Масик. Быль

Лена сидела на скамейке на автобусной остановке и зябко куталась в шерстяной платок, который все лето без дела лежал у нее в машине в дальнем углу багажника. 

День был не по-осеннему теплый, но к вечеру похолодало, начал накрапывать мелкий противный дождик. И автобус, как назло, задерживался. Масик позвонил с дороги, что приедет не раньше, чем через час: ремонт дороги, попали в пробку.

Придется ждать, хорошо, что платок нашелся. 

Она вздохнула, поcтавила поудобней сумку, где лежали остывшие пирожки с мясом, (Масик их очень любит) и прикрыла глаза. Нет, она не спала, просто ничего не видела вокруг, но все слышала: и гудки машин, и жалобный плач малыша в коляске, которую тихонько покачивала женщина, сидевшая на соседней скамейке. Сколько лет прошло, а Лена до сих пор не может спокойно слышать, когда маленькие дети так плачут. 

Это было в самом конце девяностых, вскоре после того, как она с сыном и мужем приехала в Америку. Они поселились в маленьком городке на юге штата Нью-Джерси, где жили их друзья, сняли квартиру, стали искать работу. Мужу Сене повезло, он устроился работать по специальности: поваром в русском ресторане. У Лены не было ни специальности, ни языка, когда–то была экономистом, а в перестроечные годы выбирать не приходилось; чтобы прокормиться, работала буфетчицей. А как Коле, их сыну, ближе к семнадцати стало, они поняли, что надо уезжать. Иначе, если в институт не поступит, попадет в армию, а он добрый, доверчивый, бесхитростный. Таким, как он, там не место. Неизвестно, что с ним армия сделает.

Лена помнит, как тогда в Москве прямо в трамвае ребят в армию, случалось, забирали, не давали опомниться. Недобор был. И это не выдумка. Ох, и трудное было время!

Приехав в Америку, она была готова на любую работу. Убирать квартиры, детей нянчить, за больными ухаживать. Работы она не боялась. 

 Руки у нее хорошие, на здоровье не жалуется. Была уверена, найдет себе что-нибудь подходящее, немножко освоится, на курсы какие-нибудь поступит, язык выучит, специальность приобретет. У нее все еще впереди!

В тот осенний дождливый день они вышли из дома вместе с сыном. Он побежал к школьному автобусу, а Лена торопливо пошла через дорогу к стоящим в конце улицы многоэтажным корпусам. Tам в одном из домов проживала семья, где требовалась женщина для ухода за грудным ребенком. 

Честно говоря, няней она никогда не работала, но, как многие женщины, могла вести хозяйство: готовить, убирать, стирать, за детьми присматривать, эту нехитрую науку она давно освоила.

Двадцать лет замужем, а до этого - главная помощница отца в семье, где, кроме нее, росло трое детей. Мать умерла, когда ей было всего четырнадцать, что тут обьяснять? 

Поднимаясь на второй этаж к дверям «своей» квартиры, она услышала жалобный детский плач. «Когда маленький Коля был голоден, он тоже так плакал», - подумала Лена, нажимая на кнопку звонка. Дверь ей открыл молодой небритый мужчина с усталым лицом. В руках он держал бутылочку с молоком.

- Вам няня требуется? Я по объявлению...

- Идемте, – перебил ее мужчина. - Слышите, как плачет? Голодный он,

 кормить пора. Вон там, в комнате, – он показал рукой направо. - Вы заходите,

 а я молоко сначала согрею, не успел, вконец замотался. О Господи! 

Он еще что-то говорил, но Лена его не слышала. Она тихонько открыла дверь в комнату, откуда доносился детский плач, и вошла, осматриваясь по сторонам.

В комнате был ужасный беспорядок. На полу, на столе, на подоконнике лежали вперемешку пеленки, игрушки, бутылочки из-под детского питания. Возле окна в кроватке лежал и горько плакал крохотный темноволосый мальчик. На вид ему было месяца три, не больше.

Завидев Лену, он заплакал еще жалобней, еще громче. Лена подошла к кроватке, минутку постояла возле малыша, а потом не выдержала, взяла его на руки. 

- Маленький мой, ну не плачь, сейчас мы тебя покормим, умоем, произнесла она первое что пришло в голову, и ребенок вдруг затих, прижался к ней, вцепившись маленькими пальчиками в ее вязаную кофточку , а она гладила его по головке, по ручкам и говорила ему всякие теплые ласковые слова, которые, наверно, все матери говорят своим детям.

- Может, вы его заодно и покормите, - сказал мужчина, подходя к ней и протягивая бутылочку. - Смотрите, он у вас замолчал. Не скандалит. 

- Конечно покормлю, - сказала Лена и дала мальчику бутылочку, которую он тут же схватил и жадно стал сосать. - А где мне его искупать? И еще, извините, что спрашиваю, а где мама его?

- Мамы у него нет. Она умерла... при родах...

У Лены на глазах выступили непрошеные слезы. 

- Боже мой! Бедный Масик ! Такой славный, хорошенький. Как же вам нелегко! А что, больше никого из родных у него нет?

- Как это нет? Бабушка есть и дедушка. Достаточно крепкие и здоровые. И дяди, и тети, и кузины всякие. Навалом родни! Все, кто хотите есть, да не про нашу честь!

Мужчина так громко и с такой злобой произнес эту фразу, что малыш внезапно оторвался от бутылочки и внимательно посмотрел на отца.

 - Вы такое видели?- сказал он. - Маленький, а понимает, что, кроме меня, он никому не нужен. Ни-ко-му!!! Дед и бабка от него отказались. Они и меня уговаривали не забирать его из госпиталя. Представляете? Бросили родного внука! Как щенка подзаборного. Его мать, их дочка любимая, при родах умерла, у нее еще один ребенок остался, мальчик, три годика, от ее первого мужа. Так вот он для них – внук. Они его с рождения растили. А этого она так хотела, так ждала. Врачи отговаривали, говорили, что сердце не выдержит, а она ни в какую. 

Она сердечница была. Ее врачи не могли спасти. А ребенка спасли! И вот дед с бабкой от него отказались. Он им не внук. Берите кто хочет, а нам он даром не нужен... О... Господи! Он слабый был, три с лишним месяца в госпитале пролежал. Вчера я его домой привез. Ребенка из госпиталя привез, а помогать некому. Он впервые внимательно посмотрел на Лену. - Так вы, как я понимаю, останетесь?

 Меня зовут Олег, а сына я назвал Миша, Майкл. А вас как, Лена? Очень хорошо. В котором часу, Лена, вы сможете прийти завтра? А хотите, прямо сейчас начинайте, чего тянуть-то?

Как странно, этот усталый невыспавшийся мужчина должен был вызывать у Лены сочувствие, сострадание желание помочь. 

А он был ей весьма несимпатичен. Было в нем что-то неискреннее. И ничего с этим ощущением Лена поделать не могла. И ее это огорчало, настораживало, потому что, как правило, интуиция редко ее подводила. 

Лена стояла в чужой квартире среди разбросанных в беспорядке вещей, прижимая к себе маленького осиротевшего мальчика, гладила его по теплой головке и не могла еще понять, что все это значит. 

А значило это, скорей всего, одно, что в ту минуту, когда малыш прильнул к ней всем своим крохотным тельцем, как бы ища защиты, она эту защиту ему молчаливо пообещала. И он это каким-то образом на подсознательном уровне почувствовал. Ну как его оставить, как оторвать от себя, такого беспомощного, теплого, маленького?

 Cтоп, можно еще передумать, вернуться домой, прийти в себя, посмотреть другие объявления, куда–то еще позвонить, подойти, подъехать. Она ведь уже убирает в двух домах. И там ею очень довольны! И ей еще один адрес дали. Правда, ездить далеко. Хорошо, она поближе уборку себе найдет... нет, дело вовсе не в расстоянии. Почему она здесь, почему не уходит, почему стоит с чужим ребенком на руках?

Она не могла ответить на этот вопрос. Ни тогда, ни много лет спустя.

Первую неделю Лена несколько дней подряд приходила на работу к восьми утра, с каждым днем оставаясь все позже и позже. В квартире столько надо было сделать, наладить, обустроить. Она кормила малыша, купала, гуляла с ним, готовила еду для Олега, мыла, стирала, пылесосила. Но времени ей катастрофически не хватало. Олег ей ни в чем не помогал. Он просто спал до полудня, а потом уходил из дома, бросив в дверях:

- Я по делам пошел, приду поздно.

- Олег, поздно не получится, как хотите, но в пять меня ждут дома сын и муж. 

Олег сказал Лене, что ему на работе дали внеочередной отпуск по уходу за ребенком. Лена не представляла, как он будет справляться, когда выйдет на работу. Предчувствия ее не обманули. Он и не собирался справляться. Много лет спустя, когда Лена рассказывала мне историю своей жизни (все, о чем я здесь пишу, кроме имен героев очерка, - правда), она говорила мне с горькой улыбкой: - Знаете, я думаю, единственным достойным поступком, который Олег совершил за всю свою жизнь, было то, что он не оставил Масика в госпитале после рождения. Скорее всего, просто понял или, грубо говоря, подсчитал, что в итоге будет иметь куда больше, если возьмет ребенка, чем если от него откажется. Ребенок ведь в Америке родился, значит, Америка должна ему помочь.

 В конце недели Олег сказал, что вскоре ему предстоит дальняя, на десять дней, поездка (он работал дальнобойщиком) и спросил, не сможет ли она взять мальчика к себе домой на это время. Иначе ему придется нанимать еще одну няню. Или отдавать мальчика в ясли.

 - Да что вы, какие ясли, - расстроенно сказала Лена. - Он еще не окреп, в себя не пришел после госпиталя. Давайте я лучше поговорю с мужем.

Она могла бы и не спрашивать, и так знала, что Сеня не откажет ей в просьбе взять к ним ненадолго мальчика. Сеня тяжело и много работал, кухня ресторана – не санаторий, отдыхать будешь дома, а когда у тебя в доме живет грудной ребенок... Короче, ради Лены и в силу сложившихся обстоятельств, он согласился потерпеть десять дней. Он видел, что Лена привязалась к мальчику, понимал, сколько сил, физических и душевных, она в него вкладывает. И, кроме всего, он был просто хорошим человеком, не мог пройти равнодушно мимо чужого горя. Да и детей он очень любил и очень жалел, что у них с Леной есть только один ребенок. 

Прошло десять дней, потом месяц, второй, третий, ребенок по-прежнему жил у Лены: отец не забирал его, ссылаясь то на срочную работу, то на недомогание, а потом вообще ни на что не ссылаясь. Мало того, он перестал давать Лене деньги на содержание ребенка. О том, чтобы платить ей за работу, он вообще не вспоминал. Когда она ему об этом напомнила, он сказал, что сам остался без работы и без квартиры, платить нечем. И вообще он перебрался в Бруклин, очень скоро начнет работать в новом месте, получит там квартиру по восьмой программе и заберет к себе сына.

А Лена уже не представляла себе жизни без Масика, так они в семье ласково звали малыша, без его гульканья по утрам, без его теплых ручек, которыми он крепко обхватывал ее за шею, когда она вынимала его из кроватки, без его заливистого счастливого хохота, когда Сеня, играя с ним, подкидывал его под потолок. Даже сын, который, казалось бы, к малышу совсем никакого отношения не имел, придя домой из школы, быстро обедал, а потом шел в столовую, где стояла кроватка Масика, и оттуда через минуту слышался веселый смех малыша, значит, сын опять не дает Масику спать, опять показывает ему всякие фокусы с игрушками...

- Коля, - сердилась Лена, дай ребенку поспать, я же ночью с ним замучаюсь. Он опять проснется в три часа ночи и будет требовать, чтобы с ним играли. Может, я его одену - и ты пойдешь с ним погуляешь, пусть поспит на улице?

- Ладно, - соглашался покладистый Коля. - Пойду. Мне книжку интересную дали, мы с ним «почитаем» вдвоем. Он в коляске, я на скамейке. И оба сразу уснем! А ты нас через час разбудишь. Хорошо? 

- Хорошо! - смеялась Лена и шла одевать Масика.

Шло время. Знакомые, друзья, соседи начали привыкать к тому, что в их семье растет маленький темноволосый мальчик, что Лена отдает ему все свое время, силы, да и здоровье тоже. Малыш окреп, похорошел. Олег, который время от времени у них появлялся, это тоже, как иронически сказал Сеня, отмечал во время своих «профессорских визитов».

 - Олег, - спросила его однажды Лена, - надеюсь, вы не против, если мы будем крестить Масика?

- А почему я буду против? – удивился тот. – Конечно, нет! Просто я этим заниматься не смогу, я очень занят, но я, разумеется, приду, вы мне только заранее дайте знать.

- Олег, я вас поняла. Скажите, а вы не хотите хоть как-то вашему ребенку помочь, вы ведь наверняка получаете на него от государства какую–то материальную помощь... Вам не кажется, что это надо сделать?

- Ну конечно, я это сделаю... со временем. Просто сейчас у меня очень непростая ситуация, но как только она выправится, так я сразу...- дальше Лена уже не слушала, ей и так все было понятно. 

Лене очень хотелось, чтобы крестины Масика прошли красиво, торжественно. Бог лишил его матери, но ведь малыш ни в чем не виноват, на его крещении должны присутствовать близкие, родные люди. В православную церковь Лейквуда в Нью-Джерси, где происходило крещение мальчика, пришло неожиданно много народа. Тут были родители его покойной матери - дедушка и бабушка, да, те самые, которые от него отказались, его отец Олег, двоюродные дяди и тети и даже дедушка отца, ну и, конечно, друзья, соседи. Уж больно необычный случай: крестины мальчика, который растет в семье, если так можно сказать, приемной, при наличии целой армии отключившихся родственников. Такое увидишь – не позабудешь!

А потом был обед, на котором было произнесено немало тостов за здоровье Масика, за его будущее и, конечно, за замечательную женщину Лену, которая помогает Масику в это будущее попасть. Обед был прекрасный. Его прислала и организовала доставку бабушка Олега. Сама она на крестинах не присутствовала, была очень больна, она просто позвонила Лене и очень тепло с ней поговорила. А дедушка Олега, представительный, весьма немолодой мужчина, подошел к Лене и поцеловал ей руку:

- Лена, я знаю, мы очень виноваты перед мальчиком и перед вами. Мы действительно никак не могли взять ребенка к себе на воспитание, моя жена, бабушка Олега, тяжело больна... Я понимаю, что Олег, мой внук, ведет себя недостойно по отношению к своему сыну... Я прошу у вас прощения. 

Он пошел не в нашу семью. Он другой. Не знаю, как получилось, поверьте, мы делали все, что в наших силах. Увы, мы не смогли его воспитать так, как полагается. Но он мой внук... Что я могу сделать? Отказаться от него мы не в силах, жена этого, увы, не перенесет. Но вы... Вы совершили подвиг! Я преклоняюсь перед вами, перед вашим мужеством. Я всегда буду благодарить Бога за вас, за вашу семью. Я еще не встречал таких людей.

Лена смущалась, краснела и не знала, что сказать. Да и что она могла сказать? Она, не щадя своих сил,  растила чужого ребенка, а рядом жила семья его матери – дед, бабушка, отец, которым по сути никакого дела до этого ребенка, до его жизни не было. На что Лена живет, как малыша воспитывает, откуда берет средства (и немалые) на его развитие, воспитание, лечение, никто из них ни разу (ни разу!) не поинтересовался.

А потом были обыкновенные будни. Масик подрастал, начал ходить, начал говорить...А отец не давал Лене медицинских документов своего сына, они ему в Бруклине были самому нужны: еще бы, отец-одиночка героически растит своего малолетнего сына. Приходилось везти ребенка за тридевять земель, в Бруклин, и там его показывать врачам, делать прививки... Материальную помощь от государства оставшемуся без матери ребенку, не говоря уже о щедрых бруклинских фудстемпах, также плучал отец мальчика. Он же получил на себя и сына очень хорошую по нью-йоркским стандартам квартиру по восьмой программе.

Масик рос, как и все его сверстники, или почти как они. Его так же (а может быть, и больше, чем других детей) ласкали и баловали. Его не очень наказывали за шалости, да он и не был ужасным шалуном.

Он хорошо знал своих дедушку и бабушку, родителей его матери, они изредка его навещали, привозили порой в подарок то маечку, то костюмчик. Он знал, что мама умерла при его рождении, ее большая фотография висела над его кроваткой.

Однажды, когда он сильно простудился и несколько дней болел, лежал с высокой температурой, измученная Лена решила позвонить бабушке. Бабушка приехала навестить внука и привезла пакет с грейпфрутами. - Дайте это ребенку, там очень много витаминов, - сказала бабушка. Лена, которая две ночи не спала, выхаживая ребенка, поставила пакет с витаминами в угол комнаты и забыла про них, а потом просто выбросила. - Руки не дошли, - сказала она Сене. 

Когда Масику было года три, к ним чаще обычного стал позванивать его папаша. - Ну как дела, как там Майкл поживает? -, задавал он один и тот же вопрос. 

- Хорошо поживает, - отвечала Лена. - Он уже спит. Позвоните утром, хорошо? –

На этом разговор обрывался. 

- Знаешь, что-то он темнит, мне кажется, он хочет Масика забрать, я это чувствую, - говорила мужу расстроенная Лена.

Интуиция ее не подвела. Через несколько дней Олег приехал к ним вместе с изящной темноглазой женщиной. 

– Знакомьтесь, это София, моя жена.

Майкл, познакомься, это твоя мама. Мы теперь будем жить все вместе. Одной семьей. Ты, я, мама и ее дочка, твоя старшая сестричка Валерия. Ты сегодня с ней познакомишься, она очень хорошая девочка. Ну что, попросим Лену собрать твои вещи! Нам надо до темноты уехать.

Лена, как будто это было в замедленном кино, смотрела, как эта незнакомая женщина подошла к Масику, погладила его по голове, заглянула в глаза: 

- Здравствуй, малыш, - сказала она, и голос ее был теплый, приятный. - Я твоя новая мама. Ты хочешь поехать ко мне, хочешь увидеть твою сестричку?

И Масик, Ленин любимый Масик, вдруг прижался к этой совсем незнакомой женщине, посмотрел на Лену и сказал: - Лена, это моя мама! Я к ней поеду! Ладно?

Вот так. Растила ребенка и не догадывалась, что он тоскует по своей настоящей маме, которую он никогда не видел. Но ведь в доме есть ее портрет и Лена рассказывала мальчику, что это – его мама...

Глотая слезы, Лена собрала вещи Масика, поставила их у входной двери и без сил опустилась на первый попавшийся стул. Господи, дай мне сил пережить все это и не сойти с ума... Ну за что ты меня наказываешь. За что?

Когда, прощаясь с Масиком, она его расцеловала и обняла, то очень боялась, что не сможет разжать руки. Их просто свело. Лена не помнила, что ей говорила, расставаясь, София, как уехал от них Масик... Сеня потом ей говорил, что он на прощанье сказал Олегу, чтобы тот навсегда забыл дорогу в их дом.

Ночью у нее был сильный сердечный приступ, пришлось вызывать «Скорую помощь».

Пару месяцев после этого она жила как на автомате. Навела порядок в доме, убрала на чердак все вещи и игрушки Масика. Зачем в доме, где живут только взрослые люди, лежат на диване детские игрушки, к чему стоит пустая детская кроватка... Да нет, ни к чему. Господи, ну почему она так страдает? Она должна быть рада, что Масику хорошо в новой семье, что у него есть сестричка... Неужели его папаша наконец-то взялся за ум, у него же теперь семья, двое детей. Наверно, София очень сильный человек, если нашла на него управу.

А потом ей позвонила София. 

– Лена, я много раз вам звонила, но ваш муж не хочет вас звать к телефону. И я понимаю, почему. Я знаю, вам сейчас очень трудно. Очень. Вы вырастили прекрасного мальчика. Он не хочет, чтобы его звали Майклом, только Масиком. И он очень без вас скучает... Хотите поговорить с ним?

- Нет, она не хочет говорить с ним, - услышала Лена голос своего мужа, она уже лежала в госпитале с сердечным приступом...

- Лена, Лена, это я, ваш Масик, - вдруг услышала она в трубке такой родной, такой любимый детский голос. Как ты зивешь? (ой, какой смешной, он по-прежнему не выговаривает звук Ж, так и не научился). 

- Масик, родненький, здравствуй, кровиночка моя, как ты?

- Я хорошо живу, я хожу в детский сад, у меня друзья есть и еще есть мама и сестричка... Я с ней играю.

В эту ночь Лена впервые уснула без сильного снотворного, просто забыла принять. Наверно, она правильно сделала, что стала перезваниваться с Софией. Та

оказалась приятным человеком и, главное, очень тепло относилась к Масику.

И он называл ее мамой. А Лена, которая его выходила и выкормила, была просто Леной. Невероятно... И еще для Лены было загадкой, что женщины, особенно такие, как София, умные, интересные, независимые находят в Олеге. Как можно так обманываться, не видеть пустоты, которая кроется за благопристойной внешностью, не слышать подтекста пустых фраз?

Прошло несколько лет. Масик жил с отцом, Софией и ее дочкой. Судя по всему, ему было хорошо в новой семье. Он ходил в школу, играл с товарищами в футбол, занимался плаванием в бассейне, вел жизнь обыкновенного американского школьника.

- Дай-то бог, чтобы все так продолжалось, - думала Лена после очередного разговора с Софией. Масику так нужно, чтобы у него была настоящая семья. Только не верится, что Олег смог стать примерным семьянином. С его-то замашками! Как долго он выдержит?

И как долго выдержит София? И самое главное, что будет с Масиком?

А потом Лена с мужем уехали в долгожданный отпуск. Они провели его на Багамах, Лена посвежела, похорошела, стала лучше спать. Вскоре после приезда она позвонила Софии. Та отозвалась, но что-то в ее голосе насторожило Лену. 

– София, добрый день. Как ваши дела? Как Масик, как вы? И что-то мне голос ваш не нравится, вы здоровы?

- С Масиком все в порядке. Очень хороший мальчик, послушный, хорошо учится, я его в бассейн вожу. Не беспокойтесь за него. Я тоже в порядке, слава богу, здорова, работаю...

- Тогда что же? 

- У Олега с работой проблемы. Никак не может работу по душе подобрать. И это ведь не вчера началось. Трудно ему, бедняге... Алло, Лена, вы меня слышите, вы что-то молчите!

- Я слышу и очень за вас тревожусь. Как же вы теперь живете? Вчетвером на вашу одну зарплату...

- Вот так и живем. Извините, Леночка, что я вас своими проблемами загружаю.

Лена попрощалась, положила трубку и с горечью подумала, что София, кажется, все еще не раскусила Олега, но, когда поймет, с кем имеет дело... Бедный Масик, а что же с ним будет? Как же тревожно, как неспокойно у нее на душе! 

Прошел еще месяц. Ясным сентябрьским днем Лена занималась уборкой дома. Надо наконец убрать из столовой игрушечную полицейскую машину Масика, которая почему-то всегда стоит на книжной полке. Она взяла машину в руки и услышала, как кто–то внизу позвонил в дверь.

 - Сеня, открой, – крикнула она. - Слышишь, в дверь звонят! -

А еще через минуту она услышала разгневанный голос мужа: 

- Уезжай обратно, не смей больше приезжать сюда! Я не хочу, чтобы Лена опять попала в госпиталь! 

… Да что же это такое, неужели Олег Масика привез, а Сеня его не пускает? Она быстро сбежала с лестницы.

- Сеня, там ребенок стоит за дверью, открой!

- Там не только ребенок, там рядом с ним подонок. И еще какой подонок! 

Лена никогда не видела своего спокойного, дружелюбного мужа в таком раскаленном состоянии. - Он мальчика у нас оставит, тебе снова придется его к докторам в Бруклин возить, одевать, обувать, растить. Я не против, ты знаешь, я Масика люблю, а, если папаша снова женится или просто надумает его забрать, ты второго раза не выдержишь, Лена!

- Сеня, придется открыть. Там Масик стоит, мы не можем его прогнать...

Сеня открыл дверь. За дверью с рюкзачком за плечами стоял Масик, худенький, бледный. Как же он вырос!

Увидев Лену, он кинулся к ней, прижался и ничего не сказал. Лена обняла его, расцеловала. 

- Масик, мальчик мой родной! Как ты вырос, тебя не узнать. А где же твои вещи?

- Я их при случае привезу, – ответил за него Олег. Они... в другом доме. Вы его лучше покормите, я не мастак детям обеды готовить. 

В этой фразе был весь Олег! Привез голодного ребенка, пожалел деньги на то, чтобы его где–то покормить.

Через пару дней им позвонила София. Они расстались с Олегом. Она очень хорошо относилась к Масику, но оставить его у себя не могла и не хотела. Это просто невозможно... У мальчика есть родной отец...

Бездельник, лентяй, манипулятор, захребетник, эгоист - какими только именами она не называла своего бывшего мужа. Лена ей не перечила, она давно это знала. Она могла бы добавить к этому списку еще большой перечень не менее привлекательных характеристик, да что это могло изменить? 

Я познакомилась с Леной через несколько лет после того, как Масик снова оказался в ее семье, на дне рождения у моей близкой родственницы. Моей соседкой по столу оказалась миловидная круглолицая шатенка средних лет, рядом с которой сидел темноглазый, темноволосый мальчик лет десяти-одиннадцати. Ему явно не сиделось в компании взрослых. Наскоро проглотив пирожок, он схватил со стола мандарин и, крикнув «Лен, я иду к телику», умчался смотреть телевизор.

- Так вы Лена, я так много о вас слышала. Я очень рада с вами познакомиться. А это ваш чудесный Масик!

- Прямо уж чудесный. Обыкновенный мальчишка. Хулиганит, уроки не очень хочет делать. Нет, шучу я, он хорошо учится и мальчишка очень неплохой, но уж такой упертый! Будет заниматься по своему расписанию, когда сам решил, а не когда я ему говорю. Двенадцатый год. Мальчишки в этом возрасте такие противные. А он, вроде, ничего. Слушается. Не ленится. Честно говоря, особенных проблем у меня с ним нет. Хороший мальчик. Она говорила со мной и одновременно цепким взглядом отыскивала Масика в соседней комнате, как бы проверяя, все ли с ним в порядке. И столько тепла, столько скрытой любви было в ее голосе и во взгляде, что не почувствовать этого было нельзя.

С тех пор, навещая мою родственницу, я часто встречалась с Леной, Сеней и их ребятами, Колей и Масиком. Они очень дружили семьями и часто собирались вместе по самым разным поводам. 

Однажды я не удержалась, спросила у Лены, видится ли Масик с дедом и бабкой.

- Разумеется, - ответила она. - Они его довольно часто приглашают, они ведь живут недалеко от нас. И он любит у них бывать. Знаете, родная кровь... И, понимаете, он все про них знает! Но вот как-то так. Простил, наверно. 

Она пожала плечами и замолчала.

- А вас с мужем они приглашают?

- А мы при чем? – удивилась Лена. – То ли мы неподходящая компания, то ли духовно до них не доросли. Наверно, культуры в нас маловато. А может, все вместе взятое.

Дети на чужих руках растут на удивление быстро. Масик хорошо учился, Лену никогда не вызывали в школу по поводу проблем с поведенияем, у него их по-просту не было. В школе знали, что мать его умерла, что его воспитывают родственники отца, который очень много работает и живет в Нью-Йорке. Словом, он ничем не отличался от своих американских сверстников, у которых были нормальные семьи. К тому же он был человеком не очень разговорчивым и семейными проблемами с друзьями предпочитал не делиться. 

Олег по-прежнему жил в Бруклине, получал все причитающиеся его сыну бенефиты и с пользой для себя их тратил. Лена знала: стоит только ей возмутиться, потребовать, чтобы он помогал сыну, он может в любой момент мальчика у нее забрать. И никакой суд ей не поможет. Она для Масика никто! Вот и приходилось, как только надо было показать мальчика врачу, сделать прививку, взять анализ крови и т. п., ездить с Масиком в Бруклин. Или платить большие деньги соответствующему специалисту где-то возле дома.

Был такой типичный случай: Масику надо было взять у отца справку о смерти матери. Лена отвезла его к автобусу на Нью-Йорк и в конце дня должна была там же встретить. Все документы и справки, касающиеся сына, Олег хранил у себя и за каждой бумажкой надо было к нему ехать на поклон. И они ездили- другого выхода у них не было. 

Однажды мне позвонила Лена. -У нас большой праздник! Масик закончил школу.

Приходите всей семьей. Мы вас ждем! 

По-видимому, мы были последними, кто пришел, так как сразу после того, как мы появились, нас вместе с остальными гостями стали рассаживать за праздничным столом. Меня посадили рядом с представительным мужчиной в спортивном костюме. Следующий стул заняла его жена, высокая, модно одетая блондинка. 

 - До чего же все аппетитно выглядит, сейчас попробуем, как это на вкус, - сказал, оглядывая стол, мой сосед.

Я не успела ничего соответствующего ответить, ко мне подошла Лена, положила руку на плечо и сказала: - Вы еще не познакомились с дедушкой и бабушкой Масика?

Мой сосед повернул ко мне улыбающееся лицо.

- Нет, еще не успели. Сейчас, положу селедочку с картошечкой, освобожу руки и с радостью познакомлюсь.

Даже сейчас, несколько лет спустя после описываемых событий, я помню, какой шок на меня произвела встреча с этой внешне весьма респектабельной парой.

Мне вдруг стало очень плохо. Я поняла, что не могу сидеть рядом с этими людьми.

Возможно, для кого-то они верные друзья, хорошие родственники, заботливые дедушка и бабушка, а я, скорей всего, весьма чувствительный человек. Но мне почему–то не хотелось ни сидеть рядом, ни знакомиться с ними. 

Много лет назад в их семье произошло страшное несчастье, ушла из жизни их дочь, умерла, дав жизнь своему ребенку, и как же они, самые близкие люди, жизнью этого ребенка распорядились?

Я встала и тихонько вышла из-за стола. А за столом было очень весело. Масику надарили кучу подарков, было произнесено много замечательных тостов. 

Бабушка Масика подняла тост за прекрасную женщину Лену, перед которой она «готова встать на колени» за все, что она сделала для ее внука. И я поверила бабушке. Что готова, что на колени. Почему бы и нет?

А потом гости стали расходиться и первыми ушли дедушка, бабушка, старший брат Масика и его двоюродная сестричка (я же говорю, у Масика много родственников). Они поехали отмечать день рождения дедушки Масика в ресторан. По-видимому, перенести его не было решительно никакой возможности. И Масик с ними поехал. Он очень любит своих родственников. Лену и Сеню в ресторан не позвали. 

Ну вот, пожалуй, и все про мальчика по имени Масик. Я выполнила свой долг, я обещала Лене рассказать людям эту историю. Правда, Лена просила меня использовать настоящие имена героев. Увы, по ряду соображений я не смогла это сделать. Лена умерла от тяжелой болезни три года тому назад. Спасти ее было невозможно. 

И каждый день к ней приходила близкая подруга Таша (в ее доме я познакомилась с Леной и Масиком). Лена уже не могла вставать и без сил лежала в кровати. На все предложения Таши и Сени переложить ее, поменять белье и пр., она чуть слышно говорила: - Не надо, сейчас придет Масик, он все мне поменяет, у него очень легкие руки, мне тогда не больно. И Масик прибегал с работы (или из университета) и менял ей белье, мыл ее, кормил, давал лекарства. Так было до последнего дня ее жизни.

У Масика все в порядке. Он успешно работает и очень много занимается. (Айтишник). Пока живет вместе с Колей и Сеней, Сейчас ведь многие выросшие дети живут вместе со своими родителями, пока не станут по-настоящему на ноги. А родителям все кажется, что дети все еще нуждаются в их опеке, помощи (нет, не физической, слава богу), и Масик в этом смысле не исключение. Недавно Сеня сказал мне, что он вот-вот выпорхнет из гнезда: собирается жениться. 

Если у Масика когда–нибудь будет дочка, он, наверно, назовет ее Леночкой. И конечно, расскажет о замечательной женщине, которая когда–то пришла к нему в дом, увидела его, услышала, как он горько плачет, взяла на руки и так и держала - столько, сколько было надо, пока хватило сил.