Иэн Макьюэн «Сладкоежка». Писатели-разведчики

Опубликовано: 16 апреля 2013 г.
Рубрики:

В 60-e и 70-е годы прошлого века, работая в Английской редакции Московского радио, я брал интервью у многих писателей, приезжавших из Англии в СССР. Как именитых, например, Чарльза Сноу и Грэма Грина, так и тех, кому лишь предстояло прославиться — Уильяма Голдинга и Кингсли Эмиса. И в тех, и в других меня поражало то, как щедро они расточали похвалы, временами даже восторги «достижениями советской культуры» и «преимуществами советского образа жизни». «Неужели они не видят нищеты и убожества нашей жизни?» — спрашивал я себя, отодвигая микрофон в сторону подальше от греха. Ответ на мой вопрос получен теперь с убедительной правдивостью в последнем романе Иэна Макьюэна «Сладкоежка» (Sweet Tooth). Я прочёл его по-английски, в оригинале, но не исключаю, что русский перевод уже издан, а если еще нет, то, без сомнения, будет издан вслед за выходом в прокат аналогичного фильма. Права на его экранизацию уже приобрела та самая компания, что выпустила фильм по роману Макьюэна «Искупление» (Atonement), завоевавший приз «Золотой глобус» за лучшую картину 2007 года и вслед за тем собравший семь номинаций на премию «Оскар». С первой страницы роман держит вас так плотно, что нельзя оторваться. Язык — остроумный и яркий, точный и образный — позволяет Макьюэну живописать с одинаковой выразительностью и любовные сцены, и детективные расследования, и конфликтные — ныне вошедшие в историю — эпизоды времен Холодной войны.

По жанру «Сладкоежку» правомерно считать историческим романом: он реалистично воссоздает жизнь в Англии начала 1970-х годов и воспроизводит реально происходившие в ту пору события. В то же время 14-й роман Макьюэна автобиографичен, недаром автор сохранил подлинные фамилии действующих на его страницах писателей, редакторов, профессоров — читая роман, я невольно вспоминал свои беседы с некоторыми из них в Москве.

Главный герой повествования, молодой писатель по имени Том Хейли, выпускник Университета Восточной Англии — альма-матер самого Макьюэна, преподает в колледже, где тот некогда числился профессором английской литературы. Мы присутствуем на переговорах Тома Хейли с теми же издателями, у которых в молодости печатался Макьюэн. Безошибочно походят на раннего Макьюэна и помещенные в романе отрывки из рассказов, якобы написанных Томом Хейли. К этому интереснейшему приему писатель прибегает с вполне определенной целью: дать героине романа Сирене Фром пищу косвенно судить о характере, пристрастиях и привязанностях Тома, иначе выполнить порученное ей задание, о котором речь ниже, было бы труднее. Сирена красива и элегантна, умна и проницательна, она обладает фотографической памятью, аналитическим умом и навыками скорочтения — по роману в день. Благодаря этому набору качеств она после окончания математического факультета Кембриджского университета попадает в контр­разведку МИ-5.

Действие разворачивается в университете курортного города Брайтон, затем в нескольких районах Лондона, причём в обоих случаях фасады зданий, интерьеры учреждений и частных домов, пейзажи и вся местная природа в различные времена года описаны так, что у читателя не остается сомнений — автор там жил и работал. И невольно задаешься вопросом, откуда Макьюэн знаком до мелких деталей с внутренней обстановкой «удручающе мрачного здания» на лондонской Грейт Марлборо стрит, где разрабатывались секретные планы МИ-5? (Это ведомство занимается с 1909 года контрразведкой в отличие от МИ-6, ведающей иностранной разведкой — А.М.)

 

Английская контразведка МИ-5

IanMcEwanCEamonMcCabe-w.jpg

Иэн Макьюэн
Иэн  Макьюэн.  Photograph: Eamonn McCabe
Иэн Макьюэн. Photograph: Eamonn McCabe
Мы знакомимся с деятельностью английской контрразведки в период обострения Холодной вой­ны. В 1971-м году грянул громкий международный скандал: из Англии выдворили 105 советских дипломатов — пятую часть всего дипкорпуса СССР, подноготную шпионских операций которых выдал перебежчик, майор КГБ Олег Лялин. Выяснилось, что, не довольствуясь охотой за секретами военной техники, агенты КГБ обрабатывают opinion leaders — авторитетных деятелей, не в последнюю очередь писателей, формирующих общественное мнение, стремясь сделать из них «агентов влияния». Советская власть, как известно, щедрой рукой оплачивала переманивание, подкуп и шантаж западных писателей. По другую сторону фронтов Холодной войны ЦРУ и английская разведка, прекрасно зная об этом, стремились противостоять советскому натиску. В центре интриги романа «Сладкоежка» — разработанная в МИ-5 операция материальной поддержки начинающих писателей, которые в обозримом будущем смогут пригодиться в идеологическом противоборстве с коммунистами.

Любопытно, что никто из кандидатов на стипендию, которую выделяет специально учрежденный для этой цели фиктивный фонд, не является конформистом, наоборот, все они настроены критически по отношению к правительству. Впрочем, найти конформистов среди подающих надежды молодых писателей было в то время, по всей видимости, задачей невыполнимой. Оттого и авторы проекта стремились «скромнее быть в желаньях»: достаточно лишь уловить в произведениях будущих стипендиатов свидетельства их приверженности западным ценностям — свободе слова, плюрализму, рыночной системе экономики. Этому критерию отвечал и Том Хейли, Сирене же предстояло рассыпать перед ним манну небесную: предложить стипендию без всяких условий — получай деньги и пиши, что душа велит.

Естественно, Том влюбляется в ниспосланного ему разведкой «доброго ангела», и девушка отвечает ему взаимностью. В отношениях с любимым человеком совсем непросто постоянно скрывать нечто важное, однако Сирена стойко держит в тайне от Тома свою миссию — в противном случае ей грозит не только увольнение из МИ-5, но и испорченная «на всю оставшуюся жизнь» карьера, где бы то ни было. Спрашивается, зачем такая секретность при выполнении благой, казалось бы, миссии — помощи писателям, не имеющим по материальным соображениям возможности целиком отдать себя творчеству? Все дело в том, что каждый из этих молодых дарований с порога отверг бы любое благодеяние, исходящее от разведки и ставящее его в зависимость от неё — оно могло бросить тень на всё его творчество, тем более став достоянием прессы. Ну, а почему те же стипендии не могли предложить обычные учреждения, скажем, Министерство культуры? Тут дело в межведомственной конкуренции. Коль скоро идея принадлежала разведчикам, им и надлежало быть её исполнителями. Разведчики же всем нутром противились взаимодействию с государственной бюрократией, которая, по их горькому опыту, могла загубить проект требованиями отчетности и пусть даже минимальным цензурным вмешательством.

 

ЦРУ и война идей

По аналогии вспоминается сильно меня задевший очерк Владимира Соловьева «Мой друг Джеймс Бонд». Автор приходит на похороны известного переводчика русской поэзии на английский язык, профессора Альберта Тодда, где присутствуют три его бывших жены. Одна из них вскользь, не придав этому значения, сообщает ему, что профессор по совместительству служил в ЦРУ. Я как-то раз встречался с Тоддом и вынес от встречи самое приятное впечатление: истинный джентльмен, высокий, красивый, с безупречными манерами, говоривший на чистом, пожалуй, слишком правильном, русском языке. Это он приглашал в Америку Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, других прославленных шестидесятников и устраивал им концерты, на которых читал свои переводы их стихов не знавшей русского американской публике. Он же обеспечивал благоприятную прессу, а также возможность для своих советских коллег подработать на возглавляемой им кафедре славистики в нью-йоркском Квинс-колледже. Из очерка Соловьева следует, что наши поэты-шестидесятники приобрели всемирную славу в какой-то степени благодаря ЦРУ. Я очень не люблю клеить скользкие ярлыки достойным людям. Поэтому, прежде чем писать о Тодде, я посоветовался со знакомыми, лично знавшими его долгое время. И теперь я полагаю, что он взял на себя вполне благородную миссию посредника в налаживании культурных связей методом поэтических выступлений перед широкой публикой. Настоящие же агенты разведки публики чурались — они действовали за кулисами.

Таким агентом в романе Макьюэна предстает перед нами некий Пьер, «американец из класса патрициев», выходец из старого вермонтского рода, в прошлом профессор престижного американского Университета Брауна, имевший на своём счету монографии по истории Древней Греции и Персии. Его пригласили в Лондон поделиться опытом с сотрудниками МИ-5, занятыми налаживанием контактов с писателями. По его словам, «единственной по-настоящему интересной стороной Холодной войны, является война идей». В качестве примера агент ЦРУ приводит столкновение титанов советской и американской культур, происшедшее в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория» в 1949 году.

На так называемой «Научной конференции в защиту мира» присутствовал, среди прочих советских светил, великий композитор Дмитрий Шостакович, чей приезд в Америку против собственного желания состоялся по личному настоянию Сталина. Среди многочисленных американских делегатов, кто активно противостоял призывам правительства США считать Советский Союз, вчерашнего союзника во Второй мировой войне, опасным врагом, находились такие корифеи, как Леонард Бернстайн и Артур Миллер. Для советской делегации не подлежало сомнению, что конференция послужит ее пропагандистским целям, коль скоро она озвучивает «голос, если не свободы, то мира и разума», и поэтому «передовые деятели американской культуры на ее стороне».

В своем самоупоении они не ведали, что на 10-м этаже той же гостиницы собралась группа антисоветских волонтеров во главе с философом Сиднеем Хуком. Первую скрипку там играли бывшие коммунисты и троцкисты, кого разочаровала коммунистическая идеология и в то же время отталкивала прямолинейная, как дубина, критика социализма со стороны консерваторов. Они настроились расколоть единый фронт левых, задавая советским делегатам вопросы о свободе творчества в СССР и тут же распространяя их ответы в пресс-релизах. К этой группе примкнули деятели не менее великие: Игорь Стравинский, Томас Элиот и Бертран Рассел. Такая тактика имела ошеломляющий успех. Вот, например, их, казалось бы, незамысловатый вопрос к Шостаковичу — согласен ли он с характеристикой Стравинского в «Правде» как «буржуазного декадента и формалиста»? Стесняясь и явно презирая себя, Шостакович с трудом поднялся на кафедру и еле слышно промолвил — согласен. На следующий день его ответ цитировался в шапках центральных газет на первых полосах.

Как описано в романе Макьюэна, в перерывах между заседаниями конференции произошла вербовка некого Пьера агентами ЦРУ — ему убедительно доказали, что «в войне идей могут победить интеллектуалы, в том числе писатели левых взглядов из тех, кто сумел переболеть юношескими иллюзиями, взращенными на ниве лживых коммунистических посулов. Всё, что им требуется в данный момент, — это организационная база и фонды; ЦРУ берется предоставить и то, и другое».

Внимавшие Пьеру сотрудники английской разведки на деле прекрасно знали, что положение в Англии далеко не так радужно, как его рисует Пьер. Война идей между Советским Союзом и Западом велась с переменным успехом, хотя на начало 70-х годов преимуществом владела советская пропаганда. Вслед распаду Британской империи Англия переживала жестокий кризис, сравнимый, пожалуй, с тем, который обрушился на Россию в начале 90-х годов: инфляция превысила 20 процентов, цены на нефть после войны 1973 года на Ближнем Востоке выросли в несколько раз. В зимнее время из-за нехватки топлива температура в помещениях не поднималась выше 15 градусов, так что работать приходилось в шубах и перчатках. Многие предприятия из-за дороговизны электроэнергии вынуждены были перейти на трехдневную рабочую неделю. То и дело профсоюзы угольщиков и водителей автобусов объявляли забастовки, часть средств на которые, по свидетельству МИ-5, переправлялась по тайным каналам из СССР. Слушатели вещания на Англию Московского радио узнавали, что жизненный уровень в социалистической ГДР якобы выше, чем в капиталистической Британии. Воспользовавшись временной слабостью правительства, подняли голову ирландские террористы, они устраивали все более ужасающие взрывы в Лондоне. Наконец, в Англию хлынули потоком жители бывших колоний — Индии, Пакистана и других стран, все те, кто по старым имперским нормам были вправе проживать в метрополии с расчётом на государственные пособия. Все эти факторы складываются в многомерное объяснение просоветских интервью английских писателей в Москве.

На ежегодных конференциях Лейбористской партии того времени, замечает Макьюэн, левые делегаты по-прежнему пели «Интернационал» и одну за другой слали в Советский Союз молодежные группы с миссией доброй воли. Эти молодые люди, «мобилизованные и призванные» в 60-е годы так называемой «студенческой революцией», считали для себя зазорным критиковать советскую политику «в то время, как американский президент продолжает вести войну во Вьетнаме». Мне лично кажется, что многие англичане, кто горько переживал развал империи и своё бессилие, просто завидовали лидерству Америки в мире. В идеологическую борьбу они предпочитали не вмешиваться, дескать, Советский Союз страна неприглядная, но и США — не свет в окошке. И это после того, как американский план Маршалла и создание НАТО спасли Западную Европу от сталинской тирании! Как гласит русская пословица, «добрые дела наказуемы». И нельзя сказать, что отношение к Америке в Западной Европе, не говоря уже о России, сегодня намного лучше...

 

Сословные  интересы

Нельзя не отметить и того, что ни в одной стране сословные интересы не сталкивались столь нетерпимо, как в Англии 70-х годов. В большинстве своем выходцы из низов, писатели левого толка на себе чувствовали, как свысока к ним относятся в «Форин Офис» и других госучреждениях, принадлежащих к «истэблишменту». Там верховодили снобы из так называемого old boys net, («сеть бывших однокашников») — выпускников престижных колледжей, а затем Оксфорда или Кембриджа. Им был присущ особый английский диалект, неулыбчивый «сухой» юмор, гордость за умение скрывать свои чувства — «пребывать за тысячи миль от эмоций». Для наглядности вспомним Сомса из «Саги о Форсайтах». Эти господа брали на работу только себе подобных и выталкивали из своей среды «людей низшего сорта», если те игрой случая попадали в подведомственные им заведения.

В своём романе Макьюэн демонстрирует эту спесь на примере подруги Сирены, обаятельной и одаренной Ширли Шиллинг, молодой женщины из семьи со средним достатком. По рабочим качествам она явно превосходит своих сослуживиц, разве что говорит на «кокни» — диалекте лондонского простонародья и отличается непосредственностью в общении. Ширли «уходят» из МИ-5 по доносу завистливых коллег: она, как выяснилось, вела с издательством переговоры об издании детективного романа, основанного на опыте работы в МИ-5, где подобные намерения пресекались безжалостно.

Сам Макьюэн явно сочувствует Ширли, ибо, как и она, ни Оксфорда, ни Кембриджа не кончал, а карьеру сделал исключительно благодаря собственным талантам и усердию, без подачек благодетелей из old boys net. И он, по-видимому, отверг помощь бюрократов из правительственных организаций с их неистребимым высокомерием и равнодушием к людям искусства. По этому, как и по ряду профессиональных соображений, Макьюэн критикует разведывательное ведомство МИ-5. С его точки зрения, если английская разведка и добивалась феноменальных результатов, то только в тех случаях, когда использовала идеи писателей и вообще интеллектуалов со стороны.

Вот лишь один, зато показательный эпизод из приведенных в романе.

В апреле 1943 года на берег Андалузии в Испании был выброшен морем полуразложившийся труп офицера английской морской пехоты. К кисти трупа был прикован на цепочке кожаный чемоданчик, в коем оказались ни больше, ни меньше, как планы высадки союзного десанта в Южной Европе — Греции и Сардинии. Когда испанцы связались с английским военно-морским атташе, тот поначалу вообще не проявил интереса, но уже несколько дней спустя с пеной у рта потребовал возвратить содержимое чемоданчика. Увы, он поздно спохватился: франкистская Испания, хотя формально и соблюдала нейтралитет, всё же относилась к фашистской Германии с большей симпатией, чем к Великобритании. Документы оказались в руках нацистской разведки, и гитлеровское военное командование во изменение первоначальных планов перебросило несколько дивизий в Грецию и Сардинию. Что и нужно было союзникам, высадившимся совсем не там, а на слабо защищенной Сицилии. На самом деле то была тщательно продуманная операция «Фарш» — на извлеченный из морга труп бомжа натянули форму английского офицера, прицепили к руке чемоданчик с дезинформацией и сбросили с подводной лодки близ берегов Испании.

Фабула операции была почерпнута из детективного романа под названием «Загадка шляпы модистки» (The Milliner’s Hat Mystery). Но самое интересное — раскопал эту идею в забытом детективе кадровый морской разведчик Иэн Флеминг, со временем — прославленный создатель эпопеи о Джеймсе Бонде. Вместе с другими нетривиальными версиями он представил эту оперативную разработку секретному разведывательному комитету. Так вот, возглавлял комитет профессор Оксфорда, он же — в свободное от работы в разведке время — автор детективных романов. Не чужд был писанию романов и английский атташе, разыгрывавший комедию перед испанцами. «Операция Фарш», заключает Макьюэн, имела успех, поскольку изобретательность и воображение писателей оказали хорошую службу разведчикам.

 

Макьюэн в Израиле

А вот проект «Сладкоежка» пробуксовал именно потому, что его придумали сами разведчики, которым не хватало воображения тех самых писателей, которых они намеревались подкупить. 

Полностью статью читайте в бумажной версии журнала. Информация о подписке в разделе «Подписка»

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки