Вещи

Ух, как терпко было в этот раз, как обжигающе ярко! Алексею казалось, он не помнит такого...

Уже в прихожей он обнял Лену правой рукой (левая еще хранила тяжесть нетерпеливо брошенного на пол портфеля), большой палец ладони привычно расположился на позвонках, четыре остальных нащупали трогательную лопатку. Пружина мгновенно распрямилась...

Почти четыре года встреч, а пресловутого привыкания как не бывало. Правду сказать, встречались они не каждый день и даже не каждую неделю. Дело в том, что герои наши были гражданами разных государств и жили по обе стороны океана. Но, начиная с одного счастливого времени, когда они познакомились в нейтральном, но памятном обоим месте — Праге, Алексей стал ежегодно летом бывать в Москве. Вот в эти-то лета (автор надеется, что правильно образовал множественное число от существительного среднего рода) росла и ширилась, говоря высоким слогом, их любовь. Ей способствовали две вещи: редкость, как мы уже выяснили, встреч и разница в возрастах. Читатель, конечно, догадался, в чью пользу была эта разница. Сформулируем так: именно благодаря ей мужчина солидных лет превращается в пылкого юношу, больше того — такой яркости чувств многим юношам испытать не дано сроду. Еще Федор Иванович Тютчев именно этому посвятил свое знаменитое стихотворение: “О, как на склоне наших лет сильней мы любим и суеверней...” Сильней — вот это Алексей знал хорошо! А суеверие, то есть боязнь потери, эту любовь и делает любовью, а не страстью или чем иным. Особый, слегка горчащий привкус всему придает отсутствие перспективы в отношениях. Да и что такое перспектива? Брак? Но где, как не в браке, любовь гибнет в ста случаях из ста? Автор оставляет за читателем (особенно за читательницами) право оспорить этот немудреный постулат, но при одном условии: доказывать свою правоту оппонентам необходимо не с помощью примеров (из жизни ли, из художественной литературы), а, если угодно, гносеологически, то есть по-научному...

Женщина и мужчина в серьезно разновозрастных браках меняются ролями: она — хозяйка положения, именно она может, как говорится, “поматросить и бросить”. Уйти, не причинив боли, или причинив минимум страданий своему визави — не всякая женщина справляется с этим, как не всякий мужчина справляется с неотвратимым уходом любимой...

— Сразу же — мыться, — как всегда, скомандовала Лена, а Алексей, как всегда, бессловесно подчинился. Он не был подкаблучником, нет, просто ему нравилось подчиняться ей, особенно в данном случае, ибо за душем следовал легкий ужин, а за ним то, о чем Алексей каждый раз думал с непроходящим волнением.

Лена принесла хранившуюся у нее сменную одежду. Алексей, принимая из ее рук аккуратно сложенные рубашку с короткими рукавами и полушерстяные тренировочные брюки, снова потянулся к ней, обнял, еще раз обозначив свое нетерпение.

— Ну подожди, все будет, — отстранила его Лена и направилась на кухню. В голове Алексея щелкнуло: так она еще никогда не говорила! А если быть уж совсем точным, она ничего никогда не говорила — легкого отстранения было достаточно, чтобы Алексей каждый раз понимал: это будет, и сердце замирало именно от немого намека.

Произнесенные же его возлюбленной слова не то что покоробили его — они его скорее насторожили. Случайно ли произнесла их Лена или они что-то выдали? Промельк тревоги лишь возник и исчез, Алексей положил домашнюю одежду на стоявшую в ванной табуретку, присовокупил к ним трусы и майку и шагнул, одновременно отодвигая полиэтиленовую занавеску, в белоснежное пространство ванны.

За завтраком, машинально отрезая ножом кусочки поджаренной Леной гренки и глядя в ее грустные глаза, Алексей вспомнил и восстановил остроту своих полуночных ощущений. Ему захотелось поблагодарить ее со всей искренностью, на какую он был способен, снова, как несколько часов назад, раствориться в ней, исчезнуть и тем обрести бессмертие. Да, он считал, что миг обладания любимой женщиной так желанен потому, что лишь тогда мужчина чувствует, что он бессмертен. Но редкому числу мужчин даровано это счастье. Тут подмены настоящей любви выдуманной случаются сплошь и рядом, только самые честные могут повторить вслед за другим поэтом: “Я никогда не любил, не любил женщин, которых я не любил...”

Эти весьма путаные размышления нашего героя прервала Лена:

— Сегодня тебе придется свои вещи забрать...

— Какие вещи? — машинально спросил Алексей. Бывая в Москве, он дарил Лене только книги, которые вещами никак не назовешь. Да не просто книги, а — старался — с автографами авторов. Подписал как-то сборник стихотворений у самого Евтушенко, попросил знаменитого поэта адресовать автограф Лене, однажды заплакавшей по прочтении стихотворения “ Любимая, спи...”, посланного ей Алексеем по Интернету.

Вместо ответа на его рассеянный вопрос Лена поднялась из-за стола, вышла и через минуту — другую вернулась на кухню с полиэтиленовым пакетом в руке. Алексей, конечно, узнал его: не далее, как сегодня утром, он сложил в него, как всегда, свои домашние вещи.

...Квартиру эту в новом районе Москвы, Марьине, недалеко от станции метро с хорошим названием “Братиславская”, Лене помог купить все тот же Алексей. Помог не материально — от какой-либо денежной помощи она решительно отказалась. Алексей записал это Лене в плюс (он ценил ее честность), хотя потом, прокручивая в голове весь их искрометный роман, он понял, что едва ли не демонстративный отказ взять деньги в долг означал следующее: серьезных жизненных планов хозяйка квартиры с Алексеем не связывала. Потому-то (это понимание тоже пришло много позже) Лена старалась впускать Алексея в свое гнездышко на один, максимум — на два дня в неделю. Приезжая в Москву, наш герой не останавливался у своей возлюбленной (она категорически, до истерики, против этого возражала), а снимал, скрепя сердце, комнату, стараясь, чтобы его временное жилье было поближе к “Братиславской”.

Вернемся к истории приобретения этой квартиры. Когда присмотревшая вольно возвышающийся на пригорке и понравившийся ей дом Лена пришла в компанию, продававшую в нем квартиры, ей было сказано, что все квартиры уже проданы. Алексей тут же ринулся в бой, потрясая своими журналистскими ксивами, и девушка, работница компании, на удивление легко сдалась. Заглянув в какие-то списки, она “созналась” представителю СМИ: “Есть еще две квартиры на третьем этаже. Пойдете смотреть?”

В ближайшее воскресенье Алексей с Леной поехали в Марьино, без труда нашли дом и попали в его холодные бетонные внутренности. Март в Москве редко когда бывает теплым, и внутри только — только достроенного дома было сыро, темновато и холодно, болтались белые плоские провода, лифт не работал, лестницы были еще без перил... Нечего и говорить, что они взлетели на третий этаж как на крыльях, легко нашли будущую ленину квартиру и целовались бы там, как сумасшедшие, не сопровождай их туда толстая баба в стеганых штанах и ватнике, которая и согласилась за полсотни рублей открыть им коробку под номером 70.

Когда Алексей, любуясь чистотой и уютом лениной квартиры, с гордостью и без всякой задней мысли напоминал Лене, что приложил руку к ее “доставанию”, она неизменно отвечала:

Не была бы эта, была бы другая.

Конечно, Алексей, как всякий нормальный человек, ждал слов благодарности, но чувство независимости, болезненно присущее Лене, не позволяло ей признать, что не она сама добилась всего, в частности, жилья, а с посторонней помощью.

...Неожиданная волна ярости накрыла Алексея. Он рванул на себя, едва не порвав, несчастный пакет с одеждой и швырнул его Лене под ноги. Задыхаясь от гнева и обиды, чувствуя, как бледность мертвенно заливает его лицо, он как можно более спокойно произнес:

— Твоя сверхчестность переросла в сверхглупость. Ну наметила ты себе другую жертву — на здоровье. Но неужто эти штаны стоят того, чтобы так меня унизить? Выбросишь их в мусоропровод!

Зацепив на ходу рукой, как хоккейной клюшкой, сиротливо валявшийся на полу портфель и не сразу справившись с хитроумным замком входной двери, Алексей выскочил на лестничную площадку и нажал кнопку лифта. Перед тем, как двери лифта сомкнулись, он успел заметить стоящую на пороге своей квартиры и заливающуюся слезами Лену.

Алексей — одновременно! — до боли в сердце пожалел ее и усмехнулся своей дурацкой начитанности. На любой случай жизни у него находилась цитата из любимого им Евтушенко:

Могущественны пепел и зола,
они в себе, наверно, что-то прячут.
Над тем, что так безжалостно сожгла,
по-детски поджигательница плачет...