Град опасен лишь для хилых,
А для сильных - нужен он!
Евг. Евтушенко
Путь Эдуарда Колмановского к песне был не прост. Он получил вполне академическое образование в классе профессора московской консерватории В.Я. Шебалина, где ни о каких песнях не упоминалось. Но уже в это время отец увлекся творчеством молодого Хренникова, развивавшего традиции городского романса. Несколько позже, когда Эдуард Колмановский стал музыкальным редактором на радио, ему приходилось заниматься самой разной музыкой, в том числе и песнями, к которым он всё больше тянулся. К этому времени относятся его первые робкие композиторские попытки в этом ранее не свойственном ему демократическом жанре. Однако всерьёз заняться сочинением не было времени. К тому же его могли упрекнуть в злоупотреблении служебным положением.
Лишь много позже в работе над музыкой к мхатовской «Двенадцатой ночи» композитор окончательно определил песню как магистральное направление своего творчества. В немалой степени этому способствовала встреча с Владимиром Трошиным, исполнявшим в спектакле роль Шута с несколькими песнями, одна из которых - «Поздно ночью» (стихи П. Антокольского) - приобрела известность, стала исполняться по радио и в концертах. Вскоре после выхода спектакля Э. Колмановский написал песню «Тишина» (стихи В. Орлова) уже специально на Трошина - и не ошибся. В его исполнении песня приобрела огромную популярность. Можно сказать, что артист и композитор открыли друг друга для песни. Ведь до этого Трошин пел только в спектаклях.
Всё это происходило во второй половине 50-х годов, то есть во времена хрущёвских послаблений, и самую значительную песню отца - «Я люблю тебя, жизнь!» (стихи К. Ваншенкина) - часто называют эмблемой оттепели - и потому, что там нет никакой идеологии и потому, что она полна подлинного, небутафорского оптимизма.
Но на самом деле государственные и партийные установки в искусстве оставались достаточно жёсткими, особенно на радио и телевидении, поскольку это самые мощные и эффективные средства массовой информации. «Я люблю тебя, жизнь!» с трудом добралась до эфира и долго подвергалась критике за абстрактный гуманизм и минорные, не слишком призывные интонации.
Перед Колмановским, пришедшем в песню уже сложившимся служителем муз, преданным идеалам высоко искусства, встал вопрос: как остаться верным завету Пастернака «цель творчества - самоотдача» и не впасть в конформизм, если начальники от искусства не упускали случая заявить, что они не признаЮт таланта ВООБЩЕ? Ведь судьбы песен особенно зависели от беспощадной радио- и телецензуры! То есть невозможно было развиваться, не отвечая призывам партии затрагивать в творчестве определённые темы.
При весьма скептическом отношении к совдепу, Колмановский не стал в ряды т. н. «гимнюков», но, будучи по природе лириком, всё же сумел охватить самый широкий круг тем, касающихся общественной жизни. Как же удалось Эдуарду Колмановскому создать столько песен, ставших, говоря словами Гоголя, «звонкой летописью» своего времени? Как он преодолел недоверие слушателя к темам, скомпрометированным окриками сверху и угодливыми, полными лживой риторики опусами «гимнюков»?
Отец писал только о том, что его действительно волновало, работал убеждённо и искренне, всегда в полную силу своего таланта. В этом состоит секрет долголетия его песен. Из тематики, которая в его время объявлялась актуальной, Колмановский отбирал лишь то, что считал общечеловеческим и вечным. Не впадая в снобизм, композитор не отказывался от волнующих его тем только потому, что эти темы угодны и власть предержащим, но решал эти темы по-своему, соответственно своему лирическому дарованию.
Разве не свойственно молодёжи во все времена и в любой стране стремление к романтическим путешествиям и освоениям дальних и глухих мест? И вот Эдуард Колмановский и Лев Ошанин создают об этом песню, где нет таких слов, как «комсомол» или «по призыву партии», а есть узнаваемый образ городского парня, который в дальней Сибири встретил свою любовь («А девчонку-бирюсинку позабыть я не могу»). И написано это так искренне и пронзительно, что песня достигает неслыханной популярности, вплоть до того, что именем ранее никому не известной «дремучей» сибирской реки Бирюса называют холодильник.
Разве не заслуживают песни заводские или фабричные рабочие? Эдуард Колмановский берётся за сложнейшую задачу: преодолеть штампованное изображение мускулистого пролетария с кувалдой в руках и создать живой образ мастерового человека, размышляющего о своей судьбе. И «Песня о заводском гудке» на стихи М. Матусовского удаётся и становится любимой исполнителями и слушателями и благодаря точному выбору поэта, и благодаря необыкновенно тёплой мелодии.
А патриотизм разве не вечная категория? Какой помпезный ура-патриотический марш выражает любовь к Родине пронзительнее, чем полная подлинного лиризма песня Э. Колмановского и И. Шаферана о журавлёнке-несмышлёныше («хоть та земля теплей, а Родина милей»)?
В чисто лирическом ключе решена и его знаменитая песня о Москве на стихи Л. Дербенёва и И. Шаферана («ты не просто город, а Москва»), о чём говорит уже её название «Московская серенада».
Есть у Колмановского и песни о вере в светлое будущее («Всё ещё впереди!», стихи К. Кулиева в переводе Н. Гребнева)), об армии («Вы служите, мы вас подождём», стихи К. Ваншенкина), о дружбе народов («Алёша», стихи тоже К. Ваншенкина)).
Но искренность всегда уязвима. Долгое время песни Эдуарда Колмановского находились под огнём официальной критики именно благодаря их лиричности, проникновенности. Особенно досталось песне «Хотят ли русские войны» (стихи Евг. Евтушенко) за «опошление высокой гражданской темы тангообразными интонациями». Однако не менее несправедливым я считаю выпад А. Солженицына в адрес песни «Я люблю тебя, жизнь!».
По его мнению, было безнравственным воспевать ту уродливую жизнь, которой жили советские люди. Но, во-первых, эта жизнь была неоднозначной и многогранной; во-вторых, в песне воспеваются вечные составляющие жизни - любовь, дружба, счастливая усталость после работы и т. д.; в-третьих, каждый художник самовыражается согласно своей творческой природе. Не каждому дано обличать и протестовать. И делать это, насилуя своё чисто лирическое дарование, -значит изменять самому себе.
По мнению Солженицына получается, что не только музыка, но и всё советское искусство, как и весь народ, должны были посвятить себя сопротивлению советской власти. Но ведь это такая же утопия, как большевистский максимализм, предполагавший, что всё население должно было думать одинаково. Советские песни в своих лучших образцах, к которым относится и творчество Эдуарда Колмановского, приносили радость людям самых разных убеждений и представлений. Песни отца осели в народной памяти. Их поют и сейчас, когда советской власти давно нет. Стало быть, нельзя обвинять Эдуарда Колмановского в творческом угодничестве и приспособленчестве. Тут позволю себе ещё раз процитировать Гоголя: «Искусство есть примирение с жизнью».
Таким же беззащитно-искренним отец был не только в творчестве, но и по жизни. Не в его природе было диссиденствовать, но постулатов порядочности он придерживался неукоснительно. В разгар травли, которой подвергался Евгений Евтушенко, у Колмановского был авторский вечер в Политехе, на который он, как всегда, пригласил соавторов - поэтов, в том числе и Евтушенко, - и представлял их публике после исполнения песен на стихи каждого из них. Когда очередь дошла до Евтушенко, зал взорвался бурей аплодисментов.
Буквально на следующий день отец был вызван в комитет по культуре и искусству при ЦК партии, где ему выговорили за «демонстрацию Евтушенко». Однако вместо извинения и признания своей ошибки, отец с предельной вежливостью спросил, что именно в его действиях было неправильным, и внятного ответа на этот вопрос не получил. Он вообще мог постоять за себя. Даже после тотальной проработки всего его творчества на правлении московской композиторской организации, он не благодарил и не каялся, но дал бой своим гонителям, поскольку там не пахло принципиальной критикой. За идеологической демагогией типа «размагниченность» или «мрачная меланхолия» не было никаких конкретных профессиональных замечаний по музыке...
После оккупации Чехословакии редакция «Советской культуры» обратилась к Колмановскому с просьбой подписать письмо известных деятелей искусства, поддерживающих этот разбой. Отец попросил прислать ему текст письма. Ему предложили прочитать этот текст по телефону. Он сказал, что этого недостаточно. Его спросили с угрозой в голосе: но вы вообще согласны с этой акцией? - Конечно, я жду текста, - ответил отец, и, повесив трубку, уехал на неделю к родственникам в Вильнюс.
Пришлось газете обойтись без его участия в этом позоре. Много позже он подписал письмо группы композиторов Горбачёву с протестом против нелегитимных действий ОМОНа в Литве. Можно было бы об этом не упоминать, поскольку в перестроечное время за такое не репрессировали. Но как раз в эти дни по инстанциям шло прошение Союза композиторов о присвоении Эдуарду Колмановскому звания Народного артиста СССР. В такой ситуации было принято блюсти себя, как невеста на выданье, и отец сказал тогда своей жене: «Света, теперь тебе не быть супругой Народного артиста СССР».
Но к чести Михаила Сергеевича, ему не помешал папин поступок всё же подписать указ, и таким образом воздать отцу по творческим заслугам...
Однако Эдуард Колмановский отличал служение человеческой порядочности от пустого фрондёрства, от бравады - это было ему чуждо. Как будто про отца написал Евгений Евтушенко: «Дай Бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно!»…
Кстати, о власти. Колмановский никогда не заботился ни о какой карьере. Никогда не боролся за звания и регалии, как это делали многие другие. Он даже не знал, например, по чьей инициативе Союз композиторов выдвинул его на Государственную премию, которую он, между прочим, получил, когда ему было уже за шестьдесят. Его - повторюсь - долго гнобили, и официальное признание к нему пришло поздно. Но регалии, поддержка власти, высокое общественно положение - как редко всё это помогает чисто творческому самовыражению! И отец до конца жизни творил так же искренне, как в молодости, а официальное признание пришло само потому, что жизнь брала своё.
Вот четыре советских солдата, выброшенных в океан, запели «Тишину», вот Гагарин в космосе запел «Я люблю тебя, жизнь!», вот Хрущёв на встрече с художественной интеллигенцией похвалил «Хотят ли русские войны?». Постепенно Эдуард Колмановский становился классиком. До него доходили разговоры сверху о намерениях начальства предложить ему какой-нибудь руководящий пост.
Ведь среди его коллег, работавших в жанре песни, было очень мало по-настоящему образованных музыкантов. Колебания начальства были связаны прежде всего с беспартийностью отца. Поскольку его признали и подумали о его выдвижении очень поздно, было нелепо предлагать отцу вступить в партию на старости лет. Смущала также национальность и интеллигентная внешность - советская власть предпочитала рабоче-крестьянские лица в любом президиуме.
Но с наступлением перестройки в руководстве культуры, как и по всей советской структуре, произошла переоценка ценностей, и Эдуарда Колмановского уговорили занять пост председателя песенной комиссии при московском отделении Союза композиторов. Это стало для отца катастрофой. Он всегда руководствовался высокой профессиональной этикой, и на заседаниях комиссии, где его слово было определяющим, высказывался с предельной конкретностью и откровенностью, несколько наивно полагая, что критикуемые им авторы поймут его желание помочь им добрым советом. Но с ним редко кто мог дискутировать на его уровне. Многие озлоблялись и интриговали против отца.
Особенно напряжённой была атмосфера подготовки к концертам ежегодного фестиваля «Московская осень». Слишком много было желающих услышать свою песню исполненной в Колонном зале, и слишком мало было песен, достойных этого. А ведь кроме этой комиссии, отца постоянно задействовали членом худсовета на радио, телевидении, на фирме «Мелодия». Уйти с этого руководящего поста отцу удалось только через несколько лет.
Положа руку на сердце, я не могу объяснить, почему судьба не только самогО отца, но и его песен, была и остаётся такой трудной. Почему такая трогательная песня, как «Наши мамы» (стихи И. Шаферана) приобрела настоящую популярность только после папиной смерти, а «Люди в белых халатах» (стихи Л. Ошанина) и того позже, уже во время первой вспышки ковида. Почему по песне «Хотят ли русские» войны?», на которой совдеп живого места не оставил, и сейчас активно ходят ногами?
А уникальная судьба песни «Американцы, где ваш президент?» (стихи Евг. Евтушенко), написанная на смерть Кеннеди, то есть почти шестьдесят лет назад, она по малопонятным для меня политическим причинам не получила эфира и вдруг запелась лишь несколько лет назад. Искусство - мистическая категория. Видимо какая-то высшая сила определяет значимость песни по её жизнестойкости. Хотя в этой статье было уже достаточно цитат, я не могу обойтись без ещё одной, потому что эти строки из стихотворения М. Танича как нельзя точнее характеризуют отношение судьбы к отцу и его песням: «Чего ты действительно стоишь, виднее на встречном ветру...».
Хочу надеяться, что у песен Колмановского есть будущее и они ещё долго будут служить людям в любые времена. Ведь им оказался не страшен этот такой переменчивый встречный ветер.
Комментарии
К 100 летию со дня рождения Эдуарда Колмановского
Совершенно справедливо написано в статье ,что песни Эдуарда Колмановского живы,поются ,доставляя людям радость и в наше тревожное время. Эти песни,по существу,уже давно стали народными. Поэтому компетентный и разносторонний рассказ об их авторах всегда интересен и с благодарностью будет воспринят читателями. Спасибо,Сергей !
К 100 летию со дня рождения Эдуарда Колмановского
К сожалению, песня "Хотят ли русские войны" потеряла всякий смысл в связи с агрессией России. Всякое исполнение её будет кощунственным. Хотя песня эта останется всё же исторической ценностью.
Cтатья об Эдуаде Колмановском
Думаю, сыну писать объективно о своем талантливом отце весьма непросто. Но автор публикации Сергей Колмановский, тоже композитор, пишет о своем знаменитом отце, впечатывая в его биографию все особенности бюрократически и идеологически жесткого времени, все запреты и барьеры. Именно благодаря этому воздух публикации наполнен реалиями чисто советсткого режима. Даже Эдуарду Колмановскому, снискавшему огромную популярность своими чудесными песнями, приходилось терпеть наскоки и тупое цензурирование. Могут ли знать об этом потомки?
И все-же "Талант- единственная новость, которая всегда нова!" Все творчество Эдуарда Колмановского созданное в периоды запретов, шагнуло за пределы этих рамок истории, и продолжает звучать, радуя миллионы слушателей. И только, к несчастью, которое никто не мог предвидеть, песня на слова Е. Евтушенко " Хотят ли русские войны" вынужденно дожна ждать своего часа, который, верю, однажды наступит.
Добавить комментарий