КЕРЕНСКИЙ Александр Федорович (1881 - 1970). Пятидесятый день памяти. Как был молод тогда! В семнадцатом. Возраст Перикла, акмэ - 36 лет. Но не Перикл. Халиф на час. И что осталось в литературе: при увядающем сочувствии Мережковских и Мандельштама оскорбительные телеграммы Хлебникова в Зимний дворец - "Главнонасекомствущей", горестно-враждебная строчка Георгия Иванова ("керенская свобода"), иронические выпады Булгакова, равно убийственные рассказ Бабеля и биографическая повесть Зощенко. Ну, и, конечно, Алданов. И так далее...
Женился затем на австралийской миллионерше. Всех пережил. "Духовно" удочерил беглую Светлану Аллилуеву. Давал поздние интервью. Сожалел. Каялся. Голос остался интонационно выразителен и твёрд до конца. Видать, блестящий был присяжный поверенный. Тоже ведь Россия, которую мы потеряли. Все же честен, отзывчив, неподкупен (не наша нынешняя реальность)... И вот горделиво заложил руку за борт френча, сел на коня.
Всё-таки мне гениальным, справедливым кажется определение интеллигенции (относящееся, конечно, к интеллигенции русской) - "Интеллигенция - прослойка, устремления которой возвышены, а основания беспочвенны". А ведь заметьте: нет уже этой прослойки...
Всё же вот два стихотворения.Оба сочинены в 1917 году; осень ещё не наступила.
Борис ПАСТЕРНАК
ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ
Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
Лак экипажей, деревьев трепет.
Под луною на выкате гуськом скрипачи
Пробираются к театру. Граждане, в цепи!
Лужи на камне. Как полное слез
Горло - глубокие розы, в жгучих,
Влажных алмазах. Мокрый нахлест
Счастья - на них, на ресницах, на тучах.
Впервые луна эти цепи и трепет
Платьев и власть восхищенных уст
Гипсовою эпопеею лепит,
Лепит никем не лепленный бюст.
В чьем это сердце вся кровь его быстро
Хлынула к славе, схлынув со щек?
Вон она бьется: руки министра
Рты и аорты сжали в пучок.
Это не ночь, не дождь и не хором
Рвущееся: "Керенский, ура!",
Это слепящий выход на форум
Из катакомб, безысходных вчера.
Это не розы, не рты, не ропот
Толп, это здесь, пред театром - прибой
Заколебавшейся ночи Европы,
Гордой на наших асфальтах собой.
Леонид КАННЕГИССЕР
СМОТР
На солнце, сверкая штыками —
Пехота. За ней, в глубине, —
Донцы-казаки. Пред полками —
Керенский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух — зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб.
На битву! — и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
И если, шатаясь от боли,
К тебе припаду я, о, мать,
И буду в покинутом поле
С простреленной грудью лежать —
Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню — Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.
