Яркие блики коджакeру-рекламы ползут по бронированным стеклам нашего долбаного лимузина. В нижнем городе ночь. Впрочем, тут всегда ночь.
Я люблю бывать в нижнем городе. Бордюры тротуаров очерчены цепочками габаритных огней. Стены домов аж до третьего этажа сплошь заляпаны люминесцентными картинками граффити, кривобокие узоры колб-арта, составленные из самодельных световых трубок, впаяны прямо в строительные конструкции. Коджакеру здесь проецируют прямо с внутренней поверхности уличных перекрытий. Смотреть на нее можно лишь задрав голову, наверное от этого реклама здесь не выглядит такой навязчивой. В нижнем городе у меня всегда ощущение праздника.
Я знаю, что это не более чем дебильная иллюзия... Здесь живут люди с коэффициентом успешности ноль два. Миллионы неудачников, которые не зарабатывают достаточно денег для нормальной жизни. Какой уж тут праздник?.. Жильцы двух верхних горизонтов еще кое-как сводят концы с концами в вечной надежде на какое-никакое будущее, ниже обитает сообщество законченного отребья, пьянь, срань, бомжи и нелегалы. Там уж и вовсе не до праздника, но субъективные ощущения штука упертая.
За окном проплывают огни церкви Великомученика Джобса. Шестиэтажное здание без архитектурных изысков вроде куполов, шпилей или звонниц, зато с огромными святящимися крестами из тысяч диодных лампочек. Да... куполов в нижнем городе нет, что на мой взгляд ощутимый недостаток. Впрочем, здесь вообще нет крыш. На хрена нужны крыши, если все дома упираются верхушками в перекрытия горизонтов? Каменное небо, которое прямо у тебя над головой...
Наш лимузин мягко скользит по проспекту Баффета. Когда я говорю «наш лимузин», я, конечно, выражаюсь фигурально. Ни черта он не наш. Лимузин со всеми аппами и примочками принадлежит долбаному месье Тарану. Богато отделанный салон, три функциональных отделения с бронированными переборками. Переднее — вотчина двух шоферов (с одним богатые люди ездить не рискуют), дальше размещаемся мы, то есть охрана, позади с особым комфортом обосновался сам месье Таран, все триста тридцать фунтов его высококачественной жирной плоти.
Я почти год работаю на месье Тарана, но мало что знаю о своем работодателе. Знаю, что он большущий здоровенный засранец со сведенными татуировками на лысом черепе, что происходит он вроде как из семьи моих бывших сограждан, два поколения назад торговавших то ли наркотой, то ли секс-рабами, что теперь месье Таран с упорством помойной мухи легализует все сферы своего бизнеса, наверное хочет в политику. Этой информации мне хватает за глаза. Я делаю свою работу, получаю свои башли и не лезу в чужие дела.
Лимузин сворачивает с Баффета, проезжает метров пятьсот по ничем не примечательной улочке и тормозит перед скромным особняком с фигурными решетками на окнах. Притон госпожи Катин. Мы бываем у госпожи Катин каждый четверг. Месье Таран сторонник размеренной половой жизни.
Мест для парковки в нижнем городе не хватает катастрофически, но месье Тарана эти проблемы не щекотят. У госпожи Катин для него всегда зарезервирована специальная площадка. Жирный говнюк здесь постоянный клиент.
Лимузин замирает на отведенном ему кусочке асфальта, и мы выходим наружу. Сначала по всем правилам из салона выбирается Дюк.
Мне нравится работать с Дюком. Он в меру неглуп, в меру любознателен и демократичен. Мы неплохо ладим. Как кин он так себе, ниже среднего, но месье Таран слишком жаден, чтобы платить двум квалифицированным специалистам.
Главная забота Дюка — стрелки, и он экипирован по-полной. На глазах очки штатного сканера, на боках два пистолета «оберон» в облегченном корпусе, маленький семизарядный «блэк блок» у лодыжки, на левом предплечье под серой тканью рабочего пиджака раскрывашка легкого противоракетного щита. Дюк вылезает из машины и внимательно осматривается, затем показывает, что все в порядке, и из машины вылезаю я. Я должен внимательно просканировать близлежащий асфальт в поисках посторонних предметов. В этом немного смысла, но мой патрон предельно мнителен, вместе с тем дремуч и туп, как носорог. Мне проще в течение двух минут делать вид, что я осматриваю парковку, чем объяснять дебильному хряку низкую продуктивность подобного действия.
Вволю наглядевшись на блестящие туфли Дюка, я даю условный знак, и месье Таран вываливается из лимузина, будто тюлень из ванной. Ткань его пуленепроницаемого пиджака блестит и переливается на сгибах. Мы с Дюком, прикрывая тюленьи тылы, вслед за патроном втягиваемся в холл для вип-гостей, проплываем мимо охраны, увешанной мониторами и лук-аппами, поднимаемся по старомодной широкой лестнице. Вокруг золото и пурпур.
На верхней площадке нас уже ждет госпожа Катин. Когда я говорю «нас», я опять выражаюсь фигурально. На старухе узкое кружевное платье. Длиннющий кораллово-красный, в цвет ногтей, мундштук она держит несколько на отлете. Давным-давно увядшее лицо производит странное ощущение. Дорогостоящий мастер пластического дизайна перекроил глубокие складки морщин, сложив их в затейливые радиальные узоры.
— Николя! Какой сюрприз! — весело журчит госпожа Катин, обнимая Тарана за необъятную талию.
Она настырно увлекает клиента по коридору, и нас несет следом.
В гостевом кабинете все то же золото и тот же пурпур. Мы с Дюком становимся позади дивана, а месье Таран усаживается на мягкую обивку. Его лицо в мгновение ока украшают демонстрационные очки.
Все, процесс пошел. Физиономия патрона становится сальной. Месье Таран подходит к выбору девушек со всем тщанием. Я настраиваюсь на долгое ожидание, Дюк тоже, на его лице скучающий сдержанный интерес. Но все заканчивается скорее, чем мы ожидаем — месье Таран вдруг щелкает по оправе.
— Стоп. Вот эта, — говорит он уверенно. — Давайте полное резюме.
— Отличный выбор! — Госпожа Катин звонко хлопает сухими ладонями. — Прекрасный выбор, мон шер! — Ее геометрические морщины складываются в презабавный шарпейский узор. — Совсем свеженькая. Скромняжка. Прекрасное воспитание. Ее отец работал на «Инклос», пока компания не прогорела. Мать — домохозяйка. Теперь они где-то на четвертом. Кризис, сам понимаешь. Я нашла девочку на той неделе. Тебе непременно понравится. Отменный товар!
Вытащив маленький коммуникатор, госпожа Катин отдает распоряжения слугам наверху, а затем лично провожает нас на третий этаж. Никаких лакеев. Жиртрест для нее слишком важный клиент.
Апартаменты для четвергового траха месье Тарана как всегда стерильно-аскетичны: гостиная и спальня. Стены отделаны обивкой в мелкий цветочек, под обивкой толстые экранирующие панели, никаких стеклянных дверей, никаких камер наблюдения, никакой информации для притаившегося снаружи сканера. Комнаты разделены обычной щитовой перегородкой, чтобы я и Дюк могли, находясь в гостиной, эффективно выполнять свою работу. Все учтено, все схвачено. На этом госпожа Катин и сколотила себе капитал.
Я вхожу в гостиную первым и сразу бегло осматриваю комнату. Единственное, что меня интересует — это небольшие, ничем не закрепленные предметы, якобы безобидный мусор, вроде жестяной пробки от кока-колы, якобы случайно валяющийся под столом, безделушки, которые в силу низкой инерции старта могут представлять опасность для нашего нанимателя. Комната естественно чиста, ничего нет ни в углах, ни под примитивным донельзя столиком, ни под пластиковыми креслами с дырчатым сиденьем. В комнате нет ни картин, ни горшочков с цветами, хотя это уже перебор.
Дюк, а вслед за ним месье Таран входят в номер, процессию замыкает госпожа Катин.
— Порядок, — говорю я, глядя на дверь в спальную.
Девушка, конечно, уже там. Я чувствую ее теплый абрис сквозь тонкую перегородку. И, кажется, она волнуется.
Месье Таран чуть сдвигается в сторону, и Дюк открывает дверь, загораживая собой входной проем. По лицу патрона я вижу, как засранцу хочется войти первым, но порядок есть порядок. Дюк входит в комнату, я тоже вхожу и останавливаюсь перед дверью. Патрон, вспотевший от нетерпения, замер чуть позади, старуха с красным мундштуком вежливо обретается где-то возле столика. Она понимает, что процедура требует соблюдения всех формальностей и старается не мешать.
Теперь я вижу девушку. Она несомненно хороша. Удивительно хороша. Черты ее широкого, почти треугольного лица трудно назвать идеальными, но вкупе они производят на меня впечатление похожее на шок. Высокие скулы, огромные глаза, одновременно наполненные страхом и бесконечным спокойствием, приоткрытые, чуть запекшиеся губы, все это просто не может быть плодом работы пластического дизайнера. Такое естественное очарование может создать только природа...
Месье Таран алчно сопит за моей спиной. Ему жутко не терпится содрать упаковку со своего приобретения. Хотя все по тем же правилам никакой упаковки собственно и нет. Девушка совершенно обнажена. Чуть ссутулившись и обхватив голые плечи узкими ладонями, она сидит на краю широченной кровати-подиума с узорчатым металлическим изголовьем. Она зачарованно смотрит на меня своими испуганными глазищами. Дюк стоит ближе, но девушка смотрит именно на меня.
Дюк просит ее подняться. Следует секундная заминка, потом девушка встает. Она изумительно сложена. Ни грамма лишнего жира, ни миллиметра лишней кожи, с нее можно ваять статуи или делать рекламу спортивного салона.
— Откройте рот, — говорит Дюк.
Девушка послушно разевает рот, показывая влажные белые зубы.
— Спасибо. — Взгляд Дюка деловито исследует обольстительную фигурку с ног до головы.
Я не люблю быть исполнителем подобных процедур, поэтому досмотром обычно занимается Дюк. Думаю, ему это даже нравится. «Мадам, покажите левую ступню, покажите правую. Мадам, нагнитесь вперед, раздвиньте ягодицы. Мадам, присядьте и разведите колени»...
— Порядок, — говорит Дюк. — Благодарю вас, мадам. Можете встать.
Девушка поднимается с корточек. Она изо всех сил старается делать равнодушное лицо, но щеки все равно приобретают пунцовый оттенок. Месье Таран шумно сглатывает слюну. Я криво усмехаюсь уголком губ и поднимаю глаза к зеркальному потолку. Дюк перетряхивает одеяла, переворачивает подушки, осматривает простыню.
— Посмотри с той стороны кровати, — распоряжаюсь я.
Дюк обходит невысокий подиум, осматривает пол, косится нечестивым глазом на спину девушки и объявляет, что все в порядке. В порядке, значит в порядке. Пол, стены и потолок чисты, экранирующие жалюзи на единственном окне плотно закрыты. Полный ажур.
— Ну что ж, мальчики, — журчит госпожа Катин. — Приятного вечера. Не буду вас обременять.
Она неслышно растворяется за дверью гостиной, я сдвигаюсь в сторону, а месье Таран, издав неопределенный горловой звук, наконец покидает входной проем.
— Стоп! — Я вскидываю руку, и он парализованным слоном замирает на месте.
Я быстро нагибаюсь и прижимаю пальцем черный шарик, выскочивший из-под его эксклюзивного говнодава. Автоматически я сразу пытаюсь засечь остаточный трек, но никаких следов нет.
— Что там? — осипшим голосом говорит патрон.
— Ничего... Бусина. — Я подношу шарик к глазам. — Похоже на нанокерамику.
— Что за б...во? — месье Таран моментально приходит в себя. — Какая еще бусина? Откуда она взялась? Вы что, охренели?
Дюк замирает на половине шага. Девушка, присевшая на кровать, испуганно кутается в одеяло.
— Обычная бусина, — говорю я спокойно. — Никакого трека. Просто ее потерял кто-то из обслуги, наверное, лежала в уголке под дверью, а сейчас выкатилась наружу.
— Ты, чертов кин! Если бы у тебя было вполовину столько врагов, сколько их у меня, ты бы уже сдох! — Изо рта месье Тарана летят брызги. — Ты что, хочешь, чтобы меня угробили?
Я знаю, что врагов у жирного ублюдка хватает, но его паранойя уже сидит у меня в печенках.
— Для волнения нет причин. Мы полностью контролируем ситуацию. — Мой голос предельно спокоен. — Обычная бусина. Притом слишком маленькая, чтобы причинить реальный вред.
— Что ты несешь, кретин? — рычит месье Таран. — А что если эта малость окажется у меня в башке? За что я вам, нахрен, плачу деньги?!
Я устало пожимаю плечами. В наши дни, чтобы замочить богатого и влиятельного козла уже неактуально нанимать банду головорезов с ручными пулеметами. Достаточно нанять одного кина. Никакая охрана и никакие бронекостюмы не помогут, если брючная пуговица вдруг окажется внутри твоего предсердия или, минуя кости черепа, материализуется в лобной доле мозга. Просто, быстро, фатально.
Расценки на услуги квалифицированного телекинетика1 заоблачны, но затраты себя оправдывают. Спрос на кин-киллеров грандиозен. И богатым козлам волей-неволей приходится нанимать таких, как мы. Мы антикины, фехтовальщики, стражи ворот. Лучшее, что я умею делать в своей долбаной жизни, это пресекать любую попытку нафаршировать моего нанимателя посторонними предметами.
При этом вероятного убийцу интересует только две вещи: местоположение намеченной жертвы и стартовая инерция орудия убийства. Ни один, даже самый крутой кин не сможет сдвинуть с места пуговицу, пришитую к штанам. Кое-кто из моих знакомых, перемещая предмет с руки, слюнявил ладонь, чтобы снизить силу трения. То здесь, то там появляются сказки о кинах, способных перемещать пудовые гири или пережимать на какое-то время важный кровеносный сосуд, но уверяю вас, это не более чем городские легенды. Стартовая инерция и точность краткого воздействия — вот первый закон телекинетики.
Законы я чту, а как бодигарда меня волнуют только две вещи: засечь начальную фазу атаки и вовремя отклонить трэк снаряда.
Еще один немаловажный фактор — расстояние. Хотя здесь все зависит от индивидуальных способностей. Любой кин знает свою рабочую дистанцию. Она колеблется от пары километров до десятка метров (у самых слабеньких) и в конечном итоге всерьез интересует только нанимателя да полицейских сканер-экспертов, если сумеют зафиксировать траекторию, что бывает крайне редко
В данный момент траектории нет вообще никакой, а значит, девяносто процентов гарантии, что керамический шарик оказался в спальне вообще без всякого умысла. Вот только как объяснить это богатому параноику?
— Вы платите нам деньги за охрану и получаете услуги надлежащего качества, — терпеливо говорю я, — Если боитесь оставаться в экранированной комнате без охраны, то я, пока вы тут не закончите, могу посидеть на краю кровати.
Я показываю пальцем на угол простыни, и лицо девушки становится совсем испуганным.
— А если вас что-то не устраивает, то можете обращаться в гильдию.
Таран несколько секунд молчит, переваривая услышанное, и наконец говорит ворчливым тоном:
— Ладно. Сбавь скорость, не гони. Гильдию вашу драную я в гробу видал... Идите отсюда... оба. И смотрите, ублюдки...
Он напускает на себя шутливый вид и присаживается на постель.
— Охрана совсем оборзела, — бормочет он, обращаясь к девушке. — Когда охрана борзеет, охрану закапывают.
Я пропускаю Дюка вперед и плотно прикрываю за собой дверь. Последнее, что я вижу, это патрон, расстегивающий пуговицы своего пиджака.
— Не бери в голову, — тихо говорит Дюк. — Пошел он, урод...
В борделе госпожи Катин все пропитано комфортом, даже пластиковые кресла. Я сижу в паре шагов от двери спальной, откинувшись на перфорированную спинку и вытянув ноги. Звукоизоляция между гостиной и помещением для разового секса дерьмовенькая. Время от времени можно различить сладкое сопение патрона. Это пока затяжная увертюра. К сексу месье Таран, как и кастингу, подходит неторопливо и обстоятельно.
Не поворачивая головы, самым краем глаза я вижу Дюка. Мой напарник устроился с большим комфортом, развалился на одном кресле, ноги сложил на другое, пиджак болтается на третьем. Хреновая поза. С ногами на сиденьи быстро не вскочишь. Хотя Дюку особо вскакивать незачем, обязанности его на данный момент весьма ограничены. Основную работу делаю я. Под моим присмотром треть зала и спальная комната, где жирный ублюдок собирается иметь купленную девушку, а Дюк следит за той частью гостиной, что выпадает из зоны моего внимания. Сканер из него такой же никудышный, как и кин, и мне волей-неволей приходится пахать за двоих.
Сосредоточившись на спальне и бездумно перекатывая в ладонях черную бусину, я отчетливо ощущаю, как идет рябью, податливо сминается пространство вокруг двух человеческих тел. Вот девушка, похоже, становится на четвереньки, а жиртрест, блаженно хрюкая, опрокидывается на спину... Я ненавижу мою чертову работу!
Вся проблема в том, что для рядового обывателя любой телекинетик представляется чем-то вроде непонятного и страшного колдуна вуду. Он похищает людей прямо из сортира и на расстоянии высасывает кровь из сонной артерии. Для моего патрона простая бусина на полу — верный признак готовящегося покушения. Сон разума рождает чудовищ... Умом я понимаю, что нужно бросать эту долбаную работу. И дело даже не в смене нанимателя. Вместо месье Тарана будет месье Запор, поменяется имя, все остальное останется прежним. Чуть лучше. Чуть хуже. Какая разница?
Идеальным вариантом для меня могла бы стать травматологическая хирургия. Извлекать пули через раневой канал мне уже приходилось. Работенка не из легких, но за нее неплохо платят, особенно в горячих точках. Анатомию я знаю будь здоров, спасибо покойнику Рамилю. Вот только лицензия на практику стоит больших денег, а в моем досье не все так гладко, чтобы просить кредит в гильдии. Грехи молодости... Можно податься в геймгарды. Сидеть на стадионе, обеспечивать чистоту спортивных состязаний. А кроме легальных есть еще полулегальные занятия... Закон много на что смотрит сквозь пальцы...
— Эй, — вдруг говорит Дюк, — ты не помнишь, на чайном столике лежала ложка?
Драная хрень! Я как ужаленный взлетаю с сиденья. На столике действительно лежит маленькая, судя по цвету, серебряная ложечка. От нее прямо сквозь стену тянется отчетливый трек. А вот это уже атака.
Дюк, переворачивая кресло, тоже вскакивает на ноги.
— Кретин! — рычу я сквозь зубы. — Раззява! Блокируй плоскость и следи за спальней!
— Может, мне?.. — начинает Дюк испуганно показывая на дверь, ведущую к девушке и Тарану.
— Не надо! Следи за ложкой, олух.
Я выскакиваю в коридор. След тянется вдоль закрытых дверей к лестнице. Понятно. Перемещали по самому свободному пути, благо он не самый длинный. Кидаюсь к лестнице, на ходу выдергивая пистолет из подмышечной кобуры. Трек дрожит и медленно диффундирует в пространство. В голове прокручиваются варианты. Ложка застряла в гостиной. Скорее всего у киллера не хватило рабочей дистанции или он промахнулся. Чертов Дюк должен был остановить эту дрянь на подлете, но он ее просто не заметил. Идиот! Кидаюсь вниз по широким, застеленным синтетическим бархатом ступенькам. Почему ложка на столе? Может продажная прислуга сделала для кина снимки комнат? Черт! Прыгаю через последние ступеньки. Кидаюсь через фойе. Почему ложка серебряная? Почему ложка — понятно. У ложки есть естественный эксцентриситет. Если ее чуть закрутить на нуль-траектории, то материализуясь в пространстве тела, она производит эффект пули со смещенным центром. Разворотит потроха так, что мало не покажется. Но почему серебряная? Они что, на вампиров охотятся? Они?
Охрана реагирует на меня, но недостаточно быстро, я вламываюсь плечом в стеклянные двери и вылетаю на стоянку. Киллер еще здесь. Я чувствую, где обрывается трек, и вижу плащ десятком шагов дальше. Садится в машину.
— Стоять! — от моего крика кин оборачивается.
На долю секунды я отчетливо, как на снимке, вижу длинные рыжие локоны, широко раскрытые глаза и пухлые резные губы, я вижу даже веснушки на ее носу. В следующий миг девушка ныряет в машину, и красный «порш» рвет с места.
Я опускаю пистолет. В голове назойливой мухой жужжит давешняя мысль... Они? О, черт! Я разворачиваюсь и бегом кидаюсь обратно.
Ну конечно же! Они! Они работали в тандеме. Первая переместила орудие убийства в заранее оговоренное место, чтобы вторая могла взять его оттуда и использовать по назначению. Вот же подстава! Я рву изо всех сил.
Охрана теперь начеку, и меня валят у самого входа.
— Дюк! — ору я в переговорник. — Дюк! Мать твою!..
В комнате нас четверо: мы с Дюком, один из прибывших патрульных офицеров и личный доктор госпожи Катин, полицейский медэксперт пока в пути. Саму госпожу Катин уже допрашивает в ее кабинете второй полицейский. Я не считаю месье Тарана потому, что он уже не с нами. Голый толстяк бесформенной тушей лежит поверх одеяла. Концы другого одеяла притягивают его пухлые ладони к кондырю кровати. Судя по цвету лица, он задохнулся, но насупленный доктор начинает сканирование откуда-то из области гениталий. У него очень хороший сканер, марки «Xидхак», похожий на склиз для мытья окон. Доктор медленно и методично водит им над трупом нашего бывшего патрона.
В комнате прохладно. Окно зияет щербатым провалом в пустоту ночной улицы, не до конца поднятые жалюзи прикрывают его лишь на четверть. Инспектор запретил их трогать, хотя совершенно непонятно, чего он там собирается искать. Если совершенно голая девчонка задавила здорового мужика, технично высадила стекло и спрыгнула с третьего этажа, предварительно нокаутировав вломившегося в комнату Дюка, то искать отпечатки, по-моему, просто глупо. Я перевожу взгляд на тело месье Тарана. Сканер ползает где-то на уровне груди.
Ничего не скажешь, сделали нас красиво... Хрестоматийно... Теперь эксперты гильдии начнут внутреннее расследование, и действие наших чертовых лицензий приостановится, по крайней мере, на время разбирательств. Кошу глазом на Дюка. На левой челюсти этого кретина уже разливается багрово-синий кровоподтек.
— Ну что? — нетерпеливо спрашивает инспектор.
Доктор распрямляется и складывает свой «хидхак».
— Асфиксия, как и предполагалось, — говорит он так гордо, словно удавил покойника собственноручно. — Телекинирование постороннего предмета в средний отдел трахеи.
— Серебряная ложка, — говорю я, скорее утверждая, чем спрашивая.
— Нет. — Доктор удивленно поднимает на меня глаза.
— Ложка тут, — невнятно сообщает Дюк, вытаскивая столовый прибор из кармана штанов. — Ты сам сказал за ней присматривать.
Инспектор смотрит на меня, потом на Дюка. В его глазах выражение «все вы, кины, одним миром мазаны».
— Дайте сюда, — требует он, протягивая руку.
Дюк отдает ложку, и полицейский бережено принимает улику двумя пальцами.
— А что в горле? — спрашиваю я.
— Насколько можно судить, что-то вроде вставного зуба или коронки. — Доктор чуть улыбается. — Хотя серебряная ложка была бы символичней.
Зуб... Я уважительно качаю головой. Дюк смущенно сопит и трогает синяк на подбородке.
Теперь картина операции вырисовывается передо мной во всех красках. Теперь я понимаю, что меня поймали на чертову ложечку, как глупого карася. Телекинез на суперкороткой дистанции изо рта в рот, все равно что выстрел через подушку из пистолета с глушителем. Минимум пространственных возмущений, минимум следов. И все же, оставшись в гостиной, хороший кин мог бы засечь переброску и помешать. Именно поэтому мне подкинули ложку. А пока я, как дурак, скакал через ступеньки, глазастая красавица успела сделать все свои дела и сигануть с третьего этажа в объятия рыжей подружки. Остается неясным вопрос с черной бусиной, но это уже не так важно... Да... Ближайшие месяц-два придется-таки заняться ловлей футбольных мячиков...
— Так, — говорит патрульный инспектор, обращаясь ко мне. В его руках служебный блокнот, и он водит пальцем по экрану. — Фото непосредственной исполнительницы есть в досье у хозяйки салона, но думаю, это лицо — чистейшая пластика. Так мы ничего не установим. А вот за ее сообщницу можно зацепиться... Вы ведь видели вторую девушку перед тем, как она села в машину? Сможете составить виртопортрет?
— Господин инспектор. — Я виновато развожу руками. — На стоянке было темно, а она стояла ко мне спиной. Я видел только плащ и волосы, но ведь волосы можно и перекрасить.
— М-да. — Полицейский явно разочарован. — Марку машины запомнили?
— Кажется, «фиат», хотя я в этом не очень разбираюсь.
— А я, — радостно говорит из-за моей спины Дюк, — даже у первой лица не запомнил. Попу вот рассмотрел. Хотите, составим портрет?
Полицейский сверлит Дюка яростным взглядом, как будто собирается переместить свой блокнот прямо ему в глотку. Я перевожу глаза на проем разбитого окна, и мои губы трогает тихая виртуальная улыбка.
1 Телекинез, или психокинез — термин, которым в парапсихологии принято обозначать способность человека одним только усилием мысли оказывать воздействие на физические объекты
Добавить комментарий