O, как же надоело брюзжать! До чего же остосвистело — ныть! Собственный здравый смысл ощущаешь, как больной зуб: выдрать бы к черту. Окинуть бы реальность веселым оком транзитного пассажира.
Ушел на политическую диету, залег в информационную блокаду: две недели строго без новостей. Забудусь-ка, думаю, гражданским сном, сосредоточу мысли на смородине и сыроежках. Доколе не загудит в мобильнике будильник. А тут сразу очнусь, опущу в окне вагона стекло, выгляну: что за станция такая — Дибуны или Ямская? (симпатяга Рассеянный страдал топографическим кретинизмом) — и, кстати, какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?
И, получив новые координаты, задам клавиатуре компа соответствующий, продвинутый тон — щебет с оттенком взвешенного ропота: дескать, наш паровоз вперед летит; коммуну вроде проехали, авось-либо и рынок обогнем; лишь бы некоторые отдельно взятые неоднозначные болваны не курили в тамбурах.
И вот промчались две недели — не такой уж ничтожный срок! оглядываю ландшафт — куда занесло? — а с платформы говорят: а ну убрал из окошка башку, пока цела! бронепоезд находится на запасном пути! каких тебе новостей? все в порядке.
Смотрю — и точно: те же самые заржавленные рельсы; на тех же прогнивших шпалах — тот же мусор и чертополох.
То есть местоположение прежнее. Разве что в атмосфере наблюдаются изменения — впрочем, незначительные. Судите сами:
Составлен бюджет — получился на четверть военный.
Опрошено население: а что, братцы, не хотелось бы зажить в России без нерусских? — оказывается, две трети прямо мечтают.
Где-то в Астраханской области режутся калмыки с чеченцами.
Один директор одного большого петербургского завода упал в Сочи с семнадцатого, что ли, этажа.
И один з/к, некто Платон Лебедев, посажен в карцер за отказ от прогулки.
Собственно говоря, примечателен только последний сюжет. Он удостоверяет: уверенно продвинулись куда-то по меньшей мере на полколеса.
Не старое время — не за протест, не за жалобу, предположим, на имя прокурора ступай в холодную на хлеб и воду, будешь знать, как возникать.
Наоборот: заключенный, не заключенный — перед Конституцией все равны; никто не смеет на нее, на драгоценную нашу, посягать. Положено дышать свежим воздухом — значит, дыши. Цинично пытаешься воспользоваться духотой (под предлогом, например, что тебе иначе не успеть прочитать протоколы своего процесса) — отведай чижовки. А протоколы после полистаешь, когда-нибудь потом, когда пройдет законный срок для разных там замечаний, возражений. (Которые могли бы, чего доброго, пригодиться Страсбургскому какому-нибудь суду.)
Совсем другое дело. Правовое потому что стало, блин, государство. И многие люди овладели конституционным, блин, мышлением.
Депутат захолустного парламента, выступая с оригинальной идеей — узаконить третий президентский срок, — не визжит: да здравствует великий вождь, и обратите на меня внимание!
Он, совершенно напротив, рокочет: да здравствует наша родная Конституция, согласно которой каждый дееспособный гражданин имеет право избирать и быть избранным! Великий вождь, без сомнения, дееспособен, и я тоже! А запрещая ему быть избранным трижды подряд, Конституция становится частично не родной: нарушает сама себя, и право вождя быть избранным, и мое право его избрать, — и вдобавок унижает его и мое человеческое достоинство: как будто мы с ним недееспособны! Да я на эту Конституцию в суд подам! Само собой — в Конституционный.
(Он прав, дальневосточный законодавец, тысячу раз прав! На него стоит обратить внимание: каким аппаратом мышления обладает! Вам-то, к примеру, приходило ли в голову, что, скажем, футбольный судья, свистком реагируя на офсайт, нарушает неотъемлемое право игрока пнуть по мячику?)
И министр, извините, культуры и массовых, еще раз извините, коммуникаций, тоже не восклицает: о, дайте, дайте мне цензуру, а то журналисты заели насмешками вконец!
Нет — он степенно так изрекает: настала пора принять новый закон о СМИ; отрегулировать в нем, знаете ли, вопросы информационной безопасности; а то нынешний закон противоречит Конституции.
Теперь сами видите: жизнь все же не стоит на месте. Не знаю, как ВВП, а правосознание удвояется буквально с каждым днем.
Да и с ВВП, между прочим, все не так плохо. Ведь он, если верить моему старому словарю, — что такое? Совокупность товаров и услуг. Точней, стоимость этой совокупности. Услуги у нас действительно не в ходу: должно быть, национальная идея препятствует. Но зато товаров — навалом. Одних только подводных лодок в ближайшие годы понастроим на $, представьте себе, миллиард.
Конечно, жаль, что рынок, переваривая оборонный заказ, время от времени плюется директорами, да еще с такой высоты.
Зато оборонный заказ, переваривая рынок, обеспечивает миллионы граждан хоть и мартышкиным, а все-таки трудом. Взять хоть подводные лодки: ведь они, будем надеяться, когда-нибудь проржавеют. Их распилят, переплавят, построят новые (американцы, как oбычно подкинут валюты), — это же сколько рабочих мест!
А то некоторые говорят, будто в России заняты делом (то есть вот именно производством товаров и услуг, хоть каких-никаких) миллионов десять мужчин. Остальные — кто под ружьем, кто при начальстве. Цифра сомнительная — наверное, все-таки заниженная, — что же до слабого пола, в нем трудовой элемент вообще преобладает, — но как бы то ни было, не будем недооценивать роль мартышкина труда. В том числе — бюджетоообразующую.
Правда, для идейного здоровья он не полезней тунеядства, даже и вооруженного. Приводит к бешенству коровьему (“Россия для русских!”), овечьему (“Смерть Америке!”), а также к птичьему гриппу (“Слава ГКЧП!”).
Вот и вскрикнешь иной раз, как Рассеянный с улицы Бассейной (ныне Некрасова): — Что за шутки!
А потом как помчишься в кассу — покупать бутылку квасу. Лишь бы не ныть, не брюзжать. Надоело.
Добавить комментарий