Не в первый раз члены украинской делегации формулировали свои условия перед представителями стран Четверного союза.
Речь об украинских пожеланиях заходила еще до 9 января - начала очередного этапа мирных переговоров - на неформальных встречах первой четверки украинской делегации с генералом Гофманом и офицерами его штаба. Кроме районов Холмской губернии, украинская делегация называла, в частности, еще и районы Восточной Галиции и Подляшья - историко-географической польско-белорусской пограничной области. Гофману стоило большого труда уговорить украинцев ограничить требования одной Холмской губернией, но с приездом в Брест всех членов украинской делегации разговор о Восточной Галиции и Подляшье возник вновь. Появились и экономические вопросы. Мало того, что все проблемы были сложны, но еще и диалог между сторонами вначале шел трудно, в том числе и по чисто лингвистической причине.
Так, директор Экономического департамента МИДа Германии Иоганнес 11 января 1918 г. в секретной и очень срочной телеграмме сообщал из Бреста в свое министерство, что «представители украинского правительства проявили большой интерес к народнохозяйственным вопросам» (Советско-германские отношения. С. 210), но, к сожалению, «обмен мнениями с украинскими делегатами очень осложнен, так как они плохо понимают немецкую и французскую устную речь, и поэтому с ними приходится общаться только письменно» (там же).
Но главным источником трудностей были не экономические и лингвистические причины, а разногласия по территориальному вопросу.
Категорическим противником широких украинских требований был министр иностранных дел Австро-Венгрии. Возможные украинские территориальные приобретения должны были произойти за счет его страны и тем самым осложняли отношения австро-венгерского правительства с польским населением.
Уже в первые дни очередного этапа мирных переговоров министру пришлось пресечь претензии Украинской Народной Республики на восточную Галицию: «Об этом мы не стали и говорить» (Чернин. С. 258).
Тем не менее, делегация оппонентов продолжила переговоры с украинскими представителями по территориальному вопросу в надежде на компромиссный вариант. Посредниками между украинской и австро-венгерской делегациями выступили представители Германии.
Секретная встреча украинской и германской делегаций, состоявшаяся 13 января, и была свидетельством такого посредничества. На встрече, как сообщал в МИД Германии посланник Розенберг, украинская делегация изложила свои требования, видимо, не отступив в них ни на шаг по сравнению с первоначальными условиями. Это предположение следует из того, что на следующий день, 14 января, уже статс-секретарь Кюльман сообщал в МИД Германии «о трудностях, с которыми он столкнулся на переговорах с украинцами» (L'Allemagne. р. 261).
При этом особенной свободы маневра ни у украинской делегации, ни у делегации оппонентов не было. После слов Чернина о том, что формальное признание Украинской Народной Республики странами Четверного союза произойдет только после заключения отдельного договора, в Киеве осознали, что в территориальных требованиях надо чем-то поступиться. В то же время в Берлине, и особенно в Вене, надеялись в случае достижения компромисса с украинской делегацией по территориальной проблеме, урегулировать и экономические отношения. В первую очередь поставку из Украины продовольствия, значительные запасы которого там действительно имелись.
Морская блокада, введенная странами Антанты, привела к тому, что в Австрии в ближайшие недели мог разразиться настоящий голод. Немногим лучше было и положение с продовольствием в Германии. В обеих странах нарастала волна недовольства, ширилось забастовочное движение, то и дело возникали беспорядки, которые Совнарком (в очередной раз читай: Ленин) готов был принять за начало столь желанной мировой революции. И, соответственно, готов был оттягивать заключение мира.
Австро-венгерские и германские руководители это отчетливо сознавали. Австрийский министр иностранных дел телеграфировал по этому поводу лично австрийскому императору Карлу I: «как только русские парламентеры заметят, что у нас приближается революция, они откажутся заключать мир, потому что все их расчеты построены именно на этом факторе». (Чернин. С. 257).
Украинская делегация видела в создавшихся в Вене и в Берлине ситуациях несомненную выгоду для себя, а потому проявляла неуступчивость в территориальном вопросе, настаивая на своих первоначальных условиях.
На утреннем заседании политической комиссии 15 января Кюльман заявил откровенно, что «между Украинской и другими делегациями происходит известный обмен мнениями, который, быть может, останется не без влияния на решение вопроса о территории» (Мирные переговоры. С. 107), по-видимому, имея в виду, в частности, и секретную встречу 13 января. А затем предложил обсудить пункт «об общих политических предпосылках, при соблюдении которых должна решаться государственная судьба территорий и наций» (Там же).
Быть может, Троцкий каким-то образом еще до заявления Кюльмана 15 января, узнал о встрече украинской и германской делегаций 13 января, но выжидал, надеясь услышать что-нибудь в официальном порядке. И вот Кюльман сделал тайное явным, скорее всего умышленно. Делегация оппонентов рассматривала украинскую делегацию, как рычаг давления на представителей Советской России.
Троцкий решил письменно дать понять Голубовичу, что русской делегации известны шаги украинских представителей и что эти шаги она рассматривает как предательство общего дела на переговорах, хотя украинская делегация не считала себя связанной с русской делегацией общим переговорным делом, а наоборот, - все время настаивала на своей самостоятельности.
Сначала Троцкий констатировал в письме, что еще 8 января до открытия официальных заседаний между украинской и русской делегациями состоялось некое соглашение, продиктованное объективным положением и диктующее «единство действий» (Мирные переговоры. С. 248). Как тут не вспомнить ремарку русского военного консультанта, что встреча 8 января прошла для того, чтобы «договориться и размежеваться» (Фокке. С. 235).
По дальнейшему ходу переговоров можно было видеть, что договориться не удалось, случилось скорее размежевание. Но Троцкий почему-то интерпретировал результат прошедшей встречи украинской и русской делегаций 8 января как достижение соглашения.
Такая интерпретация позволила Троцкому далее утверждать, что украинская делегация разрушает смысл этого соглашения «против общих врагов» (Мирные переговоры. С. 248), ведя с ними переговоры за спиной русской делегации и, «вопреки нашему настоянию и первоначальному собственному обещанию не показывает нам протоколов этих переговоров» (там же).
Стоит обратить внимание на лексику председателя русской делегации: не партнеров по переговорам, нет, - «врагов».
Исходя из интересов трудящихся масс Украины и России, Троцкий снимал с русской делегации всякую ответственность за переговоры украинской делегации в Бресте и предупреждал Голубовича, что обратится к Харьковскому ЦИКу для ограждения этим органом интересов Украинской Народной Республики «от беспринципной и предательской закулисной игры делегации Генерального Секретариата» (Мирные переговоры. С. 249).
Почему к Харьковскому ЦИКу? По мнению Троцкого, этот орган «имеет в настоящее время несравненно больше прав представлять Украинскую Народную Республику, нежели Киевская Рада» (там же).
На самом деле, у Троцкого не было оснований для такого вывода: Центральная рада пользовалась значительной поддержкой украинского населения, и не только интеллигенции или буржуазии от мелкой до крупной, но почти всего крестьянства, и даже части рабочего класса. Но в промышленных центрах Донбасса, среди представителей русского пролетариата, большевики имели превалирующее влияние, и эта часть населения тяготела к Советской России. Харьковский ЦИК опирался в основном именно на русский пролетариат и на части Южной группы советских войск. Не на украинцев, а на чужаков, с точки зрения Киева, и из-за этого противостояние между Центральной радой и Совнаркомом стало постепенно приобретать еще и национальный оттенок.
Вернемся к письму Троцкого Голубовичу.
Если, как писал Троцкий, русская делегация до поры и не протестовала против участия украинской делегации в переговорах, «то исключительно в надежде на то, что перед лицом общего врага (опять лексика. – Ю.П.) поведение Ваше будет построено на элементарных демократических принципах» (там же).
А поскольку политика Киева в международной и внутренней сферах якобы построена на предательстве демократии (кто бы говорил, только не большевики) и закулисных сделках, «мы считаем необходимым показать, что Вы и по фактической своей силе совершенно не вправе говорить от имени независимой Украинской Республики» (там же).
Обвинение Троцким украинской делегации в закулисных сделках, учитывая секретную встречу 13 января между украинскими и германскими представителями, было не лишено оснований, но сделка, как таковая на этой встрече не состоялась, было только обсуждение условий.
Троцкий, надо полагать, придумал, как показать Центральной раде ее «фактическую силу» на дипломатическом, и на военном фронтах, потому что либо в тот же день, 15 января, либо на один день раньше, послал Ленину письмо с изложением некоего плана, направленного против Центральной рады. Не доверив письмо телеграфу, Троцкий, вероятно, послал его в Петроград с курьером.
И пока курьер добирается до Петрограда, у нас есть возможность познакомиться с ответом Голубовича на письмо Троцкого. Скорее всего, председатель украинской делегации написал его в тот же день, 15 января, и тогда же Троцкий и получил его.
Голубович назвал тон обращения Троцкого грубо-демагогическим, а само обращение - заслуживающим полного игнорирования, если бы оно не было опубликовано. А потому «наш ответ Вам адресуется обществу, которое, на зная настоящего положения вещей, может быть введено Вами умышленно в заблуждение» (там же).
Далее Голубович отверг обвинение Троцким украинской делегации в разрушении соглашения от 8 января: оно не состоялось по вине русской делегации, связавшей свое поведение по отношению к украинской «с поведением Ваших соратников в Петрограде, - в отношении Генерального Секретариата» (там же), когда русская делегация исключила перед заседанием 9 января «половину текста декларации, принятой нами сообща накануне» (там же).
Украинская делегация, подчеркнул Голубович, является самостоятельной делегацией, а потому не считает нужным принимать участие в заседаниях вместе с русской: «в то время, когда Вы ведете самостоятельно переговоры относительно границ на севере, - мы ведем такие же переговоры о границах, соприкасающихся с нашей Республикой» (там же).
Принципы демократического мира не являются монополией русской делегации. Им следует и украинская делегация. Обе они не ведут переговоров за спинами друг друга, «и никто Вам не мешает присутствовать на наших заседаниях, - они открытые» (там же).
Если же говорить о защите жизненных интересов трудящихся масс Украины, то еще вопрос, кто их больше защищает: украинская делегация или русская, «и мы поражены Вашей претензией брать на себя публичную ответственность за наши переговоры» (там же).
Поведение украинской делегации, продолжал в своем письме Голубович, построено на истинно демократических принципах, она не выносила острых внутрироссийских разногласий на глаза делегаций противников (другая все же лексика – не врагов), хотя она могла бы это сделать, «когда Вы на заседании от 15 января явно и умышленно извращали факты нашей внутренней жизни» (Мирные переговоры. С. 250).
Что же до нелепого и смешного обвинения украинской делегации в предательстве, то оно скорее должно быть возвращено к русской делегации, «ибо острая по форме полемика с немцами нисколько не может скрыть фактического положения вещей, то есть сдачи Вами одной позиции за другой» (там же).
Последнее утверждение Голубовича было все же натяжкой, но мы не будем слишком углубляться в тонкости брестских переговоров. Нам важен взгляд председателя украинской делегации на соотношение «фактических сил» на Украине: ЦИКа и Генерального Секретариата.
С точки зрения Голубовича, так называемый ЦИК в Харькове – «кучка убежавших из Киева большевиков, которых Съезд Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов на Украине морально принудил скрыться» (там же). Теперь эти люди, под защитой частей Южной группы советских войск, инсценировали «второй съезд украинской демократии без украинцев» (там же). На самом же деле фактическую и формальную юридическую силу на Украине имеет Генеральный Секретариат, «который со значительно большим правом может говорить от имени Украины, чем Народные Комиссары от имени остальной России» (там же).
Акцент Троцкого на «фактическую силу» в письме Голубовичу был очевидным намеком на возможное в дальнейшем развитие отношений между Украиной и Советской Россией. Предвестником этого явилось возобновление 15 января наступления частей Южной группы советских войск на востоке Екатеринославской губернии. Пока вроде бы против Каледина, а заодно и против поддерживающих его небольших украинизированных частей. Но при этом с организацией на западе Екатеринославской губернии хоть какой-то защиты против возможных действий относительно крупных войсковых соединений Центральной рады.
Ближайшими целями Южной группы советских войск на востоке Екатеринославской губернии были захват Александровска, как важнейшего железнодорожного узла, и городом Юзово, как главным промышленным центром всего Донбасса. Тем самым командование группой предполагало вбить клин между Украинской Народной Республикой и Областью Войска Донского, чтобы прервать всякое сообщение между этими двумя регионами бывшей Российской империи.
После того, как 15 января частями Южной группы советских войск был взят Александровск, на территории Екатеринославской области против Центральной рады можно было временно ограничиться «лишь заслоном» (Антонов. С. 128) и заняться «разоружением украинизированных частей и разрывом сообщений Украины с Донбассом и Доном» (там же).
На очереди было овладение городом Юзово. Стратегическая обстановка диктовала необходимость сделать это, как можно быстрее, чтобы окончательно закрепить за Советской Россией район Донбасса, а затем действовать в двух направлениях: на восток против Каледина и на запад – против Центральной рады.
Юзово еще не был взят, когда Ленин 16 января 1918 г. получил от Троцкого письмо с планом, направленным против Центральной рады.
Использованные источники:
1. Антонов: Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. 1. – М.: Редакционный Совет, 1924.
2. L'Allemagne: L'Allemagne et les problemès de la paix pendent la premiere guerre Mondial. Documents extraits des archives l'Office allemande des Affaires étrangerès, pub. et ann. par A. Sherer et J. Grunewald. Liv. III. De la revolution Sovietiqe a la paix de Brest-Litovsk (9 novembre 1917 – 3 mars 1918). - Paris, 1976.
3. Мирные переговоры: Мирные переговоры в Брест-Литовске с 22/9 декабря 1917 г. по 3 марта (18 февраля) 1918 г. Т. 1. Пленарные заседания. Заседания политической комиссии / Полный текст стенограмм под ред. и с примеч. А.А. Иоффе (В. Крымского), с предисл. Л.Д. Троцкого. – М.: Издание Народного Комиссариата Иностранных Дел, 1920.
4. Советско-германские отношения: Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до Рапалльского договора: Сб. док. Т. 1. 1917 – 1918. – М.: Политиздат, 1968.
5. Фокке: Фокке Д.Г. Брестский мир. На сцене и за кулисами Брестской трагикомедии. – М.: Кучково поле, 2017.
6. Чернин: Чернин О. В дни мировой войны. - М.-Петроград.: ГИЗ, 1923.
Продолжение следует
Добавить комментарий