Причащение к пиниям

Опубликовано: 28 апреля 2018 г.
Рубрики:

Эти поля пахали еще римляне. Отвлекшись от мистерий, оргий, римляне работали. Усердно, много. Так же, как выполняли действа культа. Они не верили, но выполняли тщательно. Могли не знать о своем счастье, однако обладали им. Такое счастье даже не предвиделось у жителей Этрурии, на чью территорию я, проезжая поля Рима, отправляюсь в поезде. Туски не видели его, как я. 

Ночь, и полей не видно. Лишь помню их. Во всяком случае, они рисуются передо мной, когда смотрю в окно. На них указывала мама, если видела коз. Я плохо помню ту поездку. Свет солнца, я совсем малыш. То есть тринадцать лет. Покуда находился в Риме, сильно любил его, но стоило уехать - все забыл. Бывает, если вкус к эстетике насытился. Особенно насытился. Так, будто бы пропал. И голова вдруг замолчала. 

Рим встретил меня пиниями. В тринадцать лет я хаживал по тропке Аппия, и все равно сейчас они казались мне диковинкой. Деревья пахли словно божества язычников. Точнее, ими пахли. Смотрел на них так долго, что стал интересен полицейским. Буона сэра, кто такой? Затребовали паспорт. Дал. Затребовали справку, что учусь в Москве. Затем понадобилась справочка, которую мне выдали, когда впервые пошел в школу. Свидетельство о браке. Дал и его, хотя не был женат. Все отдал, и они заулыбались. Чао, сеньоре. И пропали, свернув за угол. Я так и не догнал их. 

Не знал, что делать. В пути почти двадцать часов. Устал. Присел. Мимо меня прошел мужчина, лицо которого хранило на себе серьезность. Серьезность та была сравнима с камнем. Баулы, что он нес по штуке на руку, хранили непонятно что. Какие-то детали, микросхемы, провода. Он отложил их и, оглядываясь, приспустил штаны. Звук отдавался в голове какой-то слизью. Я защищался от него: Челлини, Брунеллески, Боттичелли, Джотто. Я отправлялся в город, где возможно только наслаждаться. Преклоняться. Но не думать: только изредка мышление взлетает так, что вытесняет удовольствие. Тогда оно само течет, как наслаждение. И никаких прозрений. Да кому они нужны? 

Смотрел, как проезжает поезд с грузами. Машина для убийства, нес на себе картинки, которые были словно тату. Запугиванье удавалось. Кроме картинок, одна ржавчина. Тукдук-тукдук, ДукДук-ДукДук – по голове, по голове. Смотрел уже в другую сторону, однако видел только поезд. Нет конца. Мужчина ростом с карлика отпрыгнул от меня. Стаскивал сумку, пока я отвлекался на шум поезда. Теперь сидел рядом со мной. В Бразилии семья и псина. Лишь здесь он чувствует, как одинок. И приезжает каждый год. Не может удержаться. Как перед заключенным в лагере летает хлеб, так перед ним парит собор в центре Флоренции. Знакомо это чувство. Купол собора хочется обнять. И только подойдешь к нему, как возникает голод или похоть. Ты либо хочешь трахнуть кампаниллу, либо съесть. Примерно это же испытывал бразилец, что сидел подле меня. Он говорил, будто я ангел и спаситель от отчаяния. Пока слова сползали с его губ, рука приблизилась к моей коленке. Я слышал про таких, как он. Рядом со мной сидел сам Педераст. Гейропа. Отец рассказывал, откладывая ужин: они крадут юных мужчин. Мне следовало бы прислушаться, однако никогда не был знаком с отцом. Преподавательница физики сказала как-то на уроке (не знаю, почему, к чему), мол, больные люди. И больше ничего не знал о педерастах.  

Я защищался от него. Да Винчи, Караваджо. Рим кажется ему слишком большим. «Какая гадость», - думал я, пока он трогал мои руки. Они большие, сильные и цвета лебедя. Поезд стучал по голове: «Дукдук, дукдук». Быки. Лишь ими кочегары, вырезав печенки, растопляли печь. На печени гадали, когда бык сгорал. Быки, пока не попадали в печь, смотрели на деревья, которым дали имя «пинии». Не знаю, о чем думали тогда быки. Мужчина ростом с карлика сказал, что нужно посидеть у него в спальне. Или в моей спальне. За стуком поезда я мог смотреть лишь в одну точку. Окаменел как будто. Он говорил, что есть отель рядом с вокзалом. 

Я вдруг подумал, что поехать, куда надо, значило бы дать себя духовности. Значило потом отправиться домой, к еще большей духовности. К прозрениям. За наслаждениями следует болезнь. Хотя эта болезнь и норма. Не хотел этого. И вместе с тем я наблюдал, как моя плоть немеет. Тот поезд еще ехал. Тугдук-тугдук. Словно нашел свое пристанище. Как будто встал на свой кусок земли, хотя совсем не ожидал этого.  

Смотря в окно, я мог еще вернуться к чистоте, морали, духу, когда бы захотел, я мог бы вылезти из этой вони, чувства, будто кто-то выжрал мое сердце. Просто уехать. Вернуть всю жизнь назад, вернуться в то же русло. Мои конечности не двигались. Мне стоило лишь захотеть. 

Но не хотел.

 

 

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки