Дядя-то Виктор Федорович был в солдатах, полк его готовился отбыть на фронт. Он стишки свои носил машинистке, она в канцелярии на машинке стучала, ну, и ему перестукивала, а он с ней разболтался однажды, немецкую технику похвалил, она на него и настучала. Его на немецкого шпиона тянули, но не вытянули, дали 4 года и в гулаг. А тот полк отправился на фронт, и через месяц от него ничего не осталось, даже машинистку шальным осколком через окно стукнуло. Дядя же попал в лагерь особого назначения: они свиней выращивали для еды. Его, как грамотного, сделали зоотехником. И он дело освоил: однажды получил от свиноматки 17 поросят! Начальник лагеря даже прослезился и выдал голову поросенка в качестве премии. Всю войну дядя питался неплохо и стишки кропал; и женщина вольная его за них полюбила и дочь родила. После четырех лет отсидки и война кончилась.
Другими словами, машинистка своим неблаговидным, казалось бы, поступком спасла дядю от смерти. Когда мне делают неприятность, даже злое что-нибудь, то негодовать не спешу, а теперь и вовсе никакого возмущения не испытываю, так что иные удивляются и даже возмущены бывают моей, говорят они, покорностью или забитостью. А я ведь просто жду, что дальше будет.
Ѻ
А дядино дальнейшее привело его к благосостоянию и народной славе. Он стал королем советском китча, птичкой, которая умеет порхать в клетке, не задевая стенок, радуясь жизни и корму, не причиняя никому зла. Кто не слышал звонкий голос любимицы Косыгина Зыкиной, распевающей дядины «Оренбургский пуховый платок» (подаренный матери – и моей бабушке – в моем присутствиии), «На побывку едет молодой моряк»...
Смотреть: https://youtu.be/Cs_axio6Sbk
Оба ушли от нас в июне, с промежутком в три дня. Наум Моисеевич Коржавин – 22 июня 2018 года, Валентина Алексеевна Синкевич - 25 июня того же года. Скажу, что эти два человека были близкими мне людьми, мы тесно общались, и их уход образовал в моей душе ничем не заполнимую пустоту. Наум Моисеевич знал Валю. Говорил о ней всегда одно и то же: «Хорошая женщина». О стихах ее молчал, да и знал ли? Впрочем, скорее всего, знал, но не высказывался. Валя тоже предпочитала не высказываться о его стихах. Рассказывала, что как-то принимала у себя в Филадельфии их с Любаней. Они остановились не несколько дней, и Валю поразила беспомощность обоих – Наума Моисеевича в силу ухудшающегося зрения...
