Продолжение. Начало - ПАРОЛЬ: «ПАРИЖ». Несентиментальная повесть. Часть 1
7. Сан-Франциско. Забытая опера Верди
Откровения Бреннера, полные ненависти и потрясающих подробностей, побудили меня предпринять более решительные действия. Это была не месть, скорее – возмездие. Мною двигало естественное желание справедливости – то, что называется «призвать к ответу». В отношении самого Бреннера некие тайные силы уже привели приговор в исполнение. Но передо мной еще оставались две мрачные фигуры. Следующей на очереди была ближайшая из них – виноградарь и специалист по ароматным винам Наум Пэрайсэр.
Правда, «ближайший» далеко не всегда значит «самый доступный». Я уже два года, как ни старался, так и не смог даже подступиться к нему, не говоря уже о том, чтобы выйти один на один. А дважды еле унес ноги от его помощников. И теперь я вставал утром и ложился спать вечером с одной мыслью: «Как?» Перебирал десятки легальных ходов и подходов, ворошил в памяти уйму прочитанных когда-то детективов, но все попытки придумать что-нибудь толковое, заводили в тупик. Помог, как это нередко бывает, случай.
Фирма наша выбилась в число преуспевающих, и Стив решил покорить еще один удаленный регион. После распада соцлагеря страны Восточной Европы уже пришли в себя, но еще не полностью встали на ноги. Зато все, как одна, решили что в поисках источников средств разумно сделать ставку на туризм. Однако в силу обстоятельств они вынуждены были предлагать стандартные услуги – отели, экскурсии, санатории – по более низким ценам, чем остальная Европа, где этот мощный бизнес уже давным-давно являлся стабильным, налаженным по высшему разряду.
Учитывая эти факторы, Стив отправился в длительную поездку в Чехию, Венгрию, на Балканы. Вместо себя он оставил нашего менеджера, Эмили – заниматься повседневными делами по приему и отправке групп. Она перекочевала из общей офисной комнаты в кабинет шефа, и когда надо было что-то срочно решить в городе, посылала туда меня. В ту среду, перед концом работы, Эмили попросила меня зайти к ней на пару минут.
- Понимаешь, Антон, тут такая история вышла. Мне надо завтра отлучиться.
- Нет проблем, - пожал я плечами. – Я всегда на подхвате.
- Проблемы есть – меня не будет весь день.
И она честно раскрыла подоплеку своего исчезновения. Ее муж работал в какой-то набирающей силу фирме в Силиконовой Долине. Только что получил высокую должность. В четверг у них неординарное событие – приезжают инвесторы и заказчики. Сначала намечена деловая встреча, а затем прием в неформальной обстановке, с женами и мужьями. Для компании очень важно показать себя с лучшей стороны.
- Прием начнется в час дня, - уточнила Эмили. – Так что, сам понимаешь, у меня всего несколько часов, чтобы привести себя в надлежащий вид. Поэтому я тебе сейчас отдам ключи, завтра будешь отвечать на все звонки и e-mail-ы.
Прощаясь, она обронила:
- Докладывать об этом Стиву совсем необязательно.
Так на один день я оказался в кресле шефа. С утра запросы и просьбы посыпались как из дырявого мешка. Разбираться с ними не представляло особых трудностей – ситуации знакомые, встречались не раз. Потом наступило затишье.
От нечего делать я стал просматривать электронную почту Стива. Как все мы, он часть поступающих писем стирал, а многое оставлял – с информацией, которая может пригодиться в будущем. Мое внимание привлекло сообщение из оперного театра, о том, что заказ для мистера Наума Пэрайсэра выполнен и билет выслан. Проследив почту в обратном направлении, я нашел среди более ранних e-mail-ов этот заказ – на премьеру оперы Верди «Симон Бокканегра» в Сан-Франциско. Были указаны ряд и место в середине партера.
Так поступают многие – на сайте театра всегда можно найти схему зала с проданными и свободными местами и выбрать то, что тебе подходит. Почему заказан всего один билет – ясно, мать Стива умерла, когда ему не было еще и двенадцати. Немного удивило отношение к престижу: богатый человек, ему бы сидеть в ложе, а он предпочитает партер. Потом дошло: не хочет быть на виду. В ложе он почти как на сцене, а в стройных зрительских шеренгах отдельный человек незаметен среди общей массы. Что же касается стоимости билета, то на эти места она тоже зашкаливает.
Вообще-то – рядовая информация, и поначалу она меня не зацепила. Про такую оперу я никогда не слышал. К тому же раздался звонок, речь шла о проблемах с транспортом, и я отвлекся. Уже дома, анализируя прошедший день, я задержался на том, случайно прочитанном e-mail-е. И вспомнил давний разговор.
Дело было зимой. Мы подводили итоги года и намечали планы на будущее. Кто-то высказал свежую мысль: сан-франциская опера славится в мире и стоило бы для туристов из других стран организовать такой сервис – посещение спектаклей по заранее заказанным билетам.
- Хорошая идея, - согласился Стив. – И не только для иностранцев, для своих тоже. Хотя я терпеть не могу оперу, чем не раз огорчал моего отца. Он – фанат, не пропускает ни одной премьеры и ни одной знаменитости.
- Я тоже не большой любитель этого вида спорта, - признался я. – Как-то не привили мне любовь к нему с детства. В нашей деревне всё больше частушки пели. Или песни советских композиторов.
Идею тогда приняли, и фирма включила новый вид услуг в свою рекламу. Но сейчас меня всколыхнуло совсем другое. Я вдруг понял: это шанс, и упускать его никак нельзя. До премьеры «Бокканегры» оставалось чуть больше месяца. Я бросился к компьютеру и открыл нужный мне сайт театра. Место рядом с Пэрайсэром, слева от него, было еще свободно.
На следующий день, вернув утром ключи Эмили, я отпросился на часок. В кассе оперного купил два билета. Один – на то самое свободное место, второй – на «Кармен», на балкон. Надо было вжиться в образ завсегдатая.
«Кармен» шла через неделю, в воскресенье. Я надел свой единственный парадный костюм и появился на верхотуре среди публики, одетой весьма свободно. Как это ни странно, спектакль меня заинтересовал. То, что я увидел, совершенно не соответствовало моим прежним представлениям. Когда я еще учился в Минске, меня пытались затащить в оперный, но я успешно противостоял этим натискам. Девчонки рассказывали про красавцев-мужчин, которые пели на сцене арии своим возлюбленным, а те выглядели чуть ли не вдвое старше их и намного солиднее. Здесь же молодая, яркая Кармен и ее поклонник Хозе представляли великолепную пару. Меня даже захватило исполнение.
Но я не дал себе расслабиться. Не для этого я сюда пришел. Главным для меня было само здание. Изучил специфику балкона и первого этажа, холлы, коридоры, закоулки, всё внимательно рассмотрел и запомнил.
Оставшийся до премьеры месяц провел с пользой. Созревший за пару ночей план казался заманчивым, но кое-чего мне еще не хватало. Обошел весь Сан-Франциско, объездил близлежашие города, и в одном из них, в букинистическом магазине, нашел, наконец, то, что искал. Это была изданная еще до Второй мировой войны книга о всех 26 операх Джузеппе Верди. О каждой – замысел, сюжет, либретто, музыкальные особенности. Первая постановка и дальнейшая судьба. Знаменитые исполнители. Плюс ко всему – прекрасные иллюстрации.
Конечно, я понимал, что пускаюсь в очень рискованное предприятие. Мистер Пэрайсэр меня видел и знал. Следовательно, сидя рядом с ним, я должен быть абсолютно неузнаваемым. Внешний вид сложностей не доставил – новый парик, бородка, бакенбарды, темные очки. Серая рубашка, серая куртка – неброский наряд. Но основное – голос, и тут я применил элементарную процедуру. Накануне простоял полчаса под холодным душем, затем вышел на улицу под пронизывающий ветер. После этого хрипел так, что меня бы и мать родная не узнала.
В день премьеры я пришел в театр минут за десять до начала спектакля, достал из небольшой сумки книгу про Верди и стал ее просматривать, задерживаясь на наиболее ярких страницах. Это не могло не привлечь внимания сидевшего справа от меня Пэрайсэра, он с интересом поглядывал на иллюстрации. Люстры стали медленно гаснуть, я закрыл томик, который остался у меня на коленях, и – действие началось.
Генуя. 14 век. Восставший народ отбирает власть у аристократов. Симон Бокканегра – бывший пират, плебей, становится дожем – правителем города. Его личная жизнь трагична: возлюбленная, дочь богатого патриция Фиеско, умирает во дворце отца, а внучку – Амелию – похитили неизвестные.
Проходит 20 лет. Симон, всё еще городской голова, узнает тайну похищения – его Амелия стала приемной дочерью в знатном семействе. И хотя она по происхождению плебейка, в нее влюблен молодой патриций. Но девушку присмотрел себе в жены, не зная, кто она, соратник Симона Бокканегры, Паоло, ставший его канцлером. Он посылает доверенных с заданием украсть девушку и доставить к нему. Заговор раскрывается, Паоло наказан. Униженный, он жаждет мести и подсыпает в кубок Симона медленно действующий яд. А в Генуе опять восстание, и на сей раз побеждает дворянская партия во главе с Фиеско...
С сюжетными поворотами действия я познакомился раньше, на интернете, и это помогало понять происходящее на сцене. Иначе было бы сложно – пели на итальянском, сбоку на экране появлялся перевод на английский, надо было успевать смотреть туда и сюда. Мой сосед, поглощенный зрелищем, восторженно реагировал на какие-то вокальные всплески, до понимания которых я, честно говоря, еще не дорос.
Когда закончился первый акт и зажегся свет, я поднялся, поискал глазами, где бы пристроить книгу, и положил ее вместе с сумкой на сиденье.
- Вы – в фойе? Погулять? – обратился ко мне Пэрайсэр.
- Да, надо глотнуть свежего воздуха.
- Можно, я пока посмотрю вашу книгу?
- Конечно, - ответил я. – Берите.
И отправился бродить по коридору. Вернулся я после третьего звонка, как раз к поднятию занавеса.
На сцене разгорались страсти – любовь, ревность, обман, но я смотрел на двигающихся и что-то поющих героев – и ничего не воспринимал. На этом зрительно-звуковом фоне я мысленно видел только одну бегущую строчку: получилось или нет? Эта мысль мучила и терзала меня, обрастала предположениями и деталями, потом снова высвечивалась в чистом виде: да или нет?
Если вы никогда не сидели на горячей сковородке – попробуйте. Сядьте на холодную и включите ее так, чтобы она медленно и постепенно нагревалась. И поставьте себе условие: не вставать 45 минут.
Я еле досидел до конца акта. Всунул книгу в сумку и быстрым шагом направился к туалету. Пришлось немного постоять в очереди. Попав внутрь, занял кабинку. Снял и спрятал темные очки. Достал другой парик и заменил им тот, в котором явился в оперу. Выждал некоторое время. Публика в туалете меняется быстро, поэтому никто не заметил, что вошел в кабинку мужчина с одним обликом, а вышел с другим. Я еще некоторое время постоял на улице перед входом среди докуривавших сигареты зрителей и зрительниц. А когда все направились в зал на последний акт, спокойно дошел до стоянки, сел в машину и вернулся домой – в тесную, но уютную комнатку, которую я снимал у пожилой семейной пары.
Через день, листая свежий номер газеты «Сан-Франциско кроникл», я обнаружил любопытную заметку. Называлась она «Два трагических финала – на сцене и в зале» и начиналась так: «Позавчера в сан-франциской опере состоялась премьера нечасто исполняемой оперы Верди «Симон Бокканегра». Сюжет ее построен на действительных событиях».
Дальше шел краткий пересказ либретто, отмечалось, кто и как пел ведущие партии. Но особый интерес для меня представила вторая половина статьи: «Публика тепло встретила исполнителей и постановщиков этого замечательного спектакля. Зрители расходились не спеша, обсуждая особо эмоциональные сцены. Когда зал опустел, администратор заметил в середине партера одинокую фигуру, которая продолжала сидеть на своем месте. «Наверное, уснул», подумал он и, подойдя к спящему, попытался вежливо его разбудить. Тот, однако, не реагировал на голос и похлопывание по плечу. Страшное предположение мелькнуло в мозгу работника театра. Он наклонился к нему вплотную – и не услышал дыхания. Зритель был мертв.
Немедленно вызвали полицию и медиков. Первое обследование показало, что мужчина скончался от сердечного приступа. Известно, что умерший, мистер П., являлся завсегдатаем, не пропускавшим ни одной оперной премьеры. Возможно, трагические события, происходившие в финальной части спектакля, послужили причиной сильного возбуждения и сердечного срыва уже немолодого человека.
Члены его семьи говорят, что у покойного не возникали проблемы с сердцем, что подтверждается и записями в его медицинской истории. Однако, одно дело – спокойная обстановка дома или врачебного офиса, а совсем другое – быть свидетелем великолепно сыгранной трагедии. Искусство – великая сила.
Во всяком случае, полиция, как обычно в таких случаях, проводит расследование».
Я аккуратно вырезал заметку и спрятал ее в свою папку. Что ж, остается только пожелать успехов полиции. Но вряд ли она найдет что-нибудь новое – диагноз поставлен правильно.
Все мы в фирме выразили глубокое соболезнование Стиву. Он был озадачен неожиданной смертью отца, но внешних признаков сильных переживаний не проявлял. Очевидно, гораздо больше его волновала возникшая перед ним дилемма: продать винодельню или сохранить и заниматься ею?
И все-таки... И все-таки через несколько дней после похорон, когда я сидел в кабинете Стива, он поперек нашей деловой беседы вдруг задумчиво проговорил, глядя в сторону:
- Странно как-то получилось... И непонятно. Услышать бы кого-нибудь, хотя бы одного человека, который при этом присутствовал...
И, повернув голову, ожег меня пронзительным взглядом:
- Вы там, случайно, не были?
Я чуть не купился, но вовремя перехватил уже готовое вырваться «Нет» - и затолкал его поглубже, в какую-то извилину.
- Что вы имеете в виду? Где? – участливо отозвался я.
- В опере. На том спектакле, - подчеркнул, не отводя глаз, Стив.
Я изобразил на лице крайнее недоумение:
- С какой стати? Терпеть не могу оперу. Кажется, я даже когда-то говорил вам об этом.
- Очень странная история, - протянул мой шеф.
И мы вернулись к преванной беседе.
А я дома поставил в клеточке с фамилией Пэрайсэр крестик. Второй жирный крестик на листе. Теперь в моем списке «родственников» остался единственный клиент. Тот, которого предстояло искать, скорее всего, в Израиле. Израиль, конечно, маленькая страна. Особенно, на карте. Но попробуйте найти там человека, если вы о нём ничего не знаете.
8. Эйлат. Любовь до гроба
События последних дней заставили меня жить в неослабном напряжении. Но когда всё кончилось, я ощутил зияющую пустоту вокруг себя. Ни друзей, ни врагов, ни просто добрых знакомых. Конечно, тут было немало русских – бывших соотечественников. Но наши пути не пересекались – я работал и общался с коренными американцами.
А где-то, по нынешним меркам, не так уж далеко – всего семь с небольшим тысяч километров, 10 часов лету, жила Изабель. Я почувствовал такое острое желание увидеть ее, услышать ее теплый голос с неистребимым испанским акцентом, что казалось – брошу дела, явные и тайные, распрощаюсь с потрясающим городом Сан-Франциско и умчусь в Перу. Но разум приструнил эмоции: опасность не миновала. Не спеши – всему свое время.
Между тем, Стив, уже закрепившийся в Болгарии и Чехии, изучал возможности республик бывшей Югославии. Он раздумывал над двумя видами отдыха – либо в горах и на море, либо ошарашить туристов достопримечательностями нескольких соседних стран. Для того, чтобы оценить ситуацию на месте, он решил отправить туда своего эмиссара. О чём и объявил на общем собрании:
- Полагаю, найдутся желающие посмотреть этот чудесный край.
Однако мои коллеги не разделяли энтузиазма шефа и не спешили откликаться на его призыв. На Балканах всё еще было неспокойно, и они явно предпочли бы любоваться этим чудесным краем по телевизору. В воздухе повисло некоторое напряжение, и я решил снять его героическим поступком.
- Каждый из нас, - сказал я, - желал бы стать посланником фирмы, но боится обидеть товарищей, которые тоже хотели бы поехать. И всё же я надеюсь, что меня простят. Я готов отправиться хоть в Сербию, хоть в Черногорию.
Все сразу воспряли:
- Конечно, езжай! Ты заслужил!
- Снимешь там видео и покажешь потом нам.
- Замечательная мысль насчет видео, - подключился и Стив с просветленным лицом.
Одним словом, и волки сыты, и овцы целы. Но и я не был жертвой, мною двигал свой тайный интерес. Выступив в нужный момент добровольцем, я заслужил некоторую фору у шефа. И Стив легко согласился, когда я сказал, что сам спланирую всю поездку. В итоге она выглядела так.
Вылетаю в Европу из Сан-Франциско самолетом Люфтганзы, с пересадкой во Франкфурте, до Будапешта – ближайшей точки к моим республикам. Оттуда добираюсь до них местным транспортом. Три недели езжу по туристским местам, выбираю наиболее подходящие, с учетом ментальности американцев. А обратный путь проделываю по такой схеме: на лайнере голландской авиакомпании KLM из Будапешта в Амстердам, оттуда – в Лиму, куда прибываю в пятницу. Два дня отдыхаю от трудов в перуанской столице и в понедельник возвращаюсь в Сан-Франциско. Последний перелет оплачиваю сам, остальные – за счет фирмы. Очень симпатичный маршрут. Как говорили когда-то, из Киева в Жмеринку через Париж.
Всё прошло, как намечено, почти без сбоев. В пятницу вечером в аэропорту Лимы меня встретила Изабель. У нас было всего два дня. Мы давно не виделись и мстили разлуке по полной программе. В субботу после обеда, когда наступило относительное затишье, Изабель мимоходом бросила:
- Как там твой подопечный?
Я достал из чемодана папку, вынул из нее газетную вырезку и молча положил перед ней. Прочитав отчет из оперного театра, моя верная подруга восхитилась:
- Ну и ну! Чудеса в решете. Как это получилось?
- Техника 16 века. Когда-нибудь расскажу.
- Значит, остался один, - резюмировала она. – Это уже легче. Есть надежда, что до нашей свадьбы осталось совсем немного?
- Если бы... Я не знаю, где его искать.
- Кажется, ты говорил про Израиль.
- Ну и что? Поехать туда и в каждом городе искать мужчину по фамилии Палкес?
Наступило молчание.
- Как он выглядит?
Я извлек из папки фотографию, сделанную в Мюнхене, где он сидит рядом Паризером. Изабель долго всматривалась, зачем-то поворачивала снимок то влево, то вправо и, наконец, спокойно подвела итог:
- Кажется, одного из них я знаю.
Мне показалось, что я ослышался.
- Из этих? Ты не можешь их знать.
- Левый – это Пэрайсэр?
- Да.
- Я так и думала. Правый – мой знакомый. Только его фамилия не Палкес, а Шульзингер.
Я сразу успокоился:
- А я что говорил? Бывают очень похожие друг на друга люди. Ошибиться легко.
- Не спорю. Тем более, что ошибаешься ты. Я его видела – правда, всего один раз – в прошлом году.
Тут уже сомнения захлестнули меня. А вдруг это действительно не Палкес? Впрочем, нет, их было трое, и косвенное подтверждение своей версии я получил в том венском разговоре с Бреннером.
- Кто он такой, этот тип, с которым ты знакома? – я внимательно посмотрел на Изабель. – Может, твой поклонник? Мужчина-то он представительный.
- Ты уже меня к любому старику ревнуешь. У нас были постоянные клиенты в Аргентине. Через нашу фирму они часто посылали группы молодых людей в Европу. Организатором поездок был человек по фамилии Шульзингер. Общались мы по телефону, я его никогда не видела. А год назад, в апреле, он вдруг появился в нашем офисе и сообщил, что переезжает в Израиль. Но связи с нами терять не хочет.
Теперь мы вдвоем уставились на фотографию, относительно которой еще десять минут назад мне всё было ясно. Я развел руками:
- Совершенно непонятная ситуация – и он, и не он. А можно узнать о нём что-нибудь конкретнее? Давно ли в Аргентине, чем занимался?
- Я попробую. У меня есть подруга в Буэнос-Айресе. Как-то приезжала сюда, я возила ее в Куско, в Мачу-Пикчу. Она поможет.
- И всё-таки, - по ходу разговора у меня возникли некие, еще не ясные мне самому варианты, - и всё-таки попроси ее одновременно с поиском данных про Шульзингера обратить внимание на фамилию Палкес. Может, ей что-нибудь попадется под руку.
- Ладно. Но учти – это займет время.
- Ничего не поделаешь. Надо выяснить – это ложный след или зацепка. Других кандидатов у нас сейчас просто нет. И не забудь послать ей фотографию нашего героя. Я тебе оставлю снимок, сделай копию так, чтобы на ней он был один.
В понедельник мы прощались, не зная, когда увидимся снова. И ей, и мне надоела моя кочевая жизнь. Я вернулся в Сан-Франциско, отчитался перед шефом и стал ждать.
Мы регулярно перезванивались с Изабель, не затрагивая тему Палкеса. Прошел месяц, начался другой, и однажды, подняв трубку, я услышал:
- Это он.
- Но...
- Это не телефонный разговор, сам понимаешь, - перебила меня Изабель. – Когда ты обнаружил то письмо с его любовными признаниями и устроил мне сцену, я решила доказать, что ты ошибаешься. Надеюсь, ты не забыл тот скандал?
Я понял: она выстраивает легенду.
- Еще бы! Найти такой компромат у любимой женщины!
- Одним словом, я попросила подругу выступить свидетелем. Она будет у меня через три дня, семнадцатого. Жду твоего появления.
- Обязательно буду.
Я прилетел вовремя и надеялся застать Изабель одну. Однако, когда я вошел в квартиру, навстречу мне поднялась яркая женщина, на первый взгляд, ровесница моей избранницы. Этих испанок, штампуют, что ли, по одному шаблону, подумал я. Хозяйка дома представила нас друг другу.
- Мой американец, Энтони. А это – Мария, она работает в Буэнос-Айресе в турбюро, с которым мы дружим.
- Рада помочь, - сказала гостья. – Вам обоим. Всякие подозрения лучше устранить в самом начале.
- Скажу честно, - доверительно сообщил я, глядя в черные аргентинские глаза, - когда я прочитал – случайно, обратите внимание – случайно! – письмо этого Шульмастера с недвусмысленным предложением...
- Шульзингера, - поправила меня Изабель.
- Не имеет значения, - отрезал я, - когда я прочитал его, моему возмущению не было предела. Я не знаю этого типа и знать не хочу. Я намерен жениться. Но у меня такая работа – приходится много ездить. Что ж это будет – я в Европу, он – сюда?
- Я давно знакома с Изабель и развею все ваши сомнения.
- Но учтите, - повысил я голос, - одними лишь словами меня не убедите. Наплести можно, что угодно, особенно для любимой подруги.
- А что я тебе говорила!- торжествующе воскликнула Изабель.
- Вижу, вы человек недоверчивый. Но здесь особый случай, - и Мария подняла расстеленную на столе газету. Под ней оказалась россыпь светокопий.
То, что я услышал дальше, меня не очень удивило, хотя речь шла о далеко не ординарных вещах. Около года назад в Аргентине вспыхнул нешуточный скандал. Были раскрыты случаи массового сексуального насилия над несовершеннолетними. В поднявшейся в СМИ буре подчеркивался отвратительный факт: изощренным педофилом оказался пожилой еврей. Его фамилия была Палкес. Обстоятельства дела, судя по газетным публикациям, подтверждали, что продолжалась эта история не один год и была организована безупречно.
Сеньор Палкес владел большим ранчо в глубинке, километрах в двухстах от столицы. Как-то на телевидении появилась реклама, что там создается оздоровительный лагерь для детей по типу скаутских. Свежий воздух, прекрасная пища, спортивные игры – всё это привлекло внимание многих состоятельных родителей. Тем более, что решалась извечная проблема – куда девать детей на каникулах. Вскоре лагерь стал популярным. Действительно, очень удобно: отвез свое чадо в начале лета и привез его домой в конце свежим и окрепшим.
Так продолжалось долгое время, на ранчо приезжали корреспонденты и писали восторженные репортажи. Пока однажды одна девочка не поделилась с мамой деталями своего замечательного отдыха...
В полиции сначала не хотели верить возмущенной и взволнованной маме. Пытались допросить ее дочку, но та отказалась отвечать на вопросы. Без доказательств никаких действий нельзя было предпринимать. Уже начались занятия в школах, и следователь, которому поручили дело, стал выявлять бывших скаутов и допрашивать их поодиночке. Первые результаты оказались обескураживающими – ни одного подтверждения обвинений. Плавали, играли, развлекались. Может, рассказ маме о прелестях секса – просто фантазия девчонки с богатым воображением?
Но именно эта стойкость и единодушие опрашиваемых показались следователю подозрительными. Так не бывает, чтобы в коллективе подростков не было абсолютно никаких отклонений и нарушений. Он сменил тактику и как-то, наткнувшись на очень здравомыслящую девочку, доверительно поделилися с ней: «К нам поступили сведения, что парень, прошедший через ваш лагерь,замешан в преступлении с применением оружия. Нас это очень волнует. Одна воспитанница сообщила, что вы там занимались сексом. В этом как раз нет ничего особенного, нормально для вашего возраста. Но оружие...» Прием сработал, ему удалось узнать кое-какие детали. Оперируя ими в последующих беседах, он докопался до истины.
Картина, нарисованная им перед своим начальством, поразила даже этих людей, сталкивавшихся с отъявленными и хитроумными мафиози.
На ранчо были созданы два отряда. Мальчиков принимали с 14 лет, у них была своя программа – военноспортивная. Девочек брали с 12 лет, они жили отдельно и занимались своими делами. Вместе дети собирались на линейки, которые проводил сам Палкес. На них он обязательно хвалил всех воспитанников, утверждая, что с каждым днем они поднимаются всё выше и выше по сравнению с их сверстниками. Вы становитесь элитой, провозглашал он, вы уже элита. Вы – ядро, лучшие люди нации. Вы должны держаться сплоченной, сильной группой, готовые поддержать друг друга. Один за всех, все за одного! Таким образом вы будете способны добиться самых высоких позиций в стране.
Подросткам нравилось быть особыми. К концу сезона они уже верили в свою исключительность и право руководить более слабыми. А в качестве средства, цементирующего отношения, Палкес избрал секс.
В лагере была установлена свобода сексуальных отношений – кто с кем хочет. Участвовали в этой вольнице на равных и инструкторы – двадцатилетние парни и девчата. Но самым почетным в девчоночьем отряде считалось приглашение на ночь к командиру – самому Палкесу. А того интересовали все возрасты...
Когда полиция нагрянула на ранчо, воробышек уже упорхнул. Впоследствии выяснилось – те подростки, которых опрашивал следователь, тут же звонили своему бывшему начальнику и гордо докладывали, что ничего предосудительного о лагерных порядках не говорили. Но Палкес быстро сообразил, что лавочку надо закрывать. Кольцо вокруг него сужалось. Он срочно продал ранчо одному из соседей – по дешевке, но за наличные. Сообщил покупателю, что решил заняться образованием черных детей и уезжает в ЮАР. Стоял апрель, в южном полушарии только что кончилось лето. 12 марта в Аргентине начался учебный год. Именно тогда Палкес прилетел в Лиму. Очевидно, он имел второй паспорт на имя Шульзингер. О том, что это не настоящая, точнее – не единственная его фамилия – Изабель просто не знала. Знойная перуанка произвела на любителя малинки сильное впечатление, и он признался ей, что направляется в Израиль – в расчете на более близкие контакты в будущем.
Об этих деталях мы говорили с Изабель вечером того же дня, после того как она проводила свою подругу в Буэнос-Айрес. Шульзингер после своего визита прислал ей письмо уже из Эйлата, написанное в довольно откровенном тоне. Она ответила, но набором общих фраз – терять контакты, необходимые для работы, не стоило. Аргентинские группы продолжали ездить в Израиль, хотя гораздо реже. Принимала их теперь небольшая гостиница, которой владел Шульзингер.
Надо отдать должное Изабель – она поступила мудро. Выполняя мою просьбу, не стала нагружать подругу поиском, а сформулировала задачу дипломатично: «От нашего общего клиента было письмо – сама понимаешь, о чём может писать мужчина. К несчастью, этот листок попался на глаза моему другу Энтони. Он психанул. Помоги найти какие-то веские доводы, что у нас с вашим Шульзингером ничего не было. Кстати, фамилия Палкес тебе ни о чём не говорит?» О визите, разумеется – ни слова.
Поэтому Марии, которая уже знала всю историю с ранчо и поняла, кто ее затеял, пришлось только найти старые газеты, сделать копии и прилететь в Лиму. Подводя итог своей «выставке на столе», которую я внимательно изучил, она заявила:
- Видите, Энтони, Шульзингер – негодяй. Как вы могли подумать, что Изабель способна связаться с таким человеком? Вот мое мнение: он написал ей письмо, надеясь, что, возможно, удастся сбежать в Перу. Но ответа не получил, и теперь он где-то в Южной Африке. Уверена – больше о нём вы никогда не услышите.
- Спасибо, Мария, вы прямо каменьс души моей сняли. Даже не знаю, как вас благодарить. Возьмите на память эту книжечку, - я достал из сумки и передал ей наш фирменный путеводитель по Сан-Франциско.
Мы выпили по стаканчику вина за успешное завершение дела, и Изабель повезла Марию в аэропорт.
И вот сейчас мы сидели вдвоем за столом. В бокалах искрилось знаменитое перуанское бланко де бланкос, а в голове роились новые вопросы. Изабель пригубила волшебный напиток и выжидательно посмотрела на меня:
- Ты получил то, что хотел. Карты раскрыты. Что будем делать?
- Теоретически – ясно, а практически – нет. – Я помолчал. – Надо спокойно разобраться с ситуацией на месте. Изучить его поведение – где и когда он бывает, на чём его можно поймать. Даже не знаю, как поступить. Из фирмы на месяц не отпросишься. А работа эта очень кропотливая, долгая, филигранная – всё точно рассчитать, чтобы действовать без промаха.
Я взял свой бокал и стал медленно потягивать вино, наслаждаясь тонким ароматом. Изабель, сидевшая напротив, поднялась, обошла сбоку стол и, став за моей спиной, положила мне руки на плечи:
- Знаешь, что – поручи это дело мне.
Я поперхнулся последним глотком и закашлялся. Потом резко повернулся назад:
- Этого еще не хватало!
- Но ведь выследила его я. Он – моя добыча.
- Брось говорить ерунду!
Она улыбнулась и легким движением опустилась мне на колени:
- Как испанская женщина, я умею возбуждать мужчин. Но ты, наверно, не забыл, что я – коктейль, смесь двух культур. И как женщина индейская, я умею укрощать мужчину в нужный момент.
- А. наконец-то я всё понял! Ты хочешь, чтобы я доказал тебе свою любовь. Чтобы я, после всего, когда ты будешь уже сидеть в одной камере с террористами, чтобы я тогда носил тебе передачи?
- Я серьезно. У меня есть преимущество. Мне не надо подготовки.
- Задушишь в постели?
Она встала, обошла стол и вернулась на свое место напротив меня:
- Ты почти угадал. Он действительно умрет в постели.
- В твоей?
- В гостиничной. Хорошо, если хочешь детали – в моей. Но умрет сам.
- Я не желаю, чтобы в твоей постели валялся посторонний мужчина.
- Между нами ничего не произойдет. Он скончается от сердечного приступа. И ты мне в этом поможешь.
- Как?
- Дашь мне немножко своего стимулятора – добавить в стакан с вином. Лучше варианта не найти. Надежнее и безупречнее.
Мы смотрели друг на друга. Я безумно любил ее в эту минуту.
- Я не хочу этого. Не хочу – так.
- Ты сам говорил: возмездие должно их настигнуть. Мы – в роли судей. И исполнителей приговора.
Я опустил голову:
- Для меня сказать тебе «да» - значит предать тебя.
- Нет – значит довериться мне. Я сделаю это ради нас двоих. И от имени всех твоих погибших родных.
Мы обговорили план операции ночью. Утром я улетел в Сан-Франциско. Через пару дней сообщил Стиву, что мой двоюродный брат, полгода назад перебравшийся в Германию из России, собирается жениться. И приглашает меня на свадьбу. Я давно его не видел и хочу отпроситься на недельку за свой счет. На днях он должен сообщить мне точную дату. Стив не возражал.
Каждый вечер я гипнотизировал взглядом телефон, но он упрямо молчал. А если и разражался звонком, то не тем, который был мне нужен. А тот, которого я ждал, раздался неожиданно посреди ночи. Голос Изабель был веселым, звонким, она словно захлебывалась от восторга:
- Привет! Я, кажется, разбудила тебя? Извини! Тут так здорово! Я уже несколько дней у Эллки. У нее чудная квартира на третьем этаже. Побывала уже в опере, она недалеко – 20 минут на метро. Ладно, досматривай сны. Пока!
И положила трубку. Молодчина Бэллка – так я иногда звал ее про себя. У нее пунктик – боится прослушки. В Лиме это иногда практикуется, так что мы разработали код. Итак, она уже в Эйлате, в гостинице – я посмотрел на список, который мы составили с ней в ту ночь – под номером 3 значился отель Римоним Нептун. Поняв, что я уже не усну, я заказал по интернету номер в той же гостинице на том же втором этаже, что и она. Опера и метро в Эйлате – конечно, из области ненаучной фантастики, но если кто-то подслушал и заинтересуется – пусть ищет город, где они действительно есть.
Не мешкая, я улетел в Лос-Анджелес, оттуда рейсом авиакомпании Эль Аль в Тель-Авив. А там на автобус – и в Эйлат. К вечеру, оформившись в гостинице, я спустился в просторный холл Римоним Нептун, сел на диванчик и стал просматривать местные туристические проспекты. Изабель появилась минут через сорок. Яркая, смуглая, она и здесь производила впечатление. Я со стороны засекал взгляды, которые бросали на нее сидевшие в холле мужчины. Надо быть предельно осторожными, подумал я. Не обращая на меня никакого внимания, Изабель прошла мимо, остановилась у стеклянного бачка с питьевой водой, немного повозилась, вынимая стаканчик из стопки, наполнила его и стала, не спеша, пить. Я поднялся, тоже подставил стаканчик под кран, а потом вернулся с ним на свое место. Изабель бросила пустую тару в мусорную корзину и ушла.
Я листал проспекты. Потом еще раз сходил за водой. Со стороны было совсем не заметно, что у меня двойной стакан – один в другом. Такое часто случается. Улучив момент, я вынул внутренний стаканчик и забрал клочок бумажки, лежавший на дне внешнего. Потом опять составил их, выбросил в корзину и пошел к себе. Только там я прочел записку. В ней был номер комнаты Изабель и короткая приписка: «Операция назначена на завтра». Я спустил бумажку в унитаз, а когда гостиница затихла, прокрался незамеченным к ее двери и постучал условленным образом: 2 – 3 – 1.
Завтракали в столовой мы как бы случайно за одним столиком. Затем на гостиничном пляже устроились как бы случайно на соседних лежаках. Я взял ее за руку – она была ледяная. А солнце жгло, как обычно. Я не догадывался, что она так напряжена, так остро переживает то, что ей предстоит. Мне стало страшно за нее.
- Может, отменим? – хрипло спросил я, глядя в сторону.
И услышал немного насмешливый ответ:
- Ты что – испугался?
Он должен был прийти к ней в восемь вечера. Я дал себе слово не высовываться из номера. Включил телевизор, русскую программу, но звуки проходили сквозь меня, не задерживаясь. В десятом часу я услышал в коридоре громкие голоса и какой-то шум. Чтобы подавить жгучее желание немедленно выскочить из номера, я разделся и встал под душ. Не знаю, сколько я там простоял. Говорят, бегущая вода успокаивает. Когда я вышел, вокруг было тихо...
Утром я спустился в холл около восьми. Люди сновали по своим делам. Я устроился на том же диванчике. Неизвестность грызла меня. Какой-то парень с полотенцем, встретив своего друга, договаривался с ним о совместной поездке. И вдруг до меня донеслось:
- А как тебе вчерашнее происшествие?
- Какое?
- Ты ничего не знаешь?! Какая-то женщина позвонила дежурному: у меня в номере мужчина, ему плохо, лежит ничком и тяжело дышит...
Неведомая пружина подбросила меня вверх, и я в мгновение ока оказался возле этой пары:
- Извините, что-то интересное, я тоже не слышал.
Рассказчик с полотенцем повернулся вполоборота ко мне:
- Поздно было, мы как раз пришли с прогулки. Видим, скорая подъехала. Вынесли человека и увезли. Мы подошли к дежурному – что случилось? Он и рассказал. Мужик-то, говорит, не наш постоялец. Мало того, говорит, что пожилой, так еще местный, городской.
- Русский? – спросил я.
- А кто ж его знает. По внешнему виду, вроде, непохож. Скорее всего, еврей. А, может араб. В общем, подкатился к девахе. Но главное не это. Я утром, по дороге в бассейн, завернул к стойке, узнать – чем кончилось. Умер он, говорят. Ночью, в больнице. Сердце не выдержало.
- Ну, если он пожилой, а она молодая... – протянул я.
- Вот-вот. Для гостиницы – неприятность. Но врач сказал их менеджеру, чтобы не расстраивались. Не убийство ведь, а несчастный случай. Бывает – когда мужчина в годах переоценивает свои силы.
- А где та деваха? – поинтересовался второй парень.
- Намек понял! – воскликнул любитель плавания. – Хочешь знать, в каком она номере?
- Почему бы и нет? Какая она из себя?
- Не видал, врать не буду. Может, ее уже выселили.
- Прямо, как в кино, - покачал я головой. – Завтракать идете?
- Сейчас, жён захватим и через пару минут будем.
Итак, дело сделано. А что дальше? Где Изабель? В столовой она не появилась. Искать ее в номере было бы самоубийством. Но она должна подать о себе знак.
День прошел впустую. Наступил следующий. С утра я отправился на пляж. Люди, море, знакомства – не так тоскливо. Мобильник лежал рядом, под одеждой, чтобы не перегрелся на солнце. Когда он зазвенел, я схватил его даже не сразу, запутавшись в рубашке. «Привет! – сказала Изабель. – Я тут занимаюсь покупками. Ты просил купить вольтметр, уточни – на 220 или на 110 вольт?» «110, конечно». На том разговор закончился.
Необузданное веселье охватило меня. Хотелось прыгать и скакать. Изабель уже в Амстердаме! Мы свободны! Я собрался за несколько минут, распрощался с гостиницей. Автобус тащился, на мой взгляд, со скоростью черепахи. С центральной автобусной станции Тель-Авива я сразу отправился в аэропорт Бен-Гурион. Ближайший самолет до Сан-Франциско, на который имелся билет, вылетал через 10 часов. Я прошел контроль, заглянул во все магазины, плотно пообедал и расположился, наконец, в своем секторе.
За полчаса до посадки появились двое в полицейской форме. Окинув взглядом ожидающих вылета, они подошли ко мне:
- Ваши документы.
Я предъявил удостоверение личности. Не возвращая его мне, один, очевидно, старший, сказал:
- Следуйте за нами.
- В чём дело? – возразил я. – Скоро мой рейс.
- Повторная проверка, - сказал второй.
После прохода по каким-то закоулкам, меня привели в комнату с несколькими телефонами и компьютерами. Как только человек, сидевший за столом, положил трубку, я громко заявил:
- Я американец, сейчас улетает мой самолет. Почему вы меня задерживаете?
Человек внимательно посмотрел на меня:
- Не беспокойтесь, всё будет в порядке с вашим рейсом. Поставьте, пожалуйста, ваш рюкзак там, возле стенки.
И когда я послушно выполнил его просьбу и выпрямился, он сухим голосом четко сообщил:
- Вы арестованы по подозрению в убийстве гражданина Израиля.
Окончание см. Часть 5
Добавить комментарий