В девяностые годы, состоя в забастовочном комитете, я предложил прекратить проводку судов, пока не выплатят зарплату учителям Смоленска, сообщив об этом в прессу. Меня не поддержали даже рядовые члены экипажа: - Мы-то здесь причём? Пусть они сами борются! А мы выбьем себе хорошую зарплату, купим видаки и будем смотреть порнуху…».
Руководитель Газпрома Вагит Алекперов, определивший капитана Куликова в начальники пароходства, с недоумением спросил: - Это те самые физики, которые с атомом «на ты», получают такую нищенскую зарплату? А через некоторое время сказал: - Если рабы согласны на такую зарплату – пусть так и будет.
Перед посещением ледокола представителями МАГАТЭ (Международное Агентство по Атомной Энергии), нас предупредили, чтобы мы не говорили о нашей зарплате, понимая, что за такие деньги в Арктике на атомной установке никто в мире работать не будет.
Я никогда не был ни в каких коммунистических организациях (а других и не было) и по несдержанности и неосторожности позволял высказывания, «неприятные» для начальства. «За кормой» у меня уже были и СИЗО, и шестилетний срок запрета на профессию. Экипаж ледокола часто избирал меня на общественные должности («козла отпущения»), которые играли какую-то роль в судовой жизни. Однажды меня избрали председателем группы народного контроля (была такая должность). Я заупрямился – эта должность предназначалась только для члена партии. (Капитан не мог списать с борта такого председателя без согласования с пароходством и указания причины списания, что, впрочем, не было большой проблемой). Собрание постановило дать мне в замы «партейца», оставив меня председателем. Такой председатель должен был подписывать и табель рабочих дней экипажа.
Однажды я не подписал табель рабочих дней за месяц, в котом старпом лишил премии дневальную, мать-одиночку, ребёнок которой остался на берегу с бабушкой. Я считал это несправедливым. Капитан Улитин пригрозил отправить меня в Мурманск первым попутным судном. Я пообещал ему место в следующем судне, идущем в Мурманск. Премию восстановили.
Любят в России измываться над самыми незащищёнными, самыми бедными и слабыми.
Во время рейса в Енисее мы часто брали на борт рыбу у промысловиков и доставляли её в Дудинку. За эту услугу с нами рассчитывались рыбой, которая распределялась на всех членов экипажа. В среднем выходило по десять килограммов. На погрузках и разгрузках, наряду с матросами, всегда работали курсанты – практиканты из высшей мореходки, ходившие с нами в рейс. Перед приходом в Мурманск приходит курсант и говорит, что завпрод не выделил им рыбу, ссылаясь на то, что они не члены экипажа. Курсантов было пятеро. Я сказал курсанту, что, если я не вырву у завпрода для них рыбы, то отдам свою. Пришёл к завпроду и пообещал ему снятие натурных остатков рыбы по всем его закоулкам и шхерам с составлением актов. Курсанты уехали с рыбой.
Из истории. Николай I сыну: "Сашка! Мне кажется, что во всей России не воруем только ты да я." Русские эмигранты спросили Карамзина: - Что, в двух словах, происходит на родине? Карамзину и двух слов не понадобилось. – Воруют, - ответил Карамзин. Из ближней истории: «Сколько у государства не воруй – своего всё равно не вернёшь». «Тащи с завода каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость.» «Кто, что охраняет, тот то и имеет».
Со старпомом Ламеховым я поссорился ещё на строительстве этого ледокола «Арктика» в Ленинграде на Балтийском заводе. В тот момент каюты уже были распределены и в них устанавливали мебель. Койки были стандартными и я, при своём росте под 190 см., «не укладывался в такой стандарт». Я договорился с заводским плотником, что он сделает заднюю спинку койки откидной на рояльной петле. Это часто практиковалось. Осталось только договориться со старпомом Ламеховым. Он был категорически против: «Всех устраивают судовые койки, одного вас не устраивают». «Но у меня рост…» «При чём тут рост? Не надо изображать из себя …». Шестнадцать лет работы на «Арктике» я спал согнувшись, свернувшись, но не прогнувшись.
В 1975, работая на ледоколе «Арктика», я предложил капитану Кучиеву идею прийти в США в следующем году на празднование 200-летия независимости Америки, причём идти через Северный полюс. Идея капитану понравилась, и он написал письмо в министарство Морского флота. После длительного молчания пришёл ответ: о походе в Америку мечтать не стоит, но следует начать подготовку к походу на Северный полюс. В строжайшей тайне. В то лето 1977-го я был в отпуске и по обыкновению пропадал на теннисных (тогда бесплатных) кортах. В один из дней кричит мне приятель через два корта: «А ты знаешь, что ваш ледокол собирается идти на Северный полюс?» «Не знаю. К тому же, я в отпуске».
Из отдела кадров получил отзыв и выехал в Мурманск.
Вторым предложением у меня было покрасить новый ледокол «Арктика» в оранжевый цвет, видимый издалека. Как уличные телефонные будки в Англии. На ледовую разведку в Арктике часто вылетает вертолёт. Он ищет удобные трассы для проводки судов. Бывало так, что вертолёт после выполнения задания долго ищет в бескрайних просторах родной ледокол. А в тумане увидеть ледокол, окрашенный в серый цвет (чтобы во время военных действий врагу не было видно), очень трудно. Были случаи, когда вертолёт, израсходовав свои ресурсы, садился на льдину и ледокол начинал поиск своего «всевидящего ока». Идея покраски надстройки ледокола в яркий цвет была проста. Война уже кончилась и не следует прятаться во льдах ото всех, включая свой вертолёт. Предложение было принято. Но в итоге нужной краски не нашлось и ледокол покрасили в красный, верноподданнический цвет. Среди моряков ледокол получил прозвище «Кирпич».
В 1977 году капитан Кучиев за поход на Северный полюс в открытом плавании получил звание Героя соцтруда. Жаловался он: «Что, у них не нашлось для меня звезды Героя Советского Союза?» Была и раздача квартир. Кучиев потом сказал мне: «Это я тебя вычеркнул из списка на квартиру. (В настоящий момент наша семья 38 лет стоит в очереди на улучшение жилищных условий. На человека приходится 5,2 м. кв.)
В рейс на полюс капитан взял родственницу из родного аула, девушку лет двадцати, которая через две недели вернулась в аул Почётным полярником России и с правительственной наградой. Я был участником этого рейса и единственным из комсостава, кому не досталось ордена – меня наградили, как и дневальных, медалью. Впрочем, когда я вышел на пенсию, которую мне не высылали десять месяцев из Мурманска, предлагая ежемесячно приезжать за ней из Питера, я, в знак протеста против издевательств чиновников, выслал свои правительственные награды в адрес Премьер-министра.
У капитанов есть два любимых выражения: «МЫ сели на мель» и «Я снял судно с мели». Помню, когда в одном из рейсов, при работе в тяжёлых ледовых условиях, с мостика раздался голос Кучиева: «ЦПУ, у вас там, что, лопасть сломалась?, мы огляделись. Кроме пультов управления реакторами и стоек электроники у нас, по-прежнему, не было ни валов, ни винтов с лопастями. В случае поломки лопасти корпус ледокола начинает вибрировать особым образом, отличным от обычного. Весь экипаж ледокола является соучастником работы ледокола, но движением ледокола, его работой во льдах руководят штурманы и от их умения и мастерства зависит и уровень вибрации, и тряски ледокола, и цельность лопастей винта.
Первый рейс в Арктику в 1960 ледокол «Ленин» совершил под руководством первого капитана ледокола Павла Акимовича Пономарёва. У него было прозвище «капитан – ювелир» за его умение окалывать суда на очень близких расстояниях ледокола от судна, не делая навалов. Это был мастер высочайшего класса. Сейчас и мощности ледоколов значительно выросли, и ледовая разведка из космоса, и электроника и вычислительная техника. В интервью после прихода ледокола «Арктика» на Северный полюс, дублёр капитана Голохвастов Василий Александрович сказал просто и доходчиво: «На полюс пришла новая современная техника». Получалось, что мастерство и талант перед техникой бессильны. И не столь важно, кто был капитаном в этом рейсе, – им мог быть один из десятка капитанов атомных ледоколов. Главный победитель – современная техника.
На ледоколе «Арктика» сдружился я с Уральским земляком штурманом Александром Бариновым. Опыт работы у него был невелик, но, как говорится, не первый день в Арктике. Спрашиваю я приятеля Александра: «А скажи-ка мне, любезный друг, сколько времени надо простому школьнику после десятилетки, чтобы обучиться стоять вахту штурманом, разумеется без всяких тонкостей и хитростей?» И ответил мне штурман вахтенный: «Две недели – много, десять дней – достаточно». Встретились мы снова через много лет в 2009, когда Александр Николаевич Баринов стал капитаном. Увидев меня он замахал руками: «Не прав я был тогда, сказав, что достаточно десяти дней.» «Неужели одиннадцать?» - спросил я.
Капитан Кучиев после похода на полюс приехал в гости к Ивану Папанину на подмосковную дачу. Как рассказывал сам Юрий Сергеевич: «Хорошо, что я не надел звезду Героя соцтруда. Звоню у калитки. Выходит Папанин: «Ты кто?» «Капитан Кучиев». «Что же ты …. не взял меня на полюс? Была бы такая связь времён – тридцать седьмой и семьдесят седьмой год. А ты … … Ну, ладно, заходи».
Капитану Кучиеву было дано право по своему усмотрению брать на борт ледокола в рейс на Северный полюс любого. Не мог же он взять в рейс Папанина, около которого и вились бы все.
Добавить комментарий