Пенальти

Ну, давай, Лора, давай! Да не правой, левой — она у тебя сильней! Ну...

Лора разбегается и бьет... Куда? Ворота не там, дура. Не видишь? Сколько раз тебе говорить, что когда бьешь по воротам... Впрочем, теперь поздно.

Мяч уходит чуть ли не полметра вбок от стойки. Ник срывает с себя кепку, шлёпает ею по колену, плюётся, бормочет ругательства. Отдышавшись, достаёт из кармана жвачку, разворачивает, суёт в рот. Считается, что жевание успокаивает. А то и инфаркт недолго получить. Инфаркт, можно сказать, — профессиональная болезнь тренеров...

Игра складывалась не в их пользу: 0:1, и явное игровое преимущество противника. Это пенальти, которое промазала Лора, было реальной возможностью свести игру к ничьей, но...

В общем, проиграли, к тому же на своём поле. Потеряли два очка, столь необходимые, чтобы удержаться в лиге. А если команда вылетит из лиги, то и он, тренер, или как модно теперь называть, менеджер команды, вылетит со своей должности, это уж как пить дать. И тогда прощай колледж, где платят хоть паршивенькую, но зарплату. Как тогда прожить семье с двумя детьми?..

Дома Ник появился мрачный. Зина сразу поняла, в чём дело:

— Опять продули? Ну твои принцессы хороши...

Ник ничего не ответил. Он снял куртку с эмблемой колледжа и пошёл в ванную.

Детей уложили в девять, преодолев обычное сопротивление — «ну ещё пять минут, ну только до конца программы, ну пожалуйста, ну мамочка, ну папочка!» — и сели подремать у телевизора. Однако Зина вела себя как— то беспокойно, то и дело тормошила мужа незначительными вопросами, на которые Ник отвечал сквозь дремоту неохотно, с закрытыми глазами, и наконец произнесла заранее заготовленную фразу:

— Я сегодня видела Фишку. Совершенно случайно, просто встретила возле магазина.

Ник вздрогнул и открыл глаза.

Коля Мурашов провёл детские годы в Замоскворечье, в рабочем районе. В школе, где он учился, преобладали дети «из простых семей», как это называлось. Но и среди них Мурашов успехами в учёбе не отличался. И не то, что он был такой уж неспособный к учению, но просто с ранних лет было ясно, что его будущее — спорт, конкретно — футбол, а учение играет в его жизни весьма незначительную роль. Он был лучшим футболистом школы, играл за сборную юношескую Москворецкого района, и ходили настойчивые слухи, что его берут в молодежный состав «Динамо». А это уже не шутки, это дорога в профессию. На кой ему всякая ботаника— тригонометрия?..

Среди соучеников Коля пользовался непререкаемым авторитетом, чему помимо футбола способствовало заметное физическое превосходство. Поэтому, когда он однажды сказал «Фишку не трогать», Ромку Фишкина действительно оставили в покое: перестали прятать его портфель, совать ему за шиворот горящие окурки, отдавливать пальцы крышкой парты и даже дразнить «жыдом» перестали, хотя в классном журнале против его фамилии беззастенчиво значилось «еврей» — чего уж хуже! Другие евреи, а их было в классе еще два — Зельдович и Кац, записаны были один украинцем, другой армянином, но это, сказать по правде, им не очень помогало.

Фишкин мало того, что был записан евреем, еще и учился хорошо. Особенно он отличался в литературе: его сочинение на тему «Мы уже не те русские, что были до 17-го года» получило премию районного отдела образования. К Первому мая, Октябрьской революции и Международному женскому дню он писал стихи для школьной стенгазеты, и директор его хвалил. Еще он преуспевал в английском языке: он знал такие слова, что молодая училка краснела и требовала, чтоб Фишкин не смел повторять «эту гадость».

Но в чём Фишкин не блистал, так это в футболе, который он любил до страсти, гораздо больше, чем литературу, английский язык и советские праздники. Он играл защитником за команду школы, но держался там в основном благодаря покровительству Мурашова, который в глазах Фишкина выглядел сверхчеловеком, полубогом, способным забить головой в ворота мяч, поданный с корнера. А вот что особенного нашёл Коля Мурашов в этом невысоком кудрявом толстяке, не вполне ясно. Скорее всего, ему нравилось в Ромке то, чего самому ему не доставало... Они сидели на одной парте рядом, такие непохожие, но настоящие друзья, готовые придти на помощь друг другу, и Фишка действительно успевал на контрольных решить свою задачу и Колину.

И вот наступил год окончания школы. У Коли это событие совпало с другим знаменательным событием: его приняли в подмосковную команду «Звезда» и сразу поставили в основной состав. У Фишкина успехи были менее впечатляющими: он пытался поступить на литфак в университет — даже заявления не приняли, попытался на журналистское отделение — не получилось; пришлось поступать в институт культуры в Химках, бывший библиотечный, куда евреев в том году принимали ввиду недобора. В последнюю очередь, но принимали.

Откровенно говоря, Рома не был в большом восторге ни от института, ни от будущей профессии — какой— нибудь заведующий сельским клубом, массовик— затейник... Его родители, папа учёный— биолог, мама врач, наверное, в глубине души тоже мечтали о другой карьере для сына, но старались не огорчать мальчика и делали вид, что всё хорошо... или, во всяком случае, не так плохо. Они устроили для Ромы в честь поступления в институт вечеринку (слово «пати» еще не вошло в язык) с выпивкой и закуской, и предложили ему пригласить друзей. Он позвал своего единственного друга — Колю Мурашова.

(продолжение на стр. 64)

(продолжение со стр. 64)

Ну и, конечно, пришла Зина, хорошая Ромкина знакомая, стройная темноволосая девушка со светлыми глазами. Они встречались на протяжении уже трёх лет — в их возрасте срок немалый.

Чем Коля произвёл впечатление на Зину, понять не трудно. Лучший футболист школы, знаменитость районного масштаба, и внешность прямо как с плаката — высокий, плечистый, светлоглазый. Держался он солидно, как взрослый, да он и был взрослым: его же недаром поставили играть за основной состав настоящей взрослой команды. Говорил Коля мало, всё больше улыбался, — в отличие от Фишки, который острил без умолку и выделывал всякие «штучки».

Тот вечер существенно изменил отношения внутри этой социальной микро— группы. Зина вскоре как— то «раздружилась» с Фишкой и стала заходить в гости к Коле, когда он бывал дома один. Правда, случалось это не часто: Коля был занят на тренировках и играх, а стадионы, как правило, находились далеко, по всей Московской области, так что ездить приходилось на электричке. Иногда с ним отправлялась на игру Зина — «поболеть» за своего героя.

Поженились они через два года, Зина была беременна первым ребенком, мальчиком. Девочка родилась уже в Америке.

...— Ну и как он? Что рассказывал? — спросил Ник хриплым голосом. Сон соскочил с него моментально.

— Он— то в порядке, — Зина ухмыльнулась. — Выхожу я из «Мейси— с...» простыни на распродаже покупала, старые уже ни к чёрту... смотрю: кто— то вроде бы знакомый в машину садится, сразу даже не узнала. Пригляделась — Фишка! Округлился, размордел, а так — не очень изменился. Меня увидел, о!, говорит, Зинуля. Даже как будто не удивился.

— Объятия, конечно, поцелуи... — Ник сказал это не вопросительно, а утвердительно.

Зина опять усмехнулась:

— Ты бы видел, какая с ним пупочка садилась в машину... Лет восемнадцать, морда намазана, юбка до самой... самой... А машина у него, между прочим, — «Ягуар».

— Чего рассказывал?

— Да ничего. Про тебя спрашивал: чем Коля занимается, играет сам или только тренирует, и всякое такое... Ещё спросил, как это нам тогда удалось уехать. Ну, это многие спрашивают. Я всегда отвечаю: если покопаться в своей родословной, то можно найти что угодно...

— А про себя что рассказывал? Чем занимается?

— Не сказал. Я бы спросила, но его пупочка стала нетерпение проявлять. Он попрощался, звоните, сказал, если какая помощь нужна, и свою карточку дал. Куда я её сунула? В сумке где— то...

— Ладно, не беспокойся. Я звонить ему всё равно не буду.

Зина замерла с раскрытой сумкой в руках:

— Твоё дело, конечно, — сказала она после паузы. — Я уговаривать не стану. Хотя не понимаю, почему не воспользоваться, если человек помощь предлагает? Ты ведь сам говорил, что работу вот— вот потеряешь. Да и работа твоя, прости Господи... концы с концами не сведёшь...

— Это не его проблема, я уж сам как— нибудь... А сейчас давай спать ложиться, у меня тренировка в восемь утра.

Кажется, когда неприятности предвидишь, они меньше ранят, чем когда наступают внезапно. Но ведь само это предвидение отравляет жизнь, — не зря у англичан в ходу пословица: «когда подъедем к реке, тогда и будем думать о переправе». Мол, не надо волноваться заранее. Однако и эта мудрость сомнительна: почему заранее не побеспокоиться о возможных неприятностях? Может, удастся предотвратить?

Вот она, работа тренера, думал Ник. Какая— то Лора не смогла забить пенальти — и всё! Твоя карьера под угрозой. Провал команды на чемпионате — серьезное происшествие в жизни колледжа, и руководство должно принять меры, то есть найти виновного. А кто виноват? Не Лорина же левая нога...

Ник не ожидал ничего хорошего, и всё же, когда Киша, секретарша спортивного отделения, шепнула ему в коридоре, что вчера на заседании кафедры решено было не возобновлять с ним контракт на следующий год, эта весть больно ранила его. Всё, работа накрылась медным тазом. Как жить дальше? Как кормить семью?

Попытаться устроиться в другой колледж? Безнадежно — кто возьмёт после того, как его команда вылетела в низшую лигу? Профессиональная репутация подорвана... К тому же последнее время тренерами женских команд всё больше нанимают женщин — воздействие политической корректности. Даже судьями на матчи женских команд приглашают исключительно женщин — совсем уж глупо... Почему— то европейский футбол, или, как его в Америке называют «соккер», считается в этой стране по преимуществу женским видом спорта — во всяком случае, на уровне школ, колледжей, университетов. Может потому, что американская женская в последние годы успешно выступает на олимпийских играх и на первенстве мира, а может быть, и наоборот: успехи женского футбола — это следствие его популярности среди школьниц и студенток. Что причина, что следствие? Впрочем, об этом Ник не задумывался.

Не дожидаясь официального уведомления об истечении контракта, он начал поиски работы. Куда он мог сунуться? Первые годы в Америке он успел поиграть нападающим в профессиональной команде в Орегоне, был на хорошем счету, его еще помнят, возможно. Но сейчас ему за тридцать — кто его возьмёт? К тридцати годам карьера футболиста, особенно нападающего, заканчивается. И не вспоминайте здесь какого— нибудь Бекxэма или Тотти — это гиганты, они исключение. А обыкновенному спортсмену— футболисту, даже хорошему, остаётся тренерская работа где— нибудь в колледже или школе. Но что там платят, особенно в школе? Гроши...

Тем не менее, он попытался предложить свои услуги одной частной школе, Сент— Джонс, у которой была хорошая женская футбольная команда. К его кандидатуре, как показалось Нику, отнеслись положительно, но у них уже был контракт с тренером на ближайшие два года. А потом... «Мы вам ничего не обещаем, но если через два года вы будете свободны, мы готовы обсудить...» и т.д. А на что жить эти два года? Такая же неудача постигла его, когда он попытался устроиться в детском спортивном центре, а затем и в школьном округе, и в интернате для трудновоспитуемых детей, и в полицейской академии... Разослал он несколько писем и в другие города, в частности, в штате Орегон, где, как он надеялся, его помнят. Напрасно надеялся... Отовсюду приходили отрицательные ответы.

И Ник занервничал. С началом нового учебного года — всё, безработный. Как жить? Еще больше нервничала Зина. По вечерам она подступала к нему с одним и тем же разговором:

— Если по уши в говне, не стоит быть таким уж гордым... Повидай Фишку, ведь он сам предложил помочь, — говорила она дребезжащим от напряжения голосом. — Да и какие у тебя к нему претензии? Ведь я его бросила ради тебя, а не наоборот...

Ник молчал, будто не слышал.

— Ты о семье подумай, — голос её взвивался ещё на полтона. — Не проживем мы твоим паршивым футболом. Кому он здесь нужен? Хотя бы выслушай, что Фишка предложит.

Голос её звучал все выше и выше, по мере того, как сентябрь приближался всё ближе и ближе. А мест, где мог бы понадобиться футбольный тренер и куда бы Ник Мурашов не обращался, уже не оставалось...

— А, Колян. здорово! — Он нисколько не удивился, как будто они только вчера виделись. — Как твои «ничего себе»?

— Да ничего себе, потихоньку. — Ник помолчал, собираясь с духом. — Зина говорила, у тебя какие— то идеи есть... насчет работы... для меня.

— Ну, не исключено... Во всяком случае, об этом можно поговорить. Не по телефону, конечно. Надо встретиться и поговорить.

Встретились они в мексиканском ресторане в районе ЛаБреи. Заказали фахитос и пива. Пока официант возился с огнём под сковородкой, Ник осторожно посматривал на Фишку.

— Что? Изменился, хочешь сказать? Растолстел, да?

— Есть немного, — деликатно согласился Ник. — Поправился, можно сказать.

— А вот ты совсем не изменился. Тебя работа держит в хорошей форме. Я тебя довольно часто по ящику видел, ну когда ты за «Лесорубов» играл в Орегоне. И на стадион ходил, когда вы сюда приезжали, чтобы с «Гэлекси» играть. Между прочим, был на стадионе, когда Робби Киин тебе бутсой в нос заехал.

— Он случайно, так бывает. Парень он неплохой.

Они поговорили с полчаса о том, о сём, выпили еще по кружке. Коля никак не решался заговорить о деле, о работе, пока Фишка сам не сказал:

— Так что у тебя там с работой? Ты, кажется, где-то тренером?

И тут Ник рассказал ему всё: и о том, как постепенно увяла его карьера в «Лесорубах» — выпускать на поле стали во втором тайме на десять минут, а большую часть игры сидел на скамейке, как перешёл на тренерскую работу в колледж, получил слабую команду, но сумел поднять её и добиться неплохих результатов, и как потом команда стала играть хуже и хуже, не поймешь даже, почему, пока не скатилась на самый низ турнирной таблицы, и как в решающем матче они проиграли, когда Лора не смогла забить пенальти. И как теперь никто не хочет брать его на работу, просто никто. Всё то, что накопилось у него за последние годы, и что он никому не мог рассказать...

Фишка слушал внимательно, только покачивал головой. Когда Коля замолчал, он вздохнул:

— Что сказать? Дело, действительно, дрянь. Если ты сам считаешь, что в тупике, я могу предложить кое-что, однако должен предупредить... Вообще-то работа простая: съездить на машине, куда скажут, и привезти, что скажут. Только и всего. Но за это получишь такие бабки, каких за весь твой футбол в глаза не видел. Понял?

Ник помрачнел:

— Кажется, понял. Наркотики?

— А вот этого я не знаю и тебе не советую знать. Если попадешься, «ничего не знаю, говорите с моим адвокатом». Всё! Будешь себя правильно вести, адвокат у тебя будет высший класс, от чего угодно отмажет. А если что случится, не дай бог, семью твою не бросят, дети с голоду не погибнут. Я этим бизнесом уже четыре года занимаюсь, и вот не жалуюсь. В полном шоколаде, поверь. Хотя каждую минуту сознаю, что хожу по проволоке... Честно тебя предупреждаю, а дальше сам решай.

Коля попросил неделю на размышление.

— Конечно, — согласился Фишка, — ты должен хорошо подумать.

Когда выходили из ресторана, он положил руку на Колино плечо, и, заглянув ему в глаза, сказал:

— Только Зине ничего не рассказывай. Очень прошу...

Коля позвонил через два дня:

— Я согласен.

Фишка рассмеялся:

— Неделя не понадобилась?

— А куда мне деваться? Я реально в тупике...

— Ладно, давай завтра встретимся, нужно будет кое с кем поговорить. Возле того же ресторана, где были прошлый раз. Завтра в восемь.

На паркинге было темно, но Фишка сразу же увидел Ника, как только тот подъехал к ресторану.

— Прыгай в мою тачку, — сказал Фишка, — поговорим спокойно.

В «Ягуаре» они сидели в темноте. Фишка закурил.

— Ты по-прежнему не куришь? Молодец.

Он несколько раз затянулся, сигарета осветила его лицо.

— Я должен ввести тебя в курс дел. Я не хозяин этого бизнеса, хотя моё слово имеет кое-какой вес. А хозяин — Владик Дух. Знаешь такого?

— Ну, лично не знаю, а слыхать, конечно, слыхал. Кто не слышал про Духа? Его считают здесь главным авторитетом русской мафии.

— Мафия... бандиты... крёстный отец... — с раздражением проворчал Фишка. — Ты поменьше слушай эмигрантские сплетни. Владик Духовников — классный мужик, сам увидишь, я тебя с ним познакомлю. Сейчас, в этом ресторане, мы здесь с ним встречаемся.

У входа в ресторан стояли два коренастых «накаченных» парня, Фишка поздоровался с ними за руку.

— Этот со мной, — кивнул он на Колю. Парни внимательно осмотрели его, но обыскивать не стали.

Фишка проводил Колю через зал, и они оказались перед входом в отдельную комнату, возле которой тоже стоял «качёк», с ним Фишка тоже поздоровался за руку. Парень раскрыл перед ними дверь и посторонился.

В пустой комнате за небольшим столом, уставленным тарелками и бутылками, сидел огромный глыбоподобный человек. Чёрная трикотажная рубашка обтягивала его могучие плечи и необъятный живот. Длинные седые волосы были аккуратно зачёсаны назад. Всё это удивительно напоминало сцены из бандитских фильмов — что зарубежных, что российских. Стриптиза только не хватает...

Фишка вошел первым и представил спутника:

— Это Николай Мурашов, я рассказывал вам про него, Владлен Иванович.

Человек-глыба не привстав протянул руку:

— Садись. Чего налить?

— Мне бурбона, — попросил Фишка, — а Колян крепких напитков не пьёт, ничего крепче пива. Спортсмен, блин.

— Мне Фишка про тебя говорил. Ты за «Динамо» играл, правда?

Коля замялся:

— Только за дубль. Последние два года перед эмиграцией. Звание мастера так и не получил.

— Не беда, у нас ты быстро станешь мастером.

Фишка громко засмеялся шутке босса.

— В общем, наши условия ты знаешь, Фишка тебе рассказал. И еще запомни одно: ты меня никогда не видел и со мной не говорил. Если спросят, на кого работаешь, меня не поминай. Иначе... иначе будем считать тебя крысой, а с крысами разговор особый... Понял?

— Понял. Чего тут не понять?..

— Вот и хорошо. Работу будешь получать через Фишку. Ну, давай...

И Коля-Ник проследовал к своей машине, сопровождаемый внимательными взглядами «качков».

Всего вызовов «на работу» было четыре: два раза его направили в Мексику, один раз в Техас, в Эль-Пасо, один раз в Канаду, в Ванкувер. Каждый раз ему давали другой автомобиль с регистрацией на его имя. Он не видел, как закладывали товар в машину и как её разгружали. Его дело — за руль и туда-обратно... Один раз он вёз из Канады пассажиров — двух девушек. За всю дорогу они не сказали ему ни слова, но он слышал, как они шепотом переговаривались по-русски. По приезде он получал через Фишку пачку долларов, закрученную в рулон и перетянутую резинкой, и это действительно была очень приличная сумма. Между тем он оформил себе по совету того же Фишки пособие по безработице и продолжал рассылать заявления о приёме на работу в колледжи и школы. Называлось это «маскировкой».

После каждой поездки Фишка его спрашивал:

— Как прошло? Не заметил слежки?

— Да вроде всё нормально, — отвечал Коля неуверенно. — Вроде ничего такого не заметил...

Собственно говоря, спросил только после трёх поездок, после четвёртой не успел: Колю арестовали в пути. На его глазах два детектива и куча полицейских в присутствии понятых обыскали под протокол машину и изъяли солидного размера пластиковый мешок с белым порошком. В сущности. обыска и не было: полицейские сразу демонтировали заднее сидение и извлекли из-под него злополучный мешок. Они не искали, они с самого начала знали... так показалось Коле.

Затем его допрашивали. Предложили вызвать русского переводчика, но Коля сказал, что переводчик не нужен, а нужен адвокат. Детектив, пожилой человек с печальным выражением лица, словно навсегда уставший от жизни и знающий всё наперёд, тонко улыбнулся:

— Следуете инструкциям Владлена Духа?

— Не знаю никакого Владлена Духа, — отчеканил Коля заранее отрепетированную фразу.

— В самом деле? — наигранно удивился детектив. — Ну тогда послушаем это... — И он включил магнитофон.

«Если спросят на кого работаешь, — услышал Коля знакомый голос, — меня не поминай. Иначе... иначе будем тебя считать крысой... Понял?» «Чего тут не понять?» — Это уже был его собственный голос.

— Ну как? — полюбопытствовал детектив. — Я хоть по-русски не понимаю, но голоса узнаю. Что скажете?

Коля молчал. Он понял, что это конец...

Все были арестованы в один день — Дух и еще одиннадцать человек, в том числе Коля Мурашов и Роман Фишкин. Полиция следила за ними давно, повсюду были установлены «жучки», то есть микрофоны записывающих устройств, разговоры записаны и переведены на английский язык, каждый шаг — кто ездил, куда — зафиксирован. Газеты несколько дней писали о русской мафии, которая, помимо наркотиков, занималась доставкой в Америку проституток из России, Украины и Молдовы. Банде также приписывали убийство одного своего «братка», заподозренного в сотрудничестве с полицией. Центральное внимание пресса уделяла «крестному отцу» Владлену Духовникову по кличке Дух, который в советские времена занимал должность второго секретаря райкома комсомола где-то в Калининской, ныне Тверской области. Фишкин и Мурашов упоминались редко, только в перечислении.

Следствие поначалу продвигалось быстро, но потом затормозилось — упёрлось в убийство «братка», которого члены банды подозревали в стукачестве. Следователям никак не удавалось обвинить в этом убийстве Духа, хотя понятно было, что команду на это дело мог дать только он. И вот тогда следствие пошло «в обход» — стало давить на Фишку. Дело в том, что в ночь убийства за осведомителем заехал Фишка — это показали члены семьи — и увёз его на своей машине. Домой человек не вернулся, а через некоторое время его труп был обнаружен за городом возле железнодорожного полотна.

Следователь терпеливо объяснял Фишкину, что за убийство ему реально грозит пожизненное заключение. Да Фишка и сам знал, что полицейские жестоко мстят за своих, а этот «браток», судя по всему, был для них своим. Суть проблемы заключалась в том, что Фишкин, по правде говоря, не убивал осведомителя. И вообще никого не убивал. Он с детства испытывал отвращение к насилию, всякому, он не мог не то что убить, а просто ударить человека по лицу — не мог, и всё. Свойство совершенно не подходящее для того рода деятельности, который он избрал здесь в Америке некоторое время назад...

В действительности, дело было так. Фишкин привёз этого несчастного стукача, куда велел Дух, а что происходило дальше, он и вправду не знал. То есть не знал конкретно, кто, где и как прикончил «крысу», но разумеётся понимал, что убийство произошло.

— Вы прекрасно знали, что Дух считал этого человека «крысой», — говорил следователь. — И вот на глазах семьи вы увозите его, доставляете на назначенное Духом место, а через пару дней его находят мёртвым. Кто вам поверит, что вы тут ни причём? Уж соучастие в убийстве как минимум!

— Выбор у вас такой, — дружелюбным тоном объяснял следователь, — пожизненное заключение без права досрочного освобождения или сотрудничество со следствием. От вас требуется немного: рассказать на суде всё, что вы знаете о деятельности банды Духовникова. Включая обстоятельства убийства осведомителя... как вы там считали. Не скажу, что опасаться вам нечего. Однако, как вы хорошо знаете, все люди из банды Духа арестованы, на воле никого не осталось. Кроме того, сразу после суда мы гарантируем вам новые документы и выезд в любую страну мира. Полагаю, это будет не Россия...

И Фишка дрогнул. Согласился.

Суд больше всего интересовался обстоятельствами убийства полицейского агента, поскольку остальные преступления банды были хорошо расследованы и доложены, а вот в деле об убийстве «крысы» улик не хватало. Фишка подробно рассказал суду как Дух поручил ему пригласить подозреваемого в стукачестве на срочную сходку и доставить его по такому-то адресу. Это была новая, неизвестная полиции «хата», так что микрофонов там не было. Сказал ли Дух, что подозреваемого ждёт расправа, спросил Фишку прокурор.

— Это само собой разумелось, уточнения были излишни. Если уж Дух... простите, подсудимый Духовников укрепился в своём убеждении, что это агент полиции, ничего другого и быть не могло. «Крысу» ждёт смерть, он предупреждал всякого поступающего к нам. Вон хоть Мурашова спросите.

Прокурор задал соответствующий вопрос, и Мурашов ответил:

— Никакого Духа не знаю, никогда его не видел, вот только сейчас, на суде.

Все засмеялись: ведь только что суд слушал звукозапись разговора, в котором Дух предупредил Колю о том, что делают с «крысами».

Почему Коля, вопреки здравому смыслу, отрицал знакомство с Духом? Тут могут быть разные ответы. Самый вероятный такой: он хотел показать Духу свою несгибаемую преданность, в надежде, что тот поручит кому-то заботу о его семье. Он ведь не знал, что поручать-то некому, все в тюрьме...

На часах было почти половина десятого, когда во входную дверь позвонили. Зина только-только уложила дочку и возилась с посудой на кухне. Кто бы это мог быть в такое время? Вытирая руки бумажным полотенцем, она пошла к двери.

На пороге стоял Фишкин:

— Можно войти?

Зина растерялась. Он вошёл и прикрыл за собой дверь.

— Вообще-то тебя, сволочь такую, в дом пускать не следует.

Он молча протянул ей пачку долларов, перетянутую резинкой.

— Я по делу. Серьёзный разговор есть. Где тут можно поговорить?

— Мам, кто это? — донёсся из комнаты высокий, ломкий, но всё же определённо мужской голос.

— Это ко мне по делу, — крикнула Зина. — А ты — ещё полчаса, и спать! А то утром тебя не добудишься.

Они прошли в кухню, сели за маленький стол друг против друга. Фишкин молча разглядывал Зину.

— Хватает же у тебя наглости придти к нам в дом после всего, что ты сотворил...

Он устало вздохнул и развёл руками:

— Если разобраться спокойно, я ничего плохого никому не сделал. Всё про всех было известно, ведь так? Единственное, что я сделал, это дал показания на Владика Духа, что он велел мне привезти этого... вспоминать его имени не хочу. Но и без моих показаний суд понял, что Дух причастен к убийству. Он сгорел бы так и так... А Коле я ничем не повредил.

— Ты его впутал в эти дела!

— Да? А кто меня просил? «Фишка, сделай что-нибудь для Коли, нам жить не на что». Забыла?

— Но я не знала, что это за дела...

— Да ладно, тебе! Не притворяйся! Ты прекрасно знала, что это работа на Владика Духа, и что он бандюган, каких мало. Знала ведь! И жалеть его не надо, Духа я имею в виду, он получил по заслугам.

— Не говори так о нём: нас он всё-таки не забывает. Даже в тюрьме. — Она кивнула на пачку долларов, которые по-прежнему сжимала в кулаке.

Фишка криво усмехнулся и покачал головой:

— Давай говорить правду. Дух здесь не причём. Он сидит, и все его люди сидят. И «общяк» наш накрылся, полиция нашла его при обыске. Дух, мудила, не смог как следует спрятать. Эти деньги лично от меня... Да ты что? Что с тобой?

Она побледнела и схватилась за голову. Фишкину показалось, что она теряет сознание. Он даже протянул руки, чтобы поддержать её.

— Боже, что же делать? Моя единственная надежда... Как мы выживем? — простонала она, понемногу приходя в себя.

— Вот-вот, об этом и разговор, за этим я и пришёл.

Разговор продлился до полуночи и даже дольше. С самого начала предложение Фишкина, мягко говоря, не встретило понимания у Зины:

— Ты что — спятил? Он же мой муж, так с какой стати я вдруг...

— Я понимаю, понимаю, — Фишкин прижал ладони к груди. — Муж и отец твоих детей, всё верно. Но... Ты знаешь, что такое mandatory sentence? Это обязательный срок наказания, меньше которого суд дать не может. Пенальти своего рода. Так вот, минимум десять лет ему обеспечено. Подумай, как ты сможешь прожить с детьми десять лет без всякой поддержки? А я тебе предлагаю реальный выход.

— Нет, ты спятил, точно. Что по-твоему я должна сказать детям? Ваш отец теперь не папа Ник, а дядя Рома? И ваша фамилия Фишкины?

— Ну, насчёт фамилии мы подумаем. Можно выбрать любую. И страну мы можем выбрать любую... ну, почти любую... Только подальше от Европы: там из России понаехали, мне это не безопасно.

— Как я буду с тобой жить, ты подумал? У меня же есть законный муж!

— Как? Очень просто: как мы жили с тобой до того, как появился Колька. Ты разведёшься с ним (развод с заключённым — дело несложное) и станешь моей женой. Чем ты рискуешь? Если я покажусь тебе таким уж невыносимо противным... между прочим, раньше ты этого не находила... ну если уж совсем невтерпёж, заберешь детей и вернёшься в Америку. Глядишь, Коля со временем выйдет на свободу.

— Ну да! Так я и буду бегать от мужика к мужику!.. При двух детях?.. Нет, уж я как-нибудь попробую прожить. Пойду работать. И Коля-младший подрастёт — тоже будет работать. Авось, с голоду не помрём...

Фишкин картинно расхохотался:

— Ну, насмешила! Что вы можете делать, какую работу? Самую примитивную. Сколько за неё платят? Да вы вдвоём даже на квартиру не заработаете, не говоря об остальном. Ты не на авось надейся, а посчитай. А я предлагаю тебе спокойную, обеспеченную жизнь в хорошей англоязычной стране. Дети смогут получить образование. У тебя будет дом и прислуга. За меня не беспокойся: жизнь преподала мне хороший урок, больше я с бандитами не свяжусь. Да мне и не надо, мы и так проживём, у меня хватит. И американцы мне обещали поддержку. Подумай, не говори сразу «нет». Я завтра опять приду.

— Не стоит, Рома, не стоит приходить. — Тон её изменился, теперь она говорила не враждебно-возбуждённо, а очень печально. — Знаешь, я даже благодарна тебе за заботу, но ты понять не в силах, что поступить так я не могу. Не могу предать Колю так легко, как предал ты...

Фишкин тяжело засопел, пожал плечами, попытался что-то сказать, снова пожал плечами, и наконец поднялся со стула:

— Нет, так нет, я пойду.

Зина проводила его до выхода и открыла дверь.

— Ладно, счастливой тебе новой жизни. Я понимаю, что одному тебе на чужбине неуютно будет. Может, стоит взять с собой ту пупочку?

— Какую ещё пупочку? — обернулся Фишка в дверях.

— А с которой я тебя видела тогда около «Мейси— с?» Помнишь?

— Встречу нашу помню, а пупочку нет. У меня их много было. — Он развернулся и посмотрел ей прямо в глаза. — А вообще... я хочу, чтобы ты знала: единственная за всю жизнь женщина, которую я любил, это ты.

Зина опустила глаза и закрыла дверь.

Супруги Весли и Керолин Джексоны с двумя детьми, мальчиком и девочкой, сидели в зале ожидания огромного аэропорта. Они озирались, поминутно смотрели на часы и заметно нервничали. Оба молчали.

До посадки оставалось около получаса. Мистер Джексон — в который раз — внимательно оглядел зал ожидания и пересел поближе к сыну, высокому светлоглазаму подростку лет пятнадцати.

— Hey Ed, I need to talk to you

Мальчик продолжал сидеть с каменным лицом, будто не слышал.

— I am talking to you, Ed, don’t you hear me?

Не глядя на собеседника и не меняя выражения лица, мальчик ответил по-русски:

— Я никакой не Эд. Меня зовут Коля, Николай, как моего отца. Я вам говорил...

— Но ты же не хочешь, чтоб нас опознали. Это опасно.

— Для кого опасно? Для вас? — взорвался Коля. — Конечно, для вас опасно: вы их предали! А мой отец никому ничего плохого не сделал. Он честный человек. И вот он в тюрьме, а вы на свободе...

Мистер Джексон поспешно от него отошёл.

Когда, наконец, объявили посадку и Джексоны все вчетвером направились к трапу, к ним с двух сторон подошли два человека в одинаковых серых костюмах, и тот, что постарше, тихо сказал:

— Have a good trip, Mr. and Mrs Jackson! If you get any problems... you know how to reach us.

Они подождали, пока семья Джексонов вошла в самолёт, и быстрым шагом направились к выходу в город.