Моё белорусское детство: до войны, в войну и после войны

Опубликовано: 11 марта 2017 г.
Рубрики:

 

Эти записки были присланы в редакцию ЧАЙКИ из Лондона нашим постоянным автором Лейлой Александер- Гарретт. Они принадлежат ее маме, Анне Федоровне Андреевой, в девичестве Шишко, чье детство пришлось на годы фашистской оккупации Белоруссии. Материал показался нам  важным и интересным, предлагаем его читателям.

Редакция

_________________

Во время войны мы жили в деревне. В семье было четверо детей, я самая старшая. Родилась я 20 января 1929 г., но когда в войну сгорели все документы, в суматохе мне написали, что я родилась 8 марта. Так я и справляю свой день рождения в Международный женский день 8 марта. От родственников я слышала, что мамины предки жили когда-то в Кракове, а местный старожил рассказывал, что солдаты по фамилии Шишко попали в белорусскую деревню из Болгарии после поражения Османской империи в Русско-турецкой войне в 1877-1878 годах. Сами родители о прошлом не говорили - боялись. У отца - Федора Тимофеевича Шишко - были очень густые черные волосы и темные глаза, а у мамы - Ольги Тарасовны длинные до пояса косы. Отец был долгие годы председателем колхоза, в этой должности и застала его война, которая началась 22 июня 1941 г.

Мама работала в колхозе на разных работах, жили мы трудно и бедно. Работали очень много - и взрослые, и дети. В летнее время по 12-14 часов, а потом ещё и дома. Денег за работу не платили. Работа была изнурительной: жатва серпом, уборка картофеля мотыгой. А что получал колхозник за свой тяжёлый труд? В лучшем случае, если был хороший урожай, на один трудодень 1 кг. картошки и 200-300 грамм зерна. Перед войной, продав корову, мама (после долгих уговоров в сельсовете) впервые поехала в Москву купить нам, детям, пальто и ботинки, так как в деревне невозможно было что-то купить. Как мы обрадовались, когда увидели обновку! А еще мама купила нам конфеты-подушечки, которых мы в жизни не видели.

Жизнь в колхозе можно назвать крепостным правом. Первое крепостное право отменил Александр II в 1861 году. А вот второе крепостное право наступило сразу же после революции 1917 года. Вплоть до 1965 г. у крестьян не было паспортов, а у стариков – пенсии. Хорошо, если были дети, а если нет, то старикам приходилось работать до самой смерти. В сталинское время нужно было оглохнуть, ослепнуть, онеметь, ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить, а иначе можно было попасть в сталинские застенки (в тюрьму, в лучшем случае, в худшем – расстрел). Я это видела своими глазами: в нашей деревне жил уважаемый всеми, трудолюбивый мужчина.

Oн собственными руками построил хороший дом, обустроил двор, сад. У него было трое детей. С младшей дочерью я дружила, вместе ходили в школу. Их раскулачили, отняли дом, хозяина сослали куда-то в Сибирь. Вестей от него не было, зато в его доме поселился сельский совет, а его жена и дети, а их было трое, жили в баньке. А мою тётю, родную сестру отца, раскулачили только за то, что в их семье было две коровы и хороший дом, построенный хозяином собственными руками. А ведь в их семье было семь человек - трое детей, тётя с мужем и его родители. Вот такие богачи! И таких людей по стране было очень и очень много.

А если рассказать, как мы жили до войны и после войны! И до войны и после войны наши крестьяне долгое время ходили в лаптях, а мы, дети, до поздней осени ходили в школу босыми, плохо одетыми. В октябре уже начинались заморозки, земля припорошена снегом, а мы бежали в школу босиком, полураздетые и полуголодные. Мама очень рано вставала, чтобы испечь нам драники - такие картофельные блины.

Первой радостью для крестьян было то, что рядом с деревней построили хорошую шоссейную дорогу. Шла она от Москвы до Бреста. Нас туда не пускали, так как строили её политзаключённые, а вот когда достроили, мы все побежали смотреть. Сколько же было восторга! Широкая, чистая магистраль. Нам, детям, надо были идти в школу за три километра, а теперь - не по грязи, и не надо было мыть ноги, входя в школу, в корыте с холодной водой. Но радость наша была недолгой. Началась война с Польшей. По этой дороге от Москвы до Бреста пешком прошагали наши красноармейцы. Наш отец был призван на эту войну. Сборы были в Орше, он нам сообщил, что приблизительно в такое-то время их полк будет проходить рядом с нашей деревней. Я с братишкой каждый день ходила на эту дорогу. Набирали корзиночки яблок, брат – поменьше, я – побольше. Мне в 1939 году было 10 лет, брату Володе 7.

В один прекрасный солнечный день, это был сентябрь, в саду у нас созрели яблоки, мы увидели колонну солдат, идущих быстро-быстро. Когда они подошли ближе, в первом ряду мы увидели нашего отца. Он был рослый и красивый мужчина. Мы со своими яблоками выбежали на дорогу к отцу. Нас оттолкнули, и наши яблоки полетели в разные стороны; отец не сказал ни слова, а мы всё бежали и бежали - и кричали ему вслед, что умерла бабушка, его мать. Полк остановился на отдых в лесу, рядом с нашей деревней. Лес этот назывался Курганы. Бабушка нам рассказывала, что в этом лесу хоронили французов, а позже я прочитала, что в г. Толочине умерло 11000 французских солдат. Их трупы сжигали и хоронили недалеко от нашей деревни.

Раньше в Толочине было 3 церкви, 3 синагоги и польский костел. Наполеоновские солдаты разграбили синагоги, еврейские склады, две церкви сожгли. В третьей Наполеону пришлось заночевать, а когда его генералы сообщили ему, что город Борисов и мост через реку Березину уже занят русским генералом Милорадовичем, Наполеон не поверил: «Как этот мерзавец мог меня опередить!» Это тот Милорадович, которого в 1825 г. застрелил Каховский, за что по приказу Николая I был повешен. Милорадович, увидев извлеченную из груди пулю, воскликнул: «Слава Богу! Это пуля не солдатская!»

Пока солдаты отдыхали в нашем лесу, отец прибежал домой, чтобы повидать нас и проститься со своей матерью, ведь он шёл воевать и мог никогда больше не увидеть нас. Не успел он зайти в дом и подойти к гробу матери, как за ним на лошади примчался командир. Он ворвался в сени, выхватил пистолет из кобуры и закричал: «Сейчас расстреляю!» Мы, дети, окружили его и стали плакать: у нас умерла бабушка! Он зашёл в зал, где в гробу лежала бабушка, к нему бросились женщины и стали уговаривать не стрелять. Только тогда он смягчил свой гнев и положил пистолет в кобуру. И тут же погнал отца. Отец бежал по деревне. За ним, погоняя плетью лошадь, ехал командир, а мы – трое детей бежали вслед за ними. Только теперь я понимаю, какое это было унижение для отца, ведь он был уважаемым человеком в деревне. Его в течении десяти лет выбирали председателем. Это был лучший колхоз в районе, тут люди хоть что-то получали. Этот урок жестокости мне запомнился на всю мою жизнь.

Отец с этой войны вернулся очень больным. Где-то на плотах они переплывали реку, и в этот плот угодил снаряд; отец чудом выжил, выплыл на бревне на берег, позже у него обнаружился туберкулёз лёгких; он кое-как вылечился, но всю жизнь осенью и зимой сильно кашлял.

Другой радостью для нашей деревни было то, что перед самой войной нам провели радио. Такой большой чёрный рупор висел у нас в доме. Политические новости мы не слушали, а вот музыку и песни, которые пела Русланова «Валенки-валенки, не подшиты, стареньки», мы слушали с удовольствием. Были и другие песни: «Катюша», «Броня крепка, и танки наши быстры» и др., такие, как «Дорогой товарищ Сталин, мы пошлём тебе навстречу самых лучших лошадей». Русланова пела свои «Валенки» на ступенях Рейхстага, а после войны была посажена в сталинские застенки. А наш деревенский кузнец был арестован за слова из песни «Дорогой товарищ Сталин, мы пошлём тебе навстречу самых лучших лошадей». В пятницу проходило очередное колхозное собрание, на нём присутствовал кто-то из районных представителей.

Один из них обратился к колхозникам со словами, что стране нужно помочь с кормами, а у колхоза не хватало корма для своих лошадей. Кузнец был человеком с большим чувством юмора, он вышел на середину зала и пропел слова из песни: «Дорогой товарищ Сталин, мы пошлём тебе навстречу самых лучших лошадей». И добавил, что этих лошадей в колхозах поддерживают на верёвках, чтобы они не упали. В субботу была баня, её топили в деревне два раза в месяц, а работа в деревне была грязной, но не хватало дров, хотя деревню со всех сторон окружал лес. И вот в субботу вечером, прямо под нашими окнами остановился «чёрный ворон» – машина, в которой увозили людей в неизвестном направлении и откуда никто не возвращался. Мама бледнее белой скатерти упала на кровать, она думала, что заберут отца, а мы станем «врагами народа».

Слава Богу, пронесло! Как только мужчины вышли из бани, тут же кузнеца привели в наш дом: руки вверх, и стали шарить по карманам. А он опять зло пошутил, что в его кальсонах пистолет, который стреляет только мочой. Его увёз «чёрный ворон», а вскоре и его жена с тремя детьми куда-то исчезли, больше мы их не видели. Вот так было, и я это видела собственными глазами.

Из этого чёрного рупора мы и услышали, что началась война, в воскресенье 22 июня 1941 г. Крестьяне в воскресенье ездили или ходили в город, что-то продать, что-то купить. Базар начинался очень рано, в 5-6 часов утра. Помню, как родители купили мне в Толочине книгу по истории. Я перешла в пятый класс, мне было 12 лет. Тогда детей принимали в школу с 8 лет. Когда я открыла книгу, на первых страницах увидела портреты красивых людей в военной форме. Думаю, что это были Тухачевский, Блюхер и др. Только почему-то их лица были крест-накрест перечёркнуты, и текст под ними был зачёркнут, а сверху надпись – враг народа.

Не могу понять (хотя тогда я не задумывалась над этим), или у государства не было средств для переиздания книг, или это делалось специально, чтобы дети и их родители знали, кто их враги, а иначе, как это объяснить? Дедушка купил нам на базаре бублики. Он был хороший бондарь и винокур. В городе он продал бочки и купил нам подарки, но радость была недолгой. Часов в 10-12 из рупора мы услышали, что началась война. Говорил Молотов о том, что фашистская Германия вероломно, без объявления войны, напала на нашу страну. И чтобы люди не создавали паники. Враг будет остановлен, бойцы Брестской крепости жестоко отражают нашествие фашистов, и победа будет за нами. Вот только враг подошёл к самой Москве, а победа далась нашей стране страшной ценой и большой кровью. В Белоруссии погиб каждый четвёртый её житель.

Итак, война. В понедельник рано утром приехал командир из военкомата и у нас стали забирать мужчин на войну. Помню, как рыдали женщины, провожая своих мужей и сыновей, словно чувствуя, что они уже их никогда не увидят. Рыдала вся деревня, провожая своих детей, братьев, мужей. Из тех мужчин, которые были призваны в армию в 1941 г. никто не вернулся живым. Только в нашей родне погибло 10 человек. Всем им было от 20 до 35 лет отроду. После освобождения Белоруссии каждый день шли похоронки: ваш сын или муж погиб, кто под Ленинградом, кто под Сталинградом. Опять горе, опять слёзы.

А вскоре началось другое горе. По шоссейной дороге отступали наши солдаты, а немецкие самолёты бомбили дорогу. Мы побежали прятаться в лес, он был недалеко от деревни. Родители убежали с младшими детьми первыми, а я где-то заигралась с ребятами и потом бежала по полю одна. Немецкий самолёт летел надо мной: я бегу, а он за мной, и только когда я зацепилась за кочку, упала и долго не могла подняться - подвернула ногу, он улетел. Когда я встала, то рядом с собой увидела много пуль и ни одна меня не задела. Наверно, надо было жить, чтобы сегодня рассказать об этом моей внучке. Мы знали, что немцы уже близко. Отец запряг колхозную лошадь, мы уложили в повозку наши скудные пожитки, посадили в нее младших детей, а родители и я шли пешком километров 15-20. Деревня, куда мы приехали, называлась Латышево. Там жили мамины родственники, Соколовские. Деревня была небольшая, вокруг лес, речка, хороший песчаный берег, в лесу поспевала земляника и мы, дети, собирали ее и очень радовались. Деревня стояла высоко, дорога чистая. Как долго мы там были, точно я не помню. И вот через 65 лет после войны, мы снова посетили эту деревню. Мы с братом и его женой ехали на машине из Минска, где навещали наших сестер. Минск нас обрадовал своей красотой, чистотой и порядком. Мы гуляли по городу и нигде не увидели ни одной бумажки, ни одного окурка, ни одной банки и бутылки, которые в Питере валяются даже на Невском проспекте, в парках и садах. Когда брат свернул с дороги, мы спросили его, куда он нас везёт, на что он ответил: «Я везу вас в деревню, в которой мы скрывались в войну от немецких бомб». Что же мы увидели? Дома, в котором мы жили, уже не было, как не стало и самой деревни. Почти у всех домов были заколочены окна и двери. Подъехали к одному двору, но никто нам не ответил.

В конце деревни увидели красивый домик: покрашен в синий цвет, высокий забор. Брат остановил около дома свою машину, залаяла собака, и к нам навстречу вышла 85-летняя старуха. Оказалось, она наша родственница - Соколовская Александра Тарасовна. Она нам поведала, что в деревне живут только две женщины 85 и 75 лет. Мужья умерли, а дети живут в Минске. Я спросила: а как же вам не страшно двум одиноким женщинам жить в деревне, где кругом лес и вблизи нет никого? Она ответила: «А куда нам деваться? Сын и дочь в Минске, у них двухкомнатные квартиры и по двое детей». – А как же, если заболеете? Она сказала, что у неё есть мобильный телефон, телевизор, дети часто звонят, и на всё лето приезжают внуки.

Два раза в неделю из города приходит машина и привозит продукты. Вокруг тоже стояли деревни с заколоченными окнами. Вместо бывших цветущих садов теперь растет один бурьян. Ещё она рассказывала, что её отца и отца мужа моей тёти расстреляли сталинцы, а их раскулачили. Муж маминой сестры воевал в Финляндии, был ранен, попал в окружение, пришёл обмороженным, голодным. Он не мог наесться картошки, а позже пошёл на войну в 1941 и был убит под Ленинградом. Оставил жену и двоих детей.

Возвращаюсь к войне. Через некоторое время в Латышово приехал наш дедушка. Он жил в другой деревне, в 3 километрах от нашей, в деревне Евлахи, звали его Агеенко Тарас. В деревне его все уважали, он был хорошим бондарем, делал бочки, корыта, вёдра, ложки из дерева, а ещё гнал хороший самогон. Он нам и сказал, что немцы проехали мимо нашей деревни, не заезжая в неё. Они спешили скорее взять Москву! Минск, Борисов, Орша, Смоленск уже были в их руках. Немцы оставляли свои небольшие войска в городах, в районных центрах, где были железнодорожные вокзалы.

Мы вернулись домой. Недели через две мы впервые увидели немцев. Они заехали в нашу деревню на отдых. Заняли дома получше: наш дом, дом нашего дяди и несколько других. Тут же у колодца стали умываться, бриться. Играли на губных гармошках. У всех были небольшие немецко-русские словарики. И тут же мы услышали: «Матка-кура, матка- яйка!»

Они решили устроить вечеринку. Мы пришли посмотреть на это чудо. Танцующие немцы - молодые, рослые, здоровые парни. Это была кадровая армия Гитлера, вышколенная, вооружённая до зубов. Красивая шерстяная форма, шёлковое бельё, одеколон, душистое мыло, которого мы в глаза не видели! И люди стали удивляться: как же так, нам всегда говорили, что за границей живут плохо, а тут мы увидели совсем другое. Наши солдаты – в ботинках с обмотками, в хлопчатобумажной форме и с винтовками за плечами, а эти – благоухающие, с автоматами. Помню, две женщины из нашего села, их мужей посадили в 37-ом, встречали немцев хлебом-солью. Что касается душистого мыла, то крестьяне в глаза его не видели, даже простого мыла не было постирать бельё.

Знаете, чем мыли голову? Собирали берёзовый пепел, просеивали его, а потом пропускали через полотно горячую воду. Вот этой водой мы мыли голову и стирали бельё. Дня через три немцы уехали и до конца 1942 года не появлялись. Они остановились в Толочине, в 3 километрах от нас. Там проходила железная дорога, а через неё шли немецкие эшелоны на Москву. Правда, через месяц к нам приехал немецкий комендант с переводчиком, хотя он и сам говорил на ломаном русском. Подъехала машина к нашему дому и остановилась. Переводчик спросил отца: «Вы были председателем колхоза?» - «Да», - ответил отец. «Соберите всех крестьян». Все собрались. Переводчик спросил: «Вы довольны своим председателем?» «Да», – сказали крестьяне.

Комендант поинтересовался, сколько земли в колхозе и сколько лошадей? Отец ответил, сколько земли и сколько лошадей. Тогда комендант приказал разделить всю колхозную землю, которая уже была засеяна, всем поровну на каждого члена семьи. Так и сделали, на каждого человека приходилось по одному гектару земли. Лошадей было мало, одна лошадь на два хозяйства. Впервые за четыре года оккупации крестьяне вдоволь наелись хлебом и мясом. Многие вырастили по две коровы, разводили свиней, кур, гусей и т.д.

Первый год немцы не брали налога, им было некогда. Они торопились завоевать Москву и Сталинград. Позже, в сентябре, снова приехал немец с очень красивой молодой женщиной и спросил, есть ли в деревне школа. Школа в деревне была для начальных классов - с первого по четвертый класс. Переводчица нам сказала: «Отныне вы будете изучать немецкий язык и говорить только по-немецки!» Нам велели принести все книги в школу.

Книг было мало - и сразу же из этих книг запылал костёр. Проучились мы в этой школе всего пять дней, ночью школа тоже запылала огнём. Партизан у нас ещё не было, но это сделал кто-то из подполья. Многие возмущались: «Зачем жечь школу, пусть бы дети хоть чему-нибудь научились!» Но умные люди знали, что, когда в школе дети вместе, немцам легче подогнать машину и начать брать у детей кровь; она нужна была немецким солдатам, ведь шла жестокая война. Так немцы поступали в других местах.

Как только разделили землю и лошадей, отец отказался быть старостой, сказав, что у него плохое здоровье. Старостой стал какой-то приезжий мужчина, молодой и здоровый. Когда кончилась война, его посадили без суда и следствия на 25 лет.

До конца 1942 г. немцев у нас не было и мы жили, как раньше, до войны; правда, редко, но появлялись в деревне полицаи. Особенно мы боялись бандеровцев. Мальчишки всегда дежурили у дороги в конце деревни и, когда они приезжали, ребята разбегались во все концы с криком: «Бандеры, Бандеры!». Мы прятались кто куда, кто в лес, кто в кусты в поле. Больше, чем немцев, мы боялись их, их жестокости не было предела, даже сами немцы удивлялись. Главному руководителю этой банды Степану Бандере господин Ющенко вручил посмертно звание героя Украины.

Окончание

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки