Юрий Влодов: поэт

Я вдохнул недержание прозы —

Быта липкую лизь.

И поэзии жадные розы

Осеклись.

Имя поэта Юрия Влодова стало широко известным на просторах интернета уже после смерти поэта в сентябре 2009 года. И связано это с курьезным случаем. Вот как об этом пишет вдова поэта Людмила Осокина:

“... летом 2011 г. я зашла как обычно на сайт «Зарубежных задворок» - ... и вижу, кажется, ко дню рождения Евтушенко было опубликовано стихотворение «Бабий Яр». Ну и поздравления ему, соответственно. Я не сдержалась и написала (главному редактор Евгении Жмурко), что Евтушенко вовсе не является автором этого стихотворения, его автор мой умерший муж, поэт Юрий Влодов.”

С тех пор эта тема не замолкает и муссируется в интернете. Не будучи экспертом в области поэтического творчества, оставлю решение этого вопроса специалистам. 

Время расставит точки над i.

unnamed_3.jpg

 Процитирую лишь Наума Сагаловского: “Тогда, в 1961-м, я еще работал врачом. Я был на выступлении Евтушенко в Киеве и должен сказать, что Евгений Александрович, мягко говоря, привирает. Стихотворение "Бабий Яр" на своём вечере в Киеве Евтушенко не читал. Может, он и написал его в ночь после посещения Бабьего Яра, не знаю. ….

Не было на вечере стихотворения "Бабий Яр", не было минуты молчания, не было хромой старушки, которая целовала поэту руку. Как не было и "тысячи две, не меньше" безбилетников у входа в зал. Сочинитель - он и есть сочинитель.” (“Евтушенко и Бабий яр”).

Так кто же это такой, поэт Юрий Влодов. Надо сказать, что Юрий Александрович Влодов - личность неординарная, можно сказать, легендарная, многое в его жизни покрыто тайной. Его жизненные перипетии достойны приключенческого остросюжетного романа.

Юрий Александрович Влодов родился в декабре 1932 году в г. Новосибирске в театральной семье. Вот как он пишет о времени своего рождения:

Гуляло летом по европам…

Там пастернаком и укропом

Пропахли городки.

И фрау – пышные, как лето,

В субботу шли на «Риголетто»,

Взбивая парики. …

... 

Шипели праздничные фарши…

В Берлине взвизгивали марши! –

Вибрировал эфир.

И Сталин грыз мундштук устало,

И дабы робость не пристала

Грузинский пил чефир…

В Москве гулящие матросы

Швыряли лихо папиросы

На танцевальный круг!

Послы садились в лимузины,

Стоял горячий дух резины…

Но я родился вдруг!…

Всё это было…было…было…

Ты, мама, всё в земле забыла:

Шекспир, мечты, семья…

На довоенном фото – в раме,

Худрук цветы подносит маме!..

Но тут родился я!

*** 

Семья, в которой родился поэт, была не совсем обычной. Его отец, Александр Захарович Левицкий, будущий главный режиссер Кинешемского театра драмы, родился в Одессе и был племянником ”короля Одессы” Мишки Япончика (Левицкий, Виницкий). Оставив родные пенаты, не желая иметь ничего общего со своим дядей, сменил фамилию на Влодов и работал в антрепризном театре, разъезжая по “городам и весям”, выступая перед красными и белыми.

Однажды, когда белые застрелили антрепренёра театра, трагика Райского, Шура Влодов, будучи младше на пять лет, стал ухаживать за молодой вдовой, актрисой Надей Надеждиной (Тимошенко), дочерью православного священника. Через два года они поженились. Так что Юрий Влодов (Левицкий) - сын православной актрисы, внучатый племянник знаменитого одесского налетчика времен Гражданской войны, еврея Мишки Япончика, прототипа бабелевского Бени Крика.

В зерцало степного колодца

Проникну, как в детские сны.

Я — пасынок русого солнца

И пасынок рыжей луны.

Я — боженька, гость, полукровка,

Не ведаю сам, кто таков...

Как некая божья коровка,

Вползаю по стеблям веков. 

*** 

В то время, семья не имела постоянного местожительства и вместе с театром гастролировала по стране, периодически оседая в различных городах. Так, под звуки сонетов Шекспира и паровозных свистков, проходило детство Юры Влодова. Он рано пристрастился к чтению, увлекся творчеством Пушкина и Лермонтова и уже в 7-8 лет писал большие подражательные поэмы. Учился ли Юра в школе или был самоучка, об этом история умалчивает.

По воле случая, приехав с мамой к родственникам в мае 1941 года в Харьков, Юра оказался в оккупированном Харькове. Так что жизнь в оккупированном городе он видел воочию.

Война распяла детство.

Оставила наследство:

Сухую ёмкость фраз,

Почти звериный глаз,

Сверхбдительный рассудок,

Отравленный желудок,

Горячий камень сердца

И дух единоверца… 

И нет моей вины,

Что я – поэт войны!

***

 И тем пронзительней звучат эти строки:

Танки шли по Руси, придыхая…

Танки шли на восток по прямой…

И кричала дошкольница Хая:

«Мамка! Тракторы! Ой!…»

Подгорала земля, что коврига.

На подовом калёном листе,

И крестился пропойный расстрига:

«Иисусе Христе!…»

Круглосуточно вякали стёкла,

Крались танки в туманах Руси…

И вздыхала двужильная Фёкла:

«Сын родимый, спаси!»

А сыночек – румяный лицом,

В обороне залёг с ружьецом,

И клубился над ним, молодым,

Трубок маршальских вдумчивый дым.

***

 Или вот это, за душу берущее:

Бьет из пушки профессор физмата

Как заправский какой душегуб...

И невинное облачко мата

С черно-белых срывается губ...

Орудийная смолкнет болтанка,

И оттают потом, по весне,

Мертвый след непомерного танка

И лучистый осколыш пенсне.

***

 Когда Харьков освободили первый раз, Юре с мамой удалось эвакуироваться. “Людей вывозили товарняками, с частыми и продолжительными остановками в пути”, вспоминает Ю. Влодов:

Теплушки похожи на низкий закат,

А низкий закат — на теплушки.

Живой паровоз, как дракон, языкат,

Соломушка вместо подушки.

Четвертые сутки наш домик ползет

На юг, на восток и на север...

Четвертые сутки больная поет

Нескладную песню про клевер.

Гнездо из соломы на нарах совью,

А доски свистят как синица.

Во сне я, наверно, фашиста убью —

Носатого, рыжего фрица.

***

 А время шло, и шла война:

А детство где? — ищи-свищи! —

Засыпано бомбежкой...

А я в мороженые щи

Врубаюсь гнутой ложкой.

Морковный чай долблю до дна,

Железом пахнет кружка...

И с неба светит не луна,

А мерзлая горбушка.

***

 Жизнь в эвакуации:

Ведра, веники, пеленки —

Мир барачный…

Где расту я, тонкий, звонкий

И прозрачный. ....

Всё толкует мне старушка —

Бабка Нина:

«Привезут тебе игрушку

Из Бярлина!..».

Но пекусь я, тонконогий,

Не о детстве:

Не отец ли на дороге?

Не отец ли?!

***

Зимы военных лет

Выпали полной мерой...

Греемся нашей верой,-

Другого топлива — нет

***

Юрий Влодов никогда не датировал свои стихи, и мы не знаем, когда они были написаны. А жизнь текла своим чередом. Оккупация, эвакуация и послевоенные годы внесли свои коррективы. Гены легендарного деда также внесли свою лепту. И Влодов, как пишет его друг, поэт Юрий Беликов, пытаясь выжить,“скорешившись с ураганами, пустился во все тяжкие: воровал в Кунгуре, Чусовом, Лысьве, Кизеле, Соликамске, Березниках, Перми.” А одесситы добавили: и ”не раз бывал и в Ростове-папе, и в Одессе-маме, о которой было столько семейных воспоминаний, столько фотографий в альбомах отца.” Жизнь проходила в скитаниях и преследованиях органов.

Но в конце 50-х Влодов с первыми взрослыми стихами все-таки объявился в писательском поселке Переделкино и пришел на поклон к классикам: И. Сельвинскому, Б. Пастернаку,  К. Чуковскому. Знаменитые мэтры благосклонно отнеслись к творчеству молодого поэта, они прочили ему большое литературное будущее. 

“Каждое стихотворение поэта Юрия Влодова есть кирпич, заложенный в основание современной русскоязычной поэзии. Доброго пути, брат мой Юрий!”, написал Б. Пастернак. Весьма категоричен А.Солженицын: «Мощь этого поэта в том, что он идёт не от книг, а от самой жизни и поэтому, несмотря на вневременные темы, всегда современен».

Судите сами, состоялся ли поэт Ю.Влодов. Вот несколько стихотворений из рубрики “портреты”:

Слетают листья с Болдинского сада,

И свист синицы за душу берёт.

А в голубых глазах у Александра

Неяркое свечение берёз. 

Суров арап великого Петра!

А внуку – только детские забавы…

Он засмеётся белыми зубами

Под лёгкий скрип гусиного пера. 

«Ребятушки! Один у вас отец!»

И на крыльце Пугач в татарской бурке…

А на балах, в гранитном Петербурге

Позванивает шпорами Дантес… 

На сотни вёрст густой и гулкий лес…

Тебя, Россия, твой изгнанник пишет…

Вот он умолк… А, может быть, он слышит

Прощальный крик гусей из-под небес?!.. 

Она всё ближе – тёплая зима,

Где выстрелы, как детские хлопушки,

Где в синий снег падёт руками Пушкин,

И из-под рук вдруг вырвется земля… 

И Натали доложат: «Он убит».

Ей кто-то скажет: «Вы теперь свободны».

И с белых плеч сорвётся мех соболий,

И медальон на шее задрожит. 

Пробьётся луч весенний, золотой.

И будут бить на празднике из пушки.

И только под Михайловским, в церквушке,

Звонарь встревожит колокол литой… 

Ну а пока – туманная пора.

Всё в липкой паутине бабье лето.

И небо – в голубых глазах поэта!

И нервный скрип гусиного пера… 

***

«Граф, извиняй! – слова твои пусты,

Сморгнул денщик, топя лепёху в сале,

Издревле – смерть и кривда мир спасали,

А жизнь и правда прятались в кусты...»

Всё возмутилось в Лёвушке Толстом...

«Прочь!…» ­– гаркнул граф и в двери ткнул перстом...

Потом всю ночь казнился над листом… 

***

«Зарежусь!» – объявил Есенин девке.

«Да что ты? – против Бога и природы?!»

«Зарежусь, говорю! Молчи, дурёха!

Бог добрый, а природа в нас самих!»

Умолкли, выпили, накрылись простынёй…

В углу под краном капли отбивали

последний месяц…

«У, какая грудь!» – пропел поэт

и глухо всхлипнул: «Ма-ма!»

«С. А. Есенин, – подытожил врач. –

Гостиница, дежурную карету, двух санитаров».

Капли отбивали

последний месяц…

Колченогий дворник

сметал метлой прошедшее число… 

***

НЭПМАНСКАЯ БАЛЛАДА

Ну кто не знает Мандельштама?

Фигура-дура, скажем прямо:

Шатун, крамольный стихоплет,

В какой ты цвет его ни выкрась.

Одни подачки: ест да пьет,

По виду — грач, по слухам — выкрест.

...

Тарелку взять — нужна сноровка,

Не двинь-ка локтем невзначай...

В окне — тельняшка, клеш, винтовка...

Пиит два супа спросит робко

И для жены — горячий чай.

*** 

 Слепые силуэты Петрограда...

Густой туман, как дым пороховой...

А он поник белесой головой

Над столиком трактира «Эльдорадо».

Совсем не «Эльдорадо»... Нет, не то...

Пульсирует заточенная жилка.

Роняет блики смрадная коптилка

...

Его рука немыслимо бела...

Нет, он не спит, он только стиснул веки.

Как трудно быть мужчиной в этом веке,

Когда зовут в ночи колокола!

А над кабацкой стойкой Незнакомка

Кокоткой размалеванной грустит...

А он — руками белыми хрустит...

...

Он у мальчишки спросит папиросы,

А впереди — неясные, как сны,

Горят в тумане красные костры!

Шагают гулко красные матросы!

***

В 1967 году в журнале “Смена” выходит подборка его стихов с предисловием Ильи Сельвинского.

 Не попав в обойму поэтов - шестидесятников (проект был государственный), Ю.Влодов самостоятельно стал открыто выступать со своими стихами перед большими аудиториями (жил он тогда в Харькове, дружил с Женей Евтушенко). Вот одно из его знаменитых стихотворений тех лет (стихи были на слуху, но мало кто знал имя автора):

"Прошла зима, настало лето, —

Спасибо партии за это!

За то, что дым идет в трубе,

Спасибо, партия, тебе.

За то, что день сменил зарю,

Я партию благодарю!

За пятницей у нас суббота -

Ведь это партии забота!

А за субботой выходной.

Спасибо партии родной!

Спасибо партии с народом

За то, что дышим кислородом!

У моей милой грудь бела -

Всё это партия дала.

И хоть я с ней в постели сплю,

Тебя я, партия, люблю!"

*** 

 Или совсем крамольное:

 “Под нашим красным знаменем 

 Гореть нам синим пламенем!”

Поэт, как говорится, пересек красную линию, вышел за флажки. Написав и публично выступая со стихами, которые причислили к антисоветским, привлек внимание соответствующих органов.

Судьба поэта была предрешена. Он попал в «черные списки», потерял возможность полноценно печататься, издаваться, вступить в Союз писателей.

К тому же, со слов Влодова: “Я вел тогда довольно стремную жизнь и как-то попался в руки властям, 12 апреля 1960 года был суд надо мной, потом меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше.”

Освободившись и не имея возможности публиковать свои стихи, Юрий Влодов, обладая феноменальным даром имитировать манеру писания стихов другими, придумал новый “криминальный промысел”, стал писать стихи для других, в частности, для номенклатурных литераторов и продавал их за деньги, что приносило весьма ощутимый доход, хотя приходилось, иногда писать и просто за ночлег (своего постоянного жилья у Влодова не было). 

Так, он создал латышскую поэтессу Мары Гриезане, стихи которой печатались от “Правды” до “Дружбы народов”. Но это особый случай.

Ю.Влодов: “Нет, я своего ничего печатать не давал. Я публиковал стихи Мары Гриезане, своей жены-латышки. Мне это было важней. Я ее делал знаменитой всесторонне. Она ни слова сама по-русски не написала. За Гриезане писал я. “ 

Почти всю жизнь Ю. Влодов провел в скитаниях, как говорится, не имея “ни кола ни двора”.

Ю. Влодов: ”Мой путь был, таким образом, определен: в подполье, во тьму. Дожидаться своего часа, сидя в погребе при свече”.

Чтобы не прослыть тунеядцем и не попасть под статью, Влодов в застойные и перестроечные времена работал по договору в журнале «Смена», в газете «Московский комсомолец», в после перестроечного время в журнале «Юность». В 90-е годы Влодов был некоторое время сотрудником «МК», где вел популярный «Турнир поэтов».

В 90-х годах стихи поэта печатаются в журналах “Смена”, “Юность”, “Дети Ра” и др., в газетах МК, “Литературной газете” и др. Первая книга поэта “Крест” вышла в 1996 году в издательстве “Юность”, книга “На семи холмах” в 2008 году. Книга “Люди и боги”, которую он писал ровно 33 года (число символичное), опубликована уже после смерти поэта, в 2012 году. В 2015 году вышла книга “Летопись”. Юрий Александрович — создатель более шести тысяч стихотворений и двадцати восьми поэм.

О Юрии Влодове созданы 2 фильма: «Я Вам пишу, Ваше величество» (1992 г.) и «А гений – сущий Дьявол!» (1995 г.).

В начале 90-х узнав, что король Швеции любит поэзию, Ю.Влодов пишет письмо королю Швеции Карлу ХVI Густаву с просьбой о “нравственном прибежище”. “Единственный случай, когда большой вор и большой поэт слились воедино. Поэт может переписываться только с поэтами или королями”, – утверждал Юрий Александрович. Приглашение от короля пришло. Увы, Влодова в Швецию не выпустили, перед королем извинились, но фильм создали.

Жандарм сыграл сквозную роль.

Позорно струсила газета.

Смолчал запрошенный король.

Все отмахнулись от Поэта…

Храпит Поэт!.. Житуха – во!..

Над ним хоров небесных спевка…

А кормит гения того

Одна лишь уличная девка…

*** 

 В 1993 году Юрий Беликов публикует в журнале “Юность” эссе “Иномирец: Легенды о Влодове”. Юрий Влодов стал членом Московского союза литераторов в 2007 году, а Членом Союза писателей Москвы за год до смерти, в ноябре 2008 году.

Олег Хлебников: “Маленький, щуплый, но со значительными носом и голосом, одетый всегда во что-то серое, … Влодов называл себя вором в законе. Видать, врал. Хотя бы потому, что все-таки иногда работал, — в журнале “Юность” — консультантом отдела поэзии. Если не воландовское, то уж коровьевское что-то в нем точно мерещилось.”

Юрий Беликов: “Ю.Влодов никогда не называл себя великим поэтом. Гением — да. Например ... мог грохнуть кулаком по столешнице: “Встать, когда с тобой разговаривает поэт!!!”

Талант, по сути, толст.

А гений тощ как щепка.

Неважно, что там: холст,

Поэма, фуга, лепка.

Судьба, как дышло в бок, —

Что дали, то и схавал…

Талант по духу — Бог,

А гений — сущий Дьявол!

*** 

 Как заметил когда-то сам Влодов: «Всему приличному я научился в воровском мире, всему отвратному – в мире литераторов».

 И думает Исаич: “Был бы гением, —

 Я б вам, христопродавцы, показал!!”

*** 

Тимур Зульфикаров: “... Юрий Влодов — поэт-скиталец. Рыцарь поэзии. ... Когда с ним общаешься — чувствуешь, что имеешь дело скорей с Духом, чем с плотью... Он глядит сквозь тебя куда-то вдаль… Быть может, он великий, безвестный, катакомбный поэт!...”

Листва в Иудее опала...

Бездомье пришло и опала...

Вся крыша судьбы протекла...

Он молвил: «Послушай, Иуда! —

Теперь мне действительно худо, —

Рискни, приюти до тепла...

Мне худо, ты слышишь, Иуда?

Что далее — голод, простуда,

И, может быть, даже — арест!…»

Иуда взмолился: «Учитель!

Ты — мученик наш и мучитель!

Спасенье для гения — крест!…»

Без лишних упреков и прений

Ушёл успокоенный гений,

Убрёл от людского тепла...

А зимней природы опала

Дождями и снегом опала...

Вся крыша Земли протекла!..

*** 

 Лев Новожёнов: “Я знал Влодова. В ту пору, когда подвизался в "МК".

... можно ли дружить с поэтами - вопрос, ведь они всегда сами по себе и где-то там?

… Мы все только и делали, что курили и выпивали, чем и занимаемся до сих пор, те, кто пока ещё жив. Стихи сочинял обалденные и абсолютно непроходимые. … Писал как бог. Думаю, можно поставить вровень с Бродским.”

Считай судьбу наукой! –

Чу! – средь ночных миров

Ты подтверждаешь мукой,

Что жив ты и здоров.

Ты должен свежей болью

Примять былую боль…

Присыпать раны солью…

Не в том ли жизни соль?!..

*** 

 Официально, Ю.Влодов является поэтом московского андеграунда (от англ. underground — подполье, подпольный), “поэт полусвета”, который известен в узких кругах. И только в последнее время, благодаря усилиям вдовы поэта Л. Осокиной, проникновенные стихи поэта стали доступны широкому читателю. 

 Извечный вопрос, что есть жизнь, что есть смерть, поэт разрешает предельно просто и ошеломляюще мудро:

Я заглянул в зерцало Бытия...

Прозрачный звон слегка коснулся слуха...

Чу! — за спиной стояла побируха!

«Ты — Смерть моя?» — едва промолвил я.

«Я — Жизнь твоя...» — — прошамкала старуха.

***

— Кто толчётся у дверей

Шито-крыто как еврей?

Кто там круть да верть?

Ты, подруга Смерть?

— Не боись, что я с косой,

Не дичись, что глаз косой...

Я не Смерть, а Жизнь!

Что, признал, кажись? !

***

«Как хороша над морем лунность!» —

Вздыхала юность.

«Я пью за дружество и смелость!» —

Басила зрелость.

«Умрете все!» — глотая ярость,

Шипела старость.

 Вопрос, “кто есть кто” во все века волновал человечество, будь ли то бог, дьявол, ангел или просто человек с его желаниями, странностями и наклонностями. Поэт решает этот вопрос объемно, с трех сторон, представляя читателю самому выбрать подходящую версию:

Жизнь долбила кайлом в два бока…

И затурканный наш народ

Сатану принимал за Бога,

Или чаще - наоборот.

***

Увидел я себя со стороны

В предательском свечении луны:

Стою - прижат к распятию спиной, — 

Две бездны - на до мной и подо мной….

И призрак ночи с отблеском дневным

Дух опалил дыханьем ледяным….

Наверно, это вовсе и не я,

А лишь судьба заблудшая моя…

***

Я думаю, Исус писал стихи –

Плел сети из волшебной чепухи…

А жизнь Христа – была душа поэта…

Иначе – как?! – откуда бы все это?!..

В кругу слепых, болезненных племен

Он, как слепец, питал себя обманом…

И не был ли Иуда – графоманом,

Не узнанным Сальери тех времен?!

***

Сердце стёрто. Дыханье приперто.

Не пройти напрямик.

И от Господа Бога до чёрта –

Рваный миг.

*** 

 А, если бог - сама природа:

Сгусток Солнца гениальный,

И времён тугая нить...

План Природы генеральный

Никому не изменить.

От Природы — страсть и роды,

Вечный труд и забытьё...

Даже Бог — дитя Природы,

Щедрый вымысел её

***

Луга в туманной синеве,

В туманной синеве...

А Бог скрывается в траве,

Скрывается в траве …

*** 

 А что, если бог послан нам из вселенной или вселенная и есть бог:

Над Иудеей, прокажённой и святой,

Над человечьей срамотой и суетой,

Провисло корабля мерцающее дно,

И тучей грозовой окуталось оно.

И псевдобога тяжеленная рука

В миг расставанья по-отечески легка.

И псевдочеловек, прекрасный и нагой,

На огненный песок ступил босой ногой...

И хлынул ливень …

***

Над пышностью искусств, над сухостью наук,

Как будто где-то вне, в абстракции, вдали,

Вселенство во плоти, настырно, как паук,

Сосёт из года в год живую кровь Земли.

Спаси людей, любовь от непотребных мук,

От жизни исцели, от смерти исцели.

***

Со скоростью света наука

Ворвется в трехтысячный год.

А древность со скоростью звука

Конечно же, в Лету падет.

Но ты содрогнешься, потомок,

Когда через сердце твое

Державинской оды обломок

Пройдет, как живое копье!

*** 

Пока живет на Земле человек, его всегда будут волновать вечные вопросы о добре и зле, о любви и ненависти, о верности и предательстве:

Сердце зашлось от вороньего плача,

Пьяненький дождь похромал.

Сивая туча — сивушная кляча —

Слепо скользит по холмам.

Я же твердил вам, бухие разини:

«Крест под собой не руби!…»

Молча курю на поминах России,

Как на поминах Любви.

***

Переплелись пути добра и зла.

Святой продаст святейшего под мукой.

Пастух – и тот – вонючего козла

С пахучим агнцем спутает под мухой…

Над Иудеей – огненный клубок,

Вокруг пески, шипящие как щелочь.

И черт-те знает, кто там – полубог,

А кто, простите, завтрашняя сволочь!..

*** 

 И закончим рассказ о поэте Ю. Влодове такой пейзажной зарисовкой:

Ветры тянут волоком

Пыльный полог неба.

Зеленеет облаком

Призрачная верба.

На поляне сумрачной —

Эфемерно, мнимо —

Скачет зайчик солнечный

С ликом херувима.

И бредет средь полюшка,

Росами куря,

Слепенькое солнышко

Без поводыря.