Гора

Усталая улыбка, свойственная человеку поднявшемуся на гору, легла на губы Миры. Отдышавшись, огляделась... И тут же застыла от увиденного чуда из чудес. Афины одним махом распахнули перед ней двери настежь.

Счастливая, долго стояла она на Ликавиттосе — Волчьем холме, или холме Ликабетт, созерцая Акрополь, Эгейское море и всю открывающуюся глазам сказочную необозримость. Взошла на холм, когда солнце, проваливаясь за горизонт, уже не жарило столь безжалостно. Стрекотание цикад заполняло пространство — их искусное пение доносилось отовсюду. И казалось, что бессмертие действительно поселилось в этом краю. Ведь поющих насекомых древние греки считали символом вечной жизни. 

«Да... если сродниться с этой горой, то жизнь точно покажется бесконечной», — вслушивалась в свои мысли Мира. Вспомнилась строчка из оды древнегреческого поэта: «Сколь блаженна ты, цикада, Ты почти богам подобна...» 

Включила телефон, пошарила в интернете и прочла: «Однажды богиня Афина несла в руке гору. Хотела она поставить её на Акрополе. На полпути богине встретился ворон. Принёс он ей плохое известие. Разгневалась Афина, выронила гору из рук. И на этом месте возник холм Ликабетт. Легенда гласит, что все вороны с тех пор стали чёрными». Мира отвела глаза в сторону. Чёрные вороны... А какого цвета вы были раньше? — спросила сама себя. — Может, белыми... и один из вас спасся, укрылся от гневливой богини и с тех пор стал беззащитной избранницей — белой вороной? Не захотел быть как все — вот и получил за своё упрямство. А быть как все, значит не принадлежать себе — растворяться в других. Богиня знала, что делает. Удобнее управлять монотонностью — не рябит в глазах. А может, раньше посланцы солнца были разноцветными? И благодаря своему внезапному гневу, обратила Афина в черноту первое, что попалось под руку? Наверняка потемнело в глазах у богини от плохой вести. Ведь гнев бездонен. А чернота — это отсутствие цвета... отсутствие, — повторила вслух Мира несколько раз. 

Глаза её устремились вдаль — всё хотелось охватить взглядом, но увы, этого сделать не удавалось. Смотреть вокруг — означало мало увидеть. И она принялась пункт за пунктом рассматривать ее окружавшее. Такой манёвр тоже не принёс успеха. И Мира, потянув носом, стала впитывать пряные запахи жасмина, акации, мушмулы. Нежный аромат ударил в голову. Букет запахов медленно перемешивался со звучанием цикад. И постепенно, не сразу, бело-голубое зрелище, меркнувшее на глазах от исчезавшего света, стало восприниматься многослойно, объёмно, абстрактно. Музыкальный фон накладывался на запахи. Контуры обозреваемой живописной панорамы стирались, показывались лишь цветовые пятна, едва отделимые друг от друга. Всё вокруг облеклось в гармонию, ещё большую, чем представилась первоначально.

Стало темнеть. Звёзды высыпали на небе. Очнувшись, Мира присела на камень. Она ещё не полностью вышла из-под власти горы.

На следующий день вечером Мира предложила знакомым, участвовавшим, как и она, в географической конференции, подняться на волшебный холм.

— Твой доклад меня заинтриговал, — произнёс в усы Габриэль, —географические пространства в литературных произведениях — захватывающая тема... Где ты откопала такие материалы?

— Стоит только постараться - и всё получится, - обратилась она ко всей четвёрке коллег.

— Ну уж... куда ж нам... мы за тобой идём... за твоим воображением... Ты уже вчера нечто открыла... взахлёб об этом говоришь весь день, — возразил смешливый Лука. 

— Да-да, — поддакнули Аркадий с Константином.

Мира рассмеялась:

— Вот сами увидите! Ведь не верите, верно?

— Ну почему ж...? Ты плохо о нас судишь, — ответили почти хором.

— Тогда поторапливайтесь... На этот холм ещё взобраться надо, а солнце вон уже совсем низко опустилось. Ведь всю красоту пропустите.

В разговорах и шутках компания добралась до подножья горы.

— О! Неплохой ресторанчик... здесь и поужинаем после обозрения твоего чуда, — съязвил Аркадий, — ох, и высоко же лезть придётся, — тяжело вздохнул, перепрыгнув через ветку оливкового дерева, низко склонённую над горной тропинкой. 

И так хохоча, подтрунивая друг над другом, они достигли вершины холма.

Передохнув, вытерев испарены со лбов, посмотрели с любопытством по сторонам - и остолбенели. Перед ними предстала гора, весь день описываемая Мирой. Замерев, каждый понимал обозреваемое по-своему. И это никак не передавалось словами. Слов ничтожно мало, и они одни и те же для всех описаний. А восприятие у каждого свое, и выразить его практически невозможно. Тихо стояли молодые люди, глядя на заходящее солнце. Его блестящий свет менял пейзаж ежеминутно. Бесконечное чик-чик... стояло в воздухе, переходя в музыку. Уходить не хотелось. Но темнело. Нависала ночь. 

В ресторанчике за ужином никто не хотел делиться тем, что каждый из них осознал на горе. Слова были неуместны. 

Конференция закончилась. Самолёт улетал в полдень. Перед выходом из гостиницы Мира решила пробежаться. И само собой получилось, что забралась она на гору в третий раз, решив ещё раз ощутить работу Вечного Начала. И надо сказать, не пожалела. Вновь чувство самодостаточности ее заполнило.

— Истинны слова Аристотеля о том, что «счастье принадлежит тому, кто сам себя удовлетворяет, — подумала машинально, — сколько радости, сколько света! Утром, ещё белее казалось вчерашнее белое, ещё синее — синее.

Высокие мысли полезли в голову: — Каждый путник, идя по жизни, ищет свою гору. Ведь по мере передвижения, всё встречающееся ему на стезе неоднократно меняет формы. И лишь взойдя на возвышенность, он может составить представление о пройдённом пути со всеми его изгибами и тупиками. Мира улыбнулась. - Какой-то этап моей жизни завершён. И я, наверняка, неспроста столкнулась именно здесь... здесь, на этом холме, с куском вечности — в совершенной гармонии сама с собой и с тем, что меня окружает.

Она взглянула на Акрополь: суров... а как строен, величав и на Зевса похож, махнула рукой Эгейскому морю, выкрикнув: «Прощай, солёная даль!» Шла и думала: — Я нашла свою гору... она моя, моя. Впереди лежал еще путь назад.