Штат Аризона
В штате Аризона я побывал четыре раза и всегда по приглашению местного общества художников провести семинар по акварельной живописи. Первые два города - Феникс и Тусон, не произвели на меня большого впечатления, семинары прошли профессионально, но ничего интересного на них не произошло. Зато последние два города Тубак и Седона, оставили большое впечатление, и о них я хочу рассказать.
Начну с предпоследнего, городка Тубак. Собственно говоря, его даже городком нельзя было назвать, так как он состоял из одной большой улицы и небольшого числа домов и усадеб. Но там организована была группа художников, которая и пригласила меня. Отеля в городке, конечно, не было, и мне сказали, что жить я буду в доме одной пожилой художницы, недавно овдовевшей. Звали ее Рей Рагац, и она оказалась очень любезной и веселой старушкой. Зная о кончине ее мужа, я выразил ей мое соболезнование.
Она улыбнулась и сказала: "Мой муж умер именно так, как он хотел. Мы с мужем любили играть в теннис, и вот однажды он махнул ракеткой и тут же упал и скончался от разрыва сердца. Какая хорошая смерть, так и я хотела бы умереть". И весело рассмеялась. Хорошо овладев английским языком, я особенно полюбил одно выражение - “see what you mean”, то есть «я вас понимаю".
Оно не утвердительное и не отрицательное, а нейтральное. Действительно, что можно было ей ответить? Моими студентами оказались не только местные жители, но и приехавшие из других городов штата, так как Тубак был всего в нескольких милях от мексиканской границы и мексиканское влияние в нем сильно чувствовалось, иными словами - экзотика, но на территории США.
На главной улице можно было увидеть множество магазинов, продающих мексиканскую керамику, горшки с узорами и индейские куклы "качино", вроде наших матрешек. Был там и всего один ресторан, но... немецкий, где можно было заказать венский шницель "зауербратен". Там я, правда, не закусывал, так как питался я у вдовы Рей Рагац. Местные студенты рассказывали мне о житье-бытье этого городка.
По ночам в нем неспокойно - через границу проникают бандиты на автомобилях и совершают кражи со взломом. Одна моя студентка, владелица небольшого поместья-"ранчо", сказала мне, что не раз гналась за "лос бандидос" верхом на лошади и стреляла в них из охотничьего ружья.
Она познакомила меня также с богатыми местными помещиками. Немолодые уже люди, они пожаловались мне, что жить им трудно. Взрослые их дети поразъехались, и им нужна помощь вести хозяйство, то есть супружеская пара, жена для кухни и уборки, а муж - для работ на ферме. Такой парой могли быть только мексиканцы, так как белых для этого не найти. «Нам всегда не везло, или она хорошая работница, а он пьяница и лентяй, или, наоборот, он хороший, а она воровка и лентяйка». Я ответил на это моим любимым английским выражением -"Я вас понимаю".
Семинар прошел спокойно, бандиты не появлялись, студенты писали пейзажи, и я даже позировал им, сидя на садовой скамейке. В пятницу вечером я, как всегда, поужинал с моей хозяйкой Рей. Видно было, что она стойко перенесла потерю мужа, и эта простота приятия закона жизни и смерти показалась мне достойной подражания.
Прежде чем рассказать о моей поездке в город Седона, я хочу сделать небольшое отступление. За год до этой поездки в мой класс в Национальной Акалемии Дизайна в Нью-Йорке записался пожилой уже господин по имени Мартин Сегаль, про которого директор Академии сказал мне, что это очень важный человек. Действительно, Мартин был почетным президентом корпорации Линкольн-Центра, объединяющей оперу Метрополитен и ряд других театров. Он был также организатором Международных фестивалей музыки в Нью-Йорке и, будучи богатым человеком, всячески поддерживал культурную жизнь города.
Узнав, что я родился в России, Мартин сказал мне, что он – троюродный брат Марка Шагала и тоже родился в Витебске в 1916 году. Родители его эмигрировали в Америку, когда он был еще младенцем, и ни по-русски, ни на идиш он уже не говорил. У меня с ним завязались дружеские отношения и, когда я сказал ему, что буду проводить семинар в Седоне, он ответил, что знает этот город и хотел бы присоединиться к моей группе.
В мою группу записалась еще одна студентка-гречанка, сказавшая мне, что иногда ругается неприличными словами, но только по-гречески, так что никто этого не поймет. Третьим интересным человеком в моей группе стал мои приятель Том МакКобб. Природный американец, потомок шотланцев, бежавших в Америку во времена Кромвеля и тоже богатый человек, он был владельцем одной из трех лучших исторических гостиниц в штате Коннектикут, в городке Помфрет. У него останавливались многие известные личности.
Однажды Том позвонил мне и сказал, что в его гостинице остановился Сергей Никитич Хрущев с женой. "Скажи ему, что я дружен с Эрнстом Неизвестным, сделавшим памятник его отцу". Том передал это своему гостю, но тот на это никак не среагировал.
Город Седона знаменит своими красными скалами. Местные индейцы считают одну из них священной, но практичные белые американцы называют ее кофейником, потому что на вершине ее с краю виднеется что-то вроде носика, что делает ее похожей на электрический кофейник. На плоскогорье другой скалы по утрам группа людей с распростертыми руками медленно раскачивается из стороны в сторону.
Мне объяснили, что они там заряжаются солнечной энергией. Мои студенты этого не делали, энергии у них было достаточно для пейзажных этюдов. Мартин Сегаль со своей загорелой лысиной писал этюды без шляпы. «Мартин, Вас хватит солнечный удар», - предупреждал я его, но он утверждал, что этого не случится, он привык быть на солнце. И, действительно, с ним ничего не случилось. Гречанка Филия, стоявшая неподалеку, время от времени громко ругалась по-гречески, недовольная своей работой.
По окончании семинара я решил остаться еще на два дня писать пейзажи. В Седоне нет улиц, а только дороги для автомобилей, и у всех нас они были взяты напрокат. Стоял конец мая, и меня предупредили, что в это время гремучий змеи очень активны и рекомендуется иметь при себе палку. Если услышишь ее треск, бей палкой по траве, чтобы ее спугнуть. Если это не удалось и она уже свернулась колечком, чтобы тебя укусить, бей ее по голове. А если она тебя ужалила, то не беги быстро, так как от бега яд быстрее распространяется.
Приняв к сведению эти предупреждения, я обзавелся большой палкой и выехал на этюды. Красивое место, которое я выбрал, было, конечно, настоящим змеюшником. Как только я начал писать пейзаж, в траве между камнями раздался треск. Я взял палку и стал ею бить по траве и... большой кузнечик выпрыгнул из нее! Откула мне, горожанину, знать разницу между звуком, издаваемым большим кузнечиком и гремучей змеей?
Устыженный моим незнанием, я решил не искушать судьбу, собрал свои вещи и поехал обратно в мотель. Мне посоветоовали испробовать сандвич с мясом гремучей змеи, его подавали в "Ковбой кафе", но я не захотел. В результате, у меня не осталось успешных пейзажных этюдов из штата Аризона, а только приятные воспоминания об этой поездке.
Штаты Вашингтон и Орегон
В этих двух северо-западных штатах Америки - Вашингтоне и Орегоне - я побываал всего один раз в каждом. И, как всегда, по приглашению местной художественной организации, для того чтобы провести семинар по акварельной живописи.
Эти две поездки запомнились мне, главным образом, потому, что я встретил там нескольких интересных женщин, о которых хотел бы рассказать. Начну со штата Вашингтон. Приглашение пришло от Купвиля художественного центра, находившегося на острове Уидби в заливе Пуджет у города Сиэтл. Мне надо было туда прилететь, а потом на маленьком местном самолетике прибыть на этот остров. Лету из Сиэтла на остров было всего минут десять, причем, перед тем, как я сел в этот маленький самолетик, меня спросили, какой мой вес. Бросив курить, я сильно пополнел и весил двести фунтов с небольшим.
Сказав, сколько я вешу, я спросил: почему им надо это знать? А потому, что по другую сторону вашего сиденья надо будет посадить человека такого же веса или поставить несколько тяжелых чемоданов, иначе при полете самолет будет давать крен...
Ничего себе, подумал я. Самолет был, кажется, на двдацать четыре человека. Прибыв благополучно в Купвиль, я был встречен дамой по имени Стелла, говорившей по-английски с сильным акцентом, славянским, как мне показалось. И, действительно, Стелла была болгаркой. Веселая и разговорчивая по натуре, она, узнав, что я русский, рассказала мне историю своей жизни. В Болгарии она была гимнасткой, вышла замуж за болгарина-гимнаста и родила ему двух детей. Настоящее ее имя – Стоянка - она не любила, в Болгарии почти все девушки Стоянки, сказала она мне, а потому переменила его на Стелла.
А потом наступил 1968 год, год Пражской весны и студенческих волнений, и Стелла с мужем и детьми бежали в Западную Германию. Мужу, однако, там не понравилось, и он решил вернуться в Болгарию.
Стелла отказалась, и муж, оставив ее с детьми, вернулся на родину. Некоторое время спустя Стелла встретила американца, не то вдовца, не то разведенного, и тоже с двумя детьми, вышла за него замуж, и семейство Канвильд с четырьмя детьми переехало в Америку и поселились в Купвиле на острове Уидби, где у мужа был какой-то бизнес. Видно было, что Стелла довольна своей судьбой и счастоива в браке. Она всегда говорила "наши дети". Под конец семинара она сказала мне, что ей вскоре исполнится пятьдесят лет и «мои» дети уже приготовили мне
подарок, такой, какой я просила, а именно: парашют. " Всю жизнь в Болгарии я хотела прыгнуть с парашютом, но мама моя очень за меня боялась и не позволяла. Ну а теперь я могу".
Вернувшись в Нью-Йорк, я написал Стелле, поздравил с Днем рожденья и спросил, прыгнула ли она с парашютом.
«Да, прыгнула, - Ответила она, - и очень этим довольна». Мы переписывались еще год-другой, но потом переписка сама собой прекратилась. Но я уверен,что в этой хорошей семье жизнь шла благополучно.
В городе Портланд в штате Орегон я познакомился с женой президента художественного общества, меня пригласившего для проведения семинара. Красивая брюнетка тоже лет пятидесяти, она оказалась очень приветливым и разговорчивым человеком.
Узнав, что я родом из России, она сразу же рассказала о своей родословной. "Мать моя - сицилианка из Палермо, а отец - еврей из Каира и по профессии портной". А потом, после второго стакана красного вина, сказала мне: "Вы знаете, что мучает меня всю мою жизнь? Я никогда не была ничьей первой женой!"
Обычно я умею ответить чем-то подходящим, но тут не мог ничего придумать и просто сказал: "Я Вас понимаю". Да и что другое можно было бы сказать! Что второй брак часто лучше первого? Нет уж, лучше помолчать. Но я ее, конечно, хорошо понял, она считала себя человеком второго сорта и напрасно.
Ее признания побудили меня вспомнить другие откровенные рассказы знакомых мне женщин. Так например, одна из них сказала мне, что первый ее брак был ужасен, второй - очень счастливый, но муж погиб в автомобильной катастрофе, а третий брак оказался хуже первого. После этого она решила больше не выходить замуж...
Другая моя знакомая вышла замуж, брак был неудачным, и она развелась с мужем. Выйдя потом второй раз замуж, она убедилась, что ее второй муж - такой же, как и первый, она просто не знала, что такое мужчины. Поэтому она решила больше не разводиться.
Еще одна дама сказала мне, что, разведясь с "этим отвратительным человеком", она решила больше не выходить замуж. Наконец, еще одна, счастливая в своем браке, рано потеряла мужа и никогда больше не выходила замуж, так как ни один мужчина не смог бы заменить ее любимого мужа.
Закончу на юмористической ноте. В рассказе "Семья Москат" писатель Айзик Башевис Зингер описывает второй брак уже престарелого господина Моската на тоже уже немолодой вдове. В течение всей первой ночи она рассказывала ему, каким замечательным человеком был ее первый муж.
Еще одну даму встретил я в городе Портланде. Член местного художественного общества, она была также гидом в городском музее. Там в это время проходила выставка древнеегипетского искусства, посмотреть которую мне она предложила. Я, конечно, с радостью согласился.
По дороге в музей она сказала мне, что родители ее всегда очень ссорились между собой, кричали друг на друга и даже швыряли тарелки . "Подросши, я дала себе обещание: когда выйду замуж, никогда не буду ссориться с мужем". И, по ее словам, она это обещание выполнила. "Когда мы с мужем были недовольны друг другом, мы просто не разговаривали", - пояснила она.
Так перед моими глазами прошли три женские жизни - болгарки Стеллы, сицильянки-египтянки Мири (Мириам) и американки английских кровей Эмили. Чему они меня научили? Скорее всего, тому, что все в жизни непредсказуемо и, как говорит русская пословица, - "в каждой избушке свои игрушки".
Добавить комментарий