[Окончание. Начало № 2 (61) от 20 января 2006 г.]
15 февраля 1949 года постановлением ЦК Кузнецов без объяснений был освобожден от всех должностей. Валерий говорил, что отец принял это известие спокойно: “Был секретарь, теперь — не секретарь. Можно жить и без членства в ЦК”. Немного наивный вывод. В то время член политбюро или секретарь, который перестал им быть, жить никак не мог.
Кузнецова кидают на какие-то курсы политграмоты военных работников. Кузнецов ходит на занятия, ведет конспекты. Возраст еще не старый, 44 года, да и Ленин завещал учиться и учиться.
13 августа 1949 года только пришел на обед, вдруг вызывают к Маленкову. Отец приободрился, — говорит Валерий, — “Ну, вот, наконец-то разобрались, теперь все будет хорошо! Вы меня подождите, — я скоро приду!”
В кабинете Маленкова Кузнецов был арестован.
А дальше — следствие, пытки, суд. Ну, не суд, а выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР, проходившая в помещении окружного Дома офицеров на Литейном проспекте. В состав коллегии вошли три генерал-майора юстиции под председательством И.Р.Муталевича. Сталинское правосудие имело неоспоримые достижения: дело слушалось даже без участия государственного обвинителя, не говоря уж о том, что не было никаких защитников. Зато быстро. Никаких журналистов. Официального сообщения о процессе в печати не было. При каждом обвиняемом сидел его следователь (при Кузнецове — жуткий Комаров), как бы напоминая, что будет, если тот вздумает отказаться от уже данных на следствии признаний. Все признали свою вину. В измене, в попытке расчленить страну, в финансовых преступлениях. Многие — в шпионаже.
Впрочем, вот документ, который мне еще тогда показывал Валерий:
“Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев признаны виновными в том, что объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП (б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК... Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП (б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы... А также разбазаривали государственные средства”.
Особой строкой было вписано, что Кузнецов недостаточно любит Сталина (это сам Сталин указал). Были и объективные доказательства этой малой любви: Кузнецов не так часто цитировал и упоминал вождя в своих речах. И еще были вписаны слова Сталина: “Кузнецов, обманным путем пробравшись в ЦК ВКП (б), ... повсюду насаждал своих людей — от Белоруссии до Дальнего Востока и от Севера до Крыма”.
“Предатель Родионов” (предсовмина РСФСР) предлагал не только создать Компартию Российской Федерации, но и учредить собственный российский гимн и флаг — традиционный триколор, совмещенный с серпом и молотом. Явное желание отделить Российскую Федерацию от СССР. То есть то самое, что произвели депутаты на Верховном Совете РСФСР в 1990 году, когда заявили о суверенитете России, то есть, о выходе России из СССР. До сих пор есть такой праздник “Суверенитета России” — 12 июня, хотя никто не понимает, что же именно в этот день надлежит праздновать.
Военная коллегия Верховного суда СССР квалифицировала деяния ленинградских руководителей по самым тяжким составам УК РСФСР — ст. 58-1а (измена родине), ст. 58-7 (вредительство), ст. 58-11 (участие в контрреволюционной организации). А.А.Кузнецов, Н.А.Вознесенский, П.Е.Попков, П.Г.Лазутин, М.И.Родионов и Я.Ф.Капустин были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.
Приговоренным к расстрелу по закону можно ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета СССР о помиловании. Но не в процессе сталинского варианта. Сразу же по вынесении приговора генерал юстиции И.О.Матулевич отдал распоряжение о немедленном приведении приговора в исполнение. Прямо из зала судебного заседания на осужденных надели мешки, ввели в расстрельный подвал, и в два часа ночи 1 октября 1950 года все они были убиты выстрелом в затылок.
Что сказал напоследок Кузнецов? По словам Валерия:
“Я был большевиком и останусь им, какой бы приговор мне ни вынесли. История нас оправдает”. Так это звучало в семейном предании.
А вот документы:
03 мая 1954 г.
№ 63. п. 53 — О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других
Расследованием, произведенным в настоящее время Прокуратурой СССР по поручению ЦК КПСС, установлено, что дело по обвинению Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других в измене Родине, контрреволюционном вредительстве и участии в антисоветской группе было сфальсифицировано во вражеских авантюристических целях бывшим министром госбезопасности СССР, ныне арестованным Абакумовым и его сообщниками.
В связи с этим делом Особым совещанием при бывшем МГБ СССР и Военной коллегией Верховного суда СССР было осуждено свыше 200 человек, часть как соучастники, а большинство — близкие и дальние родственники осужденных.
ЦК КПСС постановляет:
1. Поручить Генеральному прокурору СССР т. Руденко в связи с вновь открывшимися обстоятельствами опротестовать приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других на предмет его отмены и прекращения этого дела.
2. Принять к сведению сообщение Прокуратуры СССР, что дела в отношении членов семей, осужденных в связи с этим делом, пересмотрены, и эти лица реабилитированы.
3. Поручить Комитету госбезопасности при Совете Министров СССР (т. Серову) и Прокуратуре СССР (т. Руденко) вменить в вину Абакумову и его сообщникам совершенное ими преступление — фальсификацию дела и учиненную ими расправу в отношении Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других.
5. Поручить Управлению делами ЦК КПСС выдать партийным и советским работникам, которые были осуждены по делу Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других, а в настоящее время реабилитированы, денежную помощь в размере 10 тысяч рублей и по 5 тысяч рублей на каждого члена семьи (мать, отец, жена, дети).
Обязать Ленинградский и Московский обкомы КПСС предоставить работу этим работникам и членам их семей.
Обязать Министерство финансов СССР возвратить указанным работникам и членам их семей конфискованное у них имущество или возместить стоимость этого имущества.
6. Обязать Ленинградский и Московский горисполкомы депутатов трудящихся лицам, осужденным в связи с делом Кузнецова и др. и ныне реабилитированным, предоставить надлежащую жилплощадь.
Через несколько месяцев перед судом предстали фальсификаторы этого дела: министр государственной безопасности генерал-полковник В.С.Абакумов, начальник следственной части по особо важным делам генерал-майор А.Г.Леонов, его заместители полковники М.Т.Лихачев и В.И.Комаров. Военная коллегия Верховного суда СССР признала их виновными и приговорила к высшей мере наказания.
Радость Кузнецова на этом не закончилась. Были расстреляны не только Берия и Абакумов, но и следователь тов. Комаров, истязавший Кузнецова, а после ленинградского дела палачески проявивший себя в деле Еврейского антифашистского комитета и начавшемся деле врачей. Невинно убиенному Кузнецову повезло еще больше: его посмертно в 1988 году восстановили в партии!
Да, все описанное выше мы как раз и обсуждали с Валерием Кузнецовым. Кроме, разумеется, реминисценций с сегодняшними событиями вроде распада СССР. То, что такой строй не может существовать долго, это я говорил. Но вот как долго? Сроков никто не знал. Может быть, лет сто?
Такие разговоры тогда, в 60-х годах, могут показаться почти неправдоподобными. Хотя... нам было в те времена от 24 до 30 лет, и мы были весьма начитанными молодыми людьми. А Валерий многое знал из семейных источников, как-никак жил в семье Микояна. Я у него дома встречался с Серго Микояном, помню, поеживался от их комментариев телепрограмм “для быдла”. Сам бы не решился, но им — можно.
— Как же ты, Валерий, — говорил я с подколкой, — можешь служить верой-правдой режиму, который убил твоего отца?
Валерий в то время уже работал в ЦК кем-то вроде инструктора. Должность, вроде как низовая, но — в ЦК! Не шутка. Во всяком случае, секретари райкомов вытягивались в струнку. Кто знает, какие у этого инструктора связи там.
— Отца убил не режим, — отвечал он, — а гад Берия.
— А Сталин что делал?
— Сталин тоже руку приложил. Партия выправила эти ошибки. Но ведь тогда были такие правила игры (Валерий очень любил это выражение — “правила игры”). Видно же было, что по правилам игры не нужно говорить о создании республиканской партии Российской федерации. Ну, и не надо было этого делать. А отец, наверное, разделял эту идею, еще когда был первым секретарем Ленинградского обкома. Действительно, партиец мог быть членом политбюро и при этом оставаться секретарем ленинградского обкома. Ниже любого секретаря республиканского ЦК. Ленинград — всего лишь областной центр. Там никакого ЦК нет. Несправедливо. Так было, например, со Ждановым. Если бы он не умер, правда, не знаю, сам или ему помогли, точно также пошел бы по ленинградскому делу. Есть государственные соображения. Есть воля Сталина. Это все и определяло правила игры. Они их нарушали. Хотя не настолько, чтобы расстреливать. Ну, так партия осудила то дело. Вон Анастас Иванович, мой приемный отец, не нарушал правил и жив до сих, сыт, пьян, нос в табаке. Хрущев рассказывал о нем анекдот: Микоян в сильный дождь собирается выходить на улицу. Подождите, Анастас Иванович, пусть ливень кончится. “Ничего, — отвечает Микоян, — я проскользну между струй”. А на самом деле этот анекдот — похвала Анастасу Ивановичу. Вот это был классный игрок! Партия полностью реабилитировала отца. Квартира, в которой мы сейчас сидим, выдана по решению ЦК. У меня престижная работа. Тоже благодаря партии.
— Ладно, — говорю, — забота партии о тебе неоспорима. Но поговорим о другом. Вот Берию прикончили. Абакумова, Меркулова. А до того — Ежова, а до него — Ягоду. Это если брать только глав карающих органов. То есть, сначала один совершает преступления, его за это карает другой. Потом выясняется, что этот, другой, тоже преступник и его карают. Потом третий. Четвертый. Это как, нормально?
— Ненормально. Партия осудила такую практику.
— Хорошо, что осудила. Однако не так давно в Новочеркасске расстреляли стихийную демонстрацию рабочих, которые пошли к обкому протестовать против повышения цен на масло и мясо, и в тот же день им снизили расценки. Подождем, кого осудят после этого... Теперь давай коснемся экономической стороны дела.
Я довольно долго доказывал, что централизованное планирование не может справиться с миллионной номенклатурой, не сможет увязать все комплектующие между собой, соединить все невероятной огромности потребности в гармоничные комбинации. Вот таким обобщенным языком и говорил. Тезка мне возражал, говорил, что пока еще не все получается... Спрашиваю:
— Так зачем нам ждать потом, когда давно есть механизм, который дает это сейчас?
— Какой, это?
— Да простой рынок. Вот у тебя стоит роскошная консоль “Филлипс” (я как раз в это время записывал с его проигрывателя Рэй Коннифа “Концерт в ритме” 1-й и 2-й альбомы, классика в исполнении хора и оркестра. Джаз не джаз, но крепкая эстрада. А рядом, — продолжал я, — магнитофон “Грюндик ТК-46”. Как ты думаешь, почему у нас не выпускают ничего подобного?
— Руки не доходят.
— При такой организации экономики никогда не дойдут. Ладно, предположим, найдут способ централизованно увязывать все потребности в миллионных номенклатурах производимых вещей. Предположим, это уже нашли. Тогда плановое хозяйство никак несовместимо ни с перевыполнением планов, ни с социалистическим соревнованием, потому что оно как раз построено на перевыполнении. Представь себе, что есть четкий план, где, чего и сколько изготовить. И вдруг кто-то делает этого “чего-то” больше. Куда это пойдет? Этот избыток ведь нигде не запланирован. Только материал переведут. Да и сам материал ниоткуда взяться не может, он ведь был точно рассчитан по плану, и никаких его излишков для перевыполнения быть не может.
Затем возьми основную формулу коммунизма: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Это же настоящая утопия! Потребности не имеют предела. Никогда никакой строй не сможет удовлетворить любые потребности. Вот у тебя сейчас “Волга”. Ты не отказался бы от “Мерседеса?”
— Не отказался бы.
— Ну, так и другие не отказались бы. У них такие потребности. И от личного самолета. И от своего дворца на острове. Но никакой строй не пишет на своих знаменах, что он обещает каждому по потребности. Только наш. Значит, он есть полная утопия. И обман.
Затем я пустился в совсем уж преступные рассуждения о несообразностях строя.
Валерий остановил меня.
— Ладно, не продолжай. Я не знаю, как тебе возразить. Но я знаю одно: это мой строй. Он мне дал все. И я буду всегда его защищать.
Я расскажу тебе о случае, который произошел со мной на днях. Еду из гостей, выпил изрядно. Проехал где-то на красный. Вдруг за мной гаишник. Мигает, сигналит, требует остановиться. Шиш ему. Дунул через переулок, после на простор, давану на газ, только он меня и видел. А в переулке затеяли ремонт, все перекопали. Что делать, останавливаюсь. Подскакивает капитан, ревет: “Документы, я сейчас с тобой не знаю, что сделаю!”. Ладно, придется доставать тяжелую артиллерию. Даю ему в руки удостоверение инструктора ЦК. Он как увидел красную книжку с буквами ЦК КПСС, так сразу сник. Извините, я хотел вас предупредить, что тут проезд закрыт. Разрешите сопроводить вас до дому. Я поехал впереди, он с мигалкой сзади. До самого дома, там только козырнул. Власть, которая дает мне такие права и преимущества, — это моя власть. Извини, Валерий, но я ее буду всегда защищать. Даже от тебя.
— Так я с ней и не борюсь. Я только теоретически рассуждаю, говорю о неких основах, на которых она стоит. А так, конечно, у тебя есть непробиваемая, хотя и устаревшая защита Филидора. Так что ты, по-своему, прав.
Эта правота жила с Валерием всегда. Но надо отдать должное — никаких доносов от него не было. Может быть, он был выше этого. Потом он пошел дальше, служил в Главлите, стал цензором (такого слова в советском обиходе не было), назывался старшим редактором. Что уж он там пропускал, что нет — не знаю. Уж мои бы рассуждения о социализме точно не пропустил. Еще позднее Яковлев взял его к себе в отдел пропаганды ЦК заведовать сектором. А самый взлет — помощник члена Политбюро Яковлева. После требования Горбачева по какому-то навету (полученному через прослушивание телефонов Валерия и Яковлева) уволить Валерия, Яковлев долго не поддавался, наконец, перебросили Валерия заместителем председателя Агентства печати “Новости”. Тоже должностишка неплохая.
В разговоре с Валерием 14 ноября 2005 г. я попросил пояснить, в чем была суть того, что Горбачев потребовал его уволить (у Яковлева это место темное). Оказывается, во времена 28 съезда в 1990 г. ряд демократически настроенных депутатов вроде Юрия Афанасьева и Николая Травкина попросили Валерия организовать им встречу с Яковлевым. У них была идея: создать в КПСС самостоятельную демократическую платформу с возможным дальнейшим отпочкованием в виде отдельной партии социалистического типа. Яковлев был согласен, но Горбачев ему эту встречу запретил, так как усмотрел в ней начало оппозиции, в то время как нужно всемерно крепить ряды и единство. После этого телефоны Валерия поставили на усиленное прослушивание, рассматривая его как технический центр организации “заговора”. Вот тут-то и прослушали его разговор с генерал-майором внутренних войск из Азербайджана, который просто в бытовом смысле говорил о возможном приезде в Москву с барашком для шашлыка. Ага, вот куда уже потянулись нити заговора, решил проинформированный Горбачев и приказал Яковлеву уволить Валерия Кузнецова. Тогда же прослушанные разговоры были переданы Коротичу и опубликованы в двух номерах “Огонька”.
Политбюро не раз принимало закрытые решения о запрещении прослушивать телефоны работников ЦК, но эти запреты всегда нарушались.
Вполне возможно, что в новое время стал бы Валерий банкиром. Или членом директората объединенных машиностроительных заводов. Или президентом нефтяной фирмы. То есть мог бы играть “по правилам”. Психология служить власти, которая дает по потребности, пусть не полной, превозмогает любые рассуждения и доказательства. На том стоит земля русская.
Сейчас Валерий Кузнецов является председателем клуба “Меркурий” как части международного центра торговли. Наши встречи помнит и по разговору как не был тогда, так и сейчас не стал бонзой. Остался порядочным человеком, живущим в своей среде и играющим по ее правилам.
Добавить комментарий