Братья

В воскресный летний день, в небольшой квартирке, окнами выходившей в уютный арбатский дворик, раздался телефонный звонок. На экране высветился неизвестный номер.

 — Алло...

— Илларион — это я, — пробасил тревожный голос брата.

— Да, Кеша. Что-нибудь стряслось?

— Ларик, меня завтра кладут в больницу — будут оперировать...

— Иннокентий, ты в своем уме? Тебя...? Но ты здоров как бык...

— Полосная операция, брат... сердце вынут, сосуды прочистят, всё назад воткнут, грудь зашьют. Жаль след останется. Врачи сказали месяца через два как новый буду.

— Ты откуда звонишь? Почему твой номер телефона не определился?

— Я потерял смартфон. Вот у соседа одолжил, чтоб с тобой поболтать.

— Ты дома?

— Да. Пришлось дела отложить.

— Я вызываю такси и прямиком еду к тебе. 

Через полчаса он был у брата. Тот стоял в боксерских желтых трусах посередине комнаты. И совершенно не выглядел больным.

— Ты меня разыгрываешь, Кеша? Какая операция? С чего ты взял?

— Вчера ЭКГ сделали. Врачи сказали без шунтирования не обойтись. Но ты не печалься — выживу. Я тебе звякнул из-за того, что мои девочки греются на солнышке в заморских краях. Не хочу их тревожить — приедут, а я уже на ногах буду. Из-за этого телефон выбросил. Буду им с разных звонить. Вот и тебя подключить хочу. Ты Гертруде позванивай. Придумай какую-нибудь небылицу, чтобы не догадалась. А Марьянне всё равно не до меня. В шестнадцать лет девчонки об отцах не думают.

Илларион растерянно смотрел на румяного здоровяка. Ведь болезненным был всегда он — младший: «Батюшки-светы! Кеша? Поверить невозможно».

— Ларик, у меня к тебе дело. Я на днях недвижимость приобрел и записал ее на Цецилию, — это моя близкая знакомая, — он замялся.

— Какая Цецилия? Ты о чем? Ну и имечко! 

— Понимаешь, у меня с ней сын. Ему два годика. Целя виолончелистка. Она —талантливая... в оркестре играет. Словом, брат — такие дела.

Ларик ошеломленно взглянул на Иннокентия.

— Я разводиться собрался с Гертрудой... Чувства угасли... Казалось с Целей новая жизнь начинается... а тут... — он вздохнул... — Но ты ни одной из них ни гугу — ладно? У меня есть кое-какие тайные сбережения. Я на тебя их уже переписал. Так что в случае чего... займись малышом. Он забавный — увидишь.

Кеша подтянул трусы, закрыв пупок толстого брюха, отчего оголились отекшие колени. Открыл шкаф. Вытащил оттуда костюм, рубашку, ботинки. Вещи были добротные — высочайшего качества. 

— Я тебя в ресторан приглашаю. Такое событие отметить надо.

Братья спустились вниз, сели в черный мерседес последней марки. Иннокентий завел мотор. И они покатили в роскошный ресторан.

Уселись за стол. Официант тут же принес меню. Кеша не заглядывая в него, сухо сказал:

— Водку, пожалуйста, самую лучшую... к ней рыбку, закуску всякую... 

Официант кивнул с пониманием.

— Ларик, будь добр, одолжи телефон, я Целе позвоню. Может она подъедет. Как раз познакомитесь. Нянька у них — чудная. Костику скучно не будет. — Он набрал номер, — Целюнь, это я... да-да в «Метрополе»... заглянешь? — они еще долго о чем-то ворковали.

***

Илларион любил своего брата. И знал, что он ему тоже дорог. Хотя относился Иннокентий к нему, глядя сверху вниз, с позиции старшего брата — возможно сказывалась пятилетняя разница в возрасте. В детстве Кеша частенько подшучивал над ним, когда тот поздно вечером с нотной папкой возвращался из ЦМШ. 

«Надеюсь ты уже все ноты вызубрил?» — цедил брат хихикая, уставившись в телевизор. 

Способным человеком был Иннокентий. Всё схватывал на лету. В школе совсем не занимался, а учился на одни пятерки. Ларику же приходилось твердить уроки, едва дотягивая до четверок. Кеша закончил финансовый институт играючи. И вот теперь он крупный бизнесмен. У него своя строительная компания и кругом связи. 

*** 

Брат, закончив разговор, передал телефон Ларику. Окинув сверху донизу скептическим взглядом его тощую вялую фигуру, одетую по его меркам в чёрт-те что — поморщился. Было впечатление, что он забыл о предстоящей операции.

— Ну что, дантист, много зубов за неделю надергал? Не умеешь ты жить, Ларик... сидишь в своей районной поликлинике — а толку от этого мало. Открой частный кабинет... о деньгах не думай — помогу... Гору клиентов сосватаю... раскрутишься... потом сочтемся. — Он пригубил водку: «Боится пить», — подумал брат. 

Закусив осетриной горький напиток, Иннокентий, заметно побледнев, продолжил. 

— Жаль, что ты из консерватории удрал... большая потеря для музыки... правда, зная тебя... вероятней всего протирал бы штаны до гробовой доски преподавателем в музыкальной школе. У тебя ведь нет никаких амбиций. Но зато ты человек хороший... Правда, неумеха во всем, — он вздохнул, — да и холостяком остался, из-за своего характера... А на носу уж полтинник...

В общем братьям не о чем было говорить. Но они дорожили своими отношениями, заботились друг о друге, хотя виделись редко. При жизни родителей — только по праздникам, а в последнее время — исключительно в сложных ситуациях. Именно такая возникла сегодня. 

***

Цецилия вошла в зал, задумчиво улыбаясь. Илларион остолбенел. К столику подходила Света Чулова — его сокурсница из консерватории, его первая и последняя любовь. В «консе» Ларик проучился всего два года. Поняв, что он не гений, бросил это учебное заведение и поступил в медицинский стоматологический институт. Свету больше никогда не видел. Они поссорились. Она выгнала его безоговорочно — ведь он предал музыку, а значит и ее.

— Знакомься, Целя. Это мой младший брат — Ларик, — он поправился, — Илларион.

Девушка взглянула на него глазами Светы.

Он не знал, что сказать, был в полном замешательстве. Говорил в основном Кеша. Когда все встали из-за стола и стали прощаться, Ларик, задержав Целину руку в своей, всё же спросил:

— Светлана Чулова вам не родственница?

Девушка прищурилась, видимо, была близорука и рассеянно сказала:

— Это моя мама. Она вот уже год как скончалась. А вы ее знали? Странно...

Слово «странно» было произнесено небрежно.

— Мы с ней учились вместе в консерватории. Вы ее точная копия — удивительное сходство...

Кеша не дал договорить:

— Тебя подбросить?

— Да нет... спасибо... прогуляюсь. 

Про себя же подумал: «А что если он умрет на операционном столе? Что со мной будет? У меня никого, кроме него, нет...»

Иннокентий отвел брата на секунду в сторону и, будто прочитав его мысли, жестко сказал:

— Если я умру на операционном столе... то позаботься о ней тоже... договорились?

Ларик тупо посмотрел на него: 

— А сколько ей лет?

— Кому? Целе? Двадцать восемь — в начале августа исполнится.

Они разошлись.

Илларион медленно побрел к дому. Даты сходились. Он всё подсчитал. 

В этот же день поздно вечером у Иннокентия был приступ. Врачи из неотложки оказались беспомощны. Он умер у Ларика на руках.

Илларион исполнил просьбу брата и занялся внуком. Цецилия так и не узнала, что он ее отец. Вскоре она вышла замуж. Странное имя у нее — древнеримское. 

***