1969 год. Конец декабря. Краснодар. Школа имени....
Не знаю у кого как, но у меня предновогоднее настроение отсутствовало напрочь.
И для этого имелись веские причины.
Первая: — родители категорически не желали выделять даже малую толику денег на сотворение новогоднего костюма. Правда, батя предложил вместо голубой мушкетёрской накидки и шляпы с пером явиться на школьный бал в наряде юного партизана, то есть в домашней одежонке, но в шапке с пришитой красной полоской, выкроенной из старого пионерского галстука.
Вторая причина заключалась в том, что они, мама с папой, в январе уезжали на месяц на заработки. Конечно, оставаться одному — это даже неплохо, на день, два или три. Но четыре недели самому топить печь, варить каши и жарить картошку, согласитесь, мало приятное занятие.
И я решился! Раз уж так складывается, то на зимних каникулах махну к ней! Сделаю сюрприз. А что!? По немецкому у меня твёрдая пятёрка! Да и вообще, побываю за границей, буду потом в классе рассказывать. Это вам не в мушкетёрской накидке с пришитыми крестами по актовому залу пару часов расхаживать.
За год до описываемых событий
Первым уроком после зимних каникул была литра. И он начался с сюрприза. Наша Каа, то есть учительница литературы Марина Александровна,[1] вошла в класс с улыбкой на лице.
— Контрохи не будет, зуб даю, — прошептал, наклонившись ко мне, сосед по парте Фома, то есть Лёха Фомин, двоечник по жизни, пересаженный с камчатки на первую парту, дабы быть под неусыпным контролем учителей.
— С чего ты решил? Помнишь в декабре, на последнем уроке, она обещала дать нам сочинение по книгам, которые мы должны были осилить на каникулах, — возразил я, — ты что прочёл за две недели?
— Ничё...
— У меня прекрасная новость, — разнёсся по классу голос классной руководительницы, разом прервав шушуканье, — я на каникулах побывала в Германской Демократической Республике! Надеюсь, учительница географии вам об этой чудесной стране рассказывала. Ездила по обмену опытом, побывала в местной школе, и вот!
Каа жестом фокусника извлекла на свет божий толстую пачку конвертов:
— Дежурный раздай каждому по письму. Познакомилась с Эльзой Крауле, тамошней учительницей русского языка. И она предложила дружить классами. Надеюсь, вы согласны?
Пятнадцать аккуратно подстриженных (по случаю начала третьей четверти) голов отрицательно качнулись из стороны в сторону.
— С немчурой, ещё чего, их отцы наших..., — буркнул Фома, сообразивший к чему приведёт предложение Марины Александровны.
— Фомин! Категорически не согласна! Во-первых, в их in der Schule[2] учатся дети героев сопротивления, во-вторых, ГДР строит социалистическое общество, и успешно. Есть чему у них поучиться. Например, тому, что ни один немецкий Schüler[3] никогда не выскажет своё мнение, предварительно не подняв руку. И в третьих, дружба, то есть Freundschaft — это замечательно. И хватит дискуссий. Перед каждым лежит письмо с адресом немецких сверстников. В течение недели вы должны написать им ответ. Рассказать о себе, семье, увлечениях, успехах в учёбе и так далее.
Лёха изо всех сил тянул руку и даже тряс ею - прямо перед лицом учительницы.
— Фомин! Имей совесть ! Дай закончить! Ну раз уж перебил, что тебе непонятно?
— Я по-немецки не могу, у меня с ним не очень. Можно по-русски? И вообще... с девчонкой переписываться не хочу, — он продемонстрировал выпавшую из конверта фотографию смешливой девочки с конопатинками на лице.
— Пиши на родном. Их учительница, так уж и быть, переведёт. Только без ошибок! Не хочешь с девочкой переписываться, не надо. Обменяйся письмом с соседом. Будешь писать мальчику Бертольду. Кстати, он коллекционирует ножи, надеюсь, тебе интересно узнать подробней о таком хобби.
***
Так началась моя дружба с удивительной девочкой Ангеликой Лееман, живущей в маленьком городке Spreewald, то есть лес на реке Шпрее.
Первым делом, она проявила «нордический» характер и категорически запретила писать ей по-немецки. Только по-русски. Мне же писала исключительно по-немецки, правда, поначалу печатными буквами, чтобы было легче отыскивать незнакомые слова в словаре. На зависть друзьям прислала кучу переводных гдровских картинок с улыбающимися девушками. По тем временам дефицит страшный
Я же купил в Детском мире и отослал лист наших «переводок» с африканскими животными. И через две недели получил ответ: «Das brauche ich nicht mehr!»(такого качества больше не надо!)
А потом в почтовом ящике я обнаружил служебное письмо с настоятельной просьбой явиться в отделение зарубежных отправлений Главпочтамта.
— Паспорт! — рявкнула дородная женщина, показавшись в амбразуре пахнущего клеем и сургучом маленького окошка.
— А нету. Мне ещё шестнадцати лет...
— Давай, что есть. Откуда я знаю, что ты это ты и письмо заграничное для тебя отправлено.
— Так рань-ше про-сто в поч-то-вый ящик, — заикаясь и давя комок в горле от напряжения, вымолвил я.
— Тебе прислали не письмо, а целую бандероль! И она не влезет в ящик! Понятно? И к тому же в ней вложения, может быть даже запрещённые. Поэтому уполномоченные товарищи её вскрыли, удостоверились. Короче, гони свидетельство о рождении, распишись туточки, забирай посылку и проваливай.
***
Я был на седьмом небе от счастья. Ещё бы. Ангелика прислала настоящий немецкий набор для собирания модели вертолёта. У нас такие иногда выбрасывали в «Детском мире», и стоили они почти половину маминой зарплаты. Кроме этого, там лежала мягкая пластинка, почему-то сложенная вчетверо.
На прослушивание зарубежной музыки собрался весь класс.
Прочистив как следует корундовую иглу и по возможности выправив измятую пластинку, я торжественно опустил звукосниматель на подарок Лееман.
Даже утяжелённая магнитом от разбитого динамика, головка проигрывателя прыгала, безжалостно перескакивая с одной бороздки на другую. Но всё же мы путём совместного мозгового штурма поняли, что это знаменитая песня группы «Битлз».
В следующем письме Ангелика спросила, как я отношусь к творчеству ливерпульской четвёрки? Ответил, что мне нравится, а вот некоторым компетентным органам не очень. Настолько, что они свернули пластинку, словно блин на масленицу. Надеюсь, подруга поняла, что я хотел сказать.
1969 год. 30 декабря. Краснодар
И так решено! Еду! Плохо, что из нашего города в ГДР прямые поезда не ходят, но проходящий до Бреста идёт. Если получится, то пару деньков у немецкой знакомой погостить смогу. Чемодана у меня нет, но холщёвая сумка для тренировок сгодится. Кладу перво-наперво приглашение от Ангелики Лееман, почти официальное, так как на двух языках написано, удостоверение личности, то есть свидетельство о рождении (плохо, что без фотографии, но думаю и так сойдёт), деньжата, собственные из копилки и оставленные родителями на пропитание, подарок девочке, то есть наш советский шоколад, между прочим, лучший в мире, - и вперёд, на вокзал. Встречать Новый год в поезде! Отличное приключение. Будет что друзьям рассказать в дополнение к немецким сувенирам. И не забыть привезти Каа что-нибудь. Без её писем ничегошеньки не было бы.
— Уважаемая кассирша, будьте добры, один плацкарт до самого конца, то есть до Бреста,- я положил на тарелочку, прикрученную к отполированной до блеска доске мятые купюры.
Женщина удивилась,по-видимому, хотела возразить, но толпа жаждущих приобрести как можно быстрее вожделенные билеты и добраться, наконец, до праздничного стола гудела за спиной, словно тысяча разъярённых пчёл.
— Верхнее, у туалета, — послышалось из окошка, и на тарелку упал маленький картонный квадратик с дырочками от компостера,— обратный брать будешь?
Я не успел ответить, ибо здоровенный дядька из очереди вышвырнул меня в зал ожидания, буркнув на прощание: — Там купишь, неча туточки лясы почём зря точить!
2 января 1970 год. Три часа ночи. Вокзал Брест-центральный
Гулкий пустой зал. Ряд закрытых окошек, с золочённой надписью над ними «КАССЫ. ПРОДАЖА БИЛЕТОВ НА ПОЕЗДА ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ».
Выбрал среднее, робко постучал.
— Чаго табе, паўночнік[4], — буркнули из амбразуры.
— Один билетик до Шпреевальда или до Берлина, если поезда в этом Вальде не останавливаются. Сто километров я там как-нибудь на автобусе преодолею.
Окошко с грохотом открылось, и из него показалось заспанное лицо родственницы краснодарской кассирши, правда, с фирменной береткой на голове.
— Здурэў што-ці што? Адзін, без бацькоў ехаць за кардон?(Сдурел что ли? Один, без родителей за кордон ехать?). Ступай вон туда, к погранцам, — женщина посмотрела на меня и продолжила, — с немкой что ли того, дружишь?
Я утвердительно кивнул и уже открыл рот, чтобы сразить её и выдать пару заученных в поезде фраз на «чистейшем белорусском», но женщина продолжила монолог:
— Ежели зелёные фуражки[5] дадут добро, так уж и быть продам, на ближайший, утренний. Только это вряд ли, — из окошка высунулась рука и показала мне на неприметную угловую дверь с надписью «Погранслужба».
***
Седовласый майор минут пять смотрел на меня, как наш вождь, товарищ Ленин, на класс угнетателей, то есть на буржуазию, наконец, плюхнулся на стул, порылся в пухлой папке и, достав листок, сунул мне под нос со словами: «Грамоте обучен? Читать умеешь? Давай с выражением и вслух!»
— «ОФОРМЛЕНИЕ ДОКУМЕНТОВ ДЛЯ ВЫЕЗДА ИЗ СССР И ВЪЕЗДА В СССР ГРАЖДАН СССР Статья третья...», — давя комок в горле начал я. — Документы, необходимые для пересечения границы гражданами СССР. Граждане СССР при выезде из СССР и въезде в СССР проходят в пунктах перехода паспортный...»
— Дальше, со следующего абзаца, — перебил пограничник.
—«Граждане, не достигшие 18 лет, выезжающие без сопровождения законного представителя, предъявляют нотариально заверенное заявление законного представителя с указанием даты...»
— Свободен! — гаркнул майор. — И скажи спасибо, что мне недосуг звонить в Краснодар и узнавать, каков ты есть, залётная птица, и какого лешего тебя за кордон понесло! И вообще люблю я ваш край, особливо море. Чёрное!
Сорок лет спустя
Командировочные дела занесли меня в столицу Федеративной республики Германии славный город Берлин.
— Если поезда в этом Вальде не останавливаются, то сто километров я как-нибудь на автобусе преодолею, — всплыла из глубин памяти много лет назад произнесённая фраза.
Сказано-сделано. Брожу по ухоженному городку, именуемому немецкой Венецией. Река Шпрее здесь разделяется на множество рукавов, превращая местность в природный заповедник.
Эх, походить бы по её берегам под ручку с фрау Лееман, только вот досада, за давностью лет, я адрес das Mädchen[6] Ангелики позабыл.
Добавить комментарий