарок тем, кто станет его убийцами.  Реальный артефакт, возвращенный в Америку Семеном Рудяком.  Немой свидетель   того, о чем умолчал автор пьесы.