Как и полагается хозяйке, Кейт встречала гостей при входе, осыпая поцелуями и любезностями. Но на Майка она еле взглянула: «Здравствуй. Проходи». Майк попытался с ней заговорить, но она уже повернулась к другому гостю: «Как приятно вас видеть!» Впрочем, никакого значения это не имело: всё равно он не осмелился бы спросить то, что его интересовало, ради чего, собственно говоря, он приехал сюда.
Со стаканом «водка-тоник» в руке, Майк протиснулся через толпу гостей к стеклянной двери, ведущей на террасу. По широкому деревянному настилу и дальше на травянистой лужайке были расставлены столы, за каждым сидели оживленные, подвыпившие люди. В конце лужайки возле самых кустов дымили жаровни, около них хлопотали повара в белых колпаках. Двигаясь по периметру террасы, Майк осмотрел каждую компанию за каждым столом. Многих из этих людей он знал, почти все они были его сотрудники по «Фроммер ЛТД». Вернее, бывшие сотрудники. Но тех, кого он искал, среди них не было.
Значит, они еще не прибыли, думал Майк. То что Билл должен здесь появиться, не вызывало сомнения: отмечается юбилей компании — как же без одного из главных руководителей?.. Но как важная персона, он возникнет среди публики позже, в разгар веселья.
Некоторые гости кричали издали: «Эй, Майк, присаживайся к нам!» Он отвечал на приветствия, но за стол не садился. Закончив обход лужайки, он снова протиснулся к бару и заказал vodka straight, make it double. Сзади его кто-то тронул за плечо.
— Поосторожней с этим делом, Майк. Ты же понимаешь, что они скажут...
Брайан Лейтон из производственного отдела. Его маленькие бесцветные глаза тревожно смотрели на Майка. Невысокого роста, невзрачный человек — он, пожалуй, единственный среди всех этих людей догадывается, что с ним происходит. Славный он парень, этот Брайан Лейтон. Но Майку не хотелось сочувствия, банальных слов утешения, и он ответил нарочито сухо: «Всё в порядке». Отстань, мол.
— Я только хочу сказать, что они ещё придут... ну, Билл и... Я точно знаю: они придут.
Майк повернулся и пошёл прочь. Он чувствовал себя неловко из-за того, что так резко ответил Брайану. Но на эту тему он говорить не мог ни с кем. Он нашёл укромный уголок в гостиной, оттуда была видна прихожая и прибывающие гости — до того, как они затеряются между столами и кустами. Он неотрывно наблюдал за входной дверью, а мысли несли его в прошлое...
Как же всё-таки это могло случиться? Что пошло наперекосяк и почему? В чём причина? Ведь до недавнего времени всё было прекрасно: новая работа на новом месте, приличная зарплата. Сняли квартиру в хорошем доме со швейцаром. Жизнь вошла в колею, покатилась... И вот через несколько месяцев он начал улавливать первые признаки, как небольшие подземные толчки перед землетрясением. Что он сделал не так? В чём его вина? Или дело вовсе не в нём?
Майк пропустил момент, когда они вошли, и увидел Билла, когда тот обнимался с хозяйкой, а Нина отдавала плащ прислуге. На ней было сиреневое платье, и Майк сразу узнал его. Он отлично помнил, как сидел в глубоком кресле, а она время от времени выходила босиком из примерочной в очередном платье, возбуждённая, раскрасневшаяся и, поворачиваясь на месте, спрашивала: «А это как? Ничего?» Потом подходила к зеркалу, поднималась на носки: «Не коротковато, а?». И снова скрывалась в примерочной. Окончательно остановились на сиреневом, вот этом.
Когда это было? Прошлой весной, кажется. В общем, недавно — и так давно, в другой жизни...
Теперь Нина расцеловалась с хозяйкой. Кейт продолжала что-то говорить, а Нина оглядывала толпу гостей. Заметила она его? Майку показалось, что она на мгновение задержала на нём взгляд. А может быть, только показалось.
Он снова заказал у бармена двойную порцию водки. Бармен посмотрел на него как-то тревожно, но водку налил. С этим стаканом Майк пробрался в дальний угол террасы и уселся там в одиночестве в неудобном садовом кресле. Он сдерживал себя, чтобы не проглотить водку залпом. Ну что, увидел своими глазами? — спрашивал он себя. Убедился? Доволен? Она ушла месяца четыре назад, но вместе он их никогда не видел. Вот, посмотрел... А что было до этого? События разворачивались довольно быстро. Да собственно говоря, никаких особых событий и не было. А что было? Нарастающее раздражение с её стороны, постоянное напряжение. И мучительные подозрения с его стороны...
У него был нормальный восьмичасовой рабочий день — с девяти до пяти. Он уезжал из дома в 8:15 утра и возвращался в 5:45 вечера, весь день она была предоставлена самой себе. Она немного работала, преподавала грузинский язык американским дипломатам — вне штата, с почасовой оплатой, не каждый день. До поры до времени его ничуть не беспокоило, что она там делает в течение дня. Всё изменилось с того памятного вечера, с рождественского парти, на который он явился, естественно, с женой. «Эй, Майк, да у тебя жена красавица. Познакомь же». «Это Нина, моя жена, а это Билл Уорт.»
На всех собраниях, от деловых совещаний до дружеских попоек, Билл Уорт был всегда в центре внимания. В тот памятный вечер на него к тому же снизошло вдохновение. Он рассказывал смешные истории (то, что по-русски называется анекдотами), показывал карточные фокусы, играл на пианино, а когда начались танцы и он снял пиджак, от него глаз нельзя было отвести — ладный, широкоплечий, ловкий. Гости прекратили танцевать, расступились вокруг и смотрели на него. На него и его партнёршу — весь вечер он танцевал с Ниной. Он светлоглазый, светловолосый, она смуглая брюнетка с огромными тёмными глазами, словно иллюстрация из «Витязя в тигровой шкуре». В чёрном узком платье, гибкая, стремительная она походила на ящерицу и пантеру одновременно.
Майк понимал, как льстило Нине внимание самого видного на парти мужчины, к тому же вице-президента компании, где работали все эти люди. Честно говоря, он и сам был немного польщён. Во всяком случае, опасности он не почувствовал. Хотя мог бы, ведь ходили разные слухи насчёт отношения Билла к прекрасному полу. Он недавно развёлся, и поговаривали, что это уже в третий раз... Ну, а в тот вечер Майк и Нина дружески попрощались с Биллом, который поблагодарил Нину, сделал ей положенные комплименты по поводу её танцевальных способностей, хлопнул Майка по спине — и супруги отправились домой.
Первые «подземные толчки» Майк стал улавливать уже вскоре после того самого рождественского парти. Без всякой видимой причины Нина изменилась: она стала напряженной, рассеянной, во время разговора вдруг замолкала, задумавшись и не слыша обращённых к ней вопросов. Вечерами, когда они с Майком были дома вдвоём, она старалась уединиться и, сославшись на головную боль, лечь в постель пораньше, пока муж смотрит телевизор или читает.
Смутные подозрения скоро перешли в уверенность. Дело в том, что у них, как наверное во многих семьях, текущими счетами за бытовые услуги занимался муж. В том числе и счетами за телефон. У супругов был общий телефон в квартире и два мобильных — у него и у неё. Нина никогда не видела счёта за телефон и не знала, что там перечислены все её звонки — по какому номеру, какого числа, в котором часу. Чаще всего, по несколько раз в день повторялся один и тот же номер, и Майк без труда узнал, что это был мобильный телефон Билла Уорта...
...Вдруг по-русски:
— Вот ты где! Я видела тебя издали, когда вошла. Ищу повсюду — нигде нет. Я уж подумала, что уехал.
Майк вскочил. Она стояла за спинкой кресла с бокалом вина в руке. От неожиданности он не знал, что ответить.
— Да ты сиди, я тоже сяду. Поговорить надо. Небольшое дело есть.
Она села на краешек стоявшего напротив садового кресла. Он продолжал молчать.
— Так, пустяки. Там в спальне, в шкафу, кое-какие мои вещи остались. Могу я заехать, чтоб забрать?
— Конечно. В любое время.
Она усмехнулась:
— У меня нет ключа. Если помнишь, я отдала тебе. Так что только, когда ты дома.
Он молча достал из кармана связку ключей, отделил один ключ и подал ей.
— Это как понимать? — спросила она. — Ты не хочешь, чтоб я заезжала, когда ты дома?
Он пожал плечами: понимай, мол, как знаешь.
Она вздохнула, отхлебнула из бокала, покачала головой:
— Миша, я думала, мы расстались по-хорошему. Я признаю, что вина целиком моя, я так и судье сказала. У меня к тебе никаких претензий нет, ты хороший человек и хороший муж. Просто я... ну считай, с ума спятила, рассудок помутился. Зачем об этом говорить, ты сам видел... Что молчишь?
Он с натугой произнёс:
— У меня к тебе претензий нет
— Это всё? Всё, что ты хочешь сказать после семи лет совместной жизни?
Она смотрела на него полыхающими чёрным светом глазами.
Он не выдержал, сорвался, закричал:
— А что ты хочешь? Чтоб я забыл все унижения? Это ты теперь говоришь: «Вина моя». А тогда? Я помню, как ты врала: «Ничего нет, всё это тебе кажется, ты патологически ревнив». А сама тёпленькая, только что из-под него... А на работе? Видеть каждое утро его самодовольную рожу, слышать его наглый тон? «Хорошо, Майк, администрация тобой довольна.» А все кругом отворачиваются и прячут улыбочки, ведь все знают, что на самом деле происходит.
— Вот почему ты уволился!
Он помолчал и совсем другим тоном, еле слышно сказал:
— Я боялся... боялся, что не выдержу... наброшусь на него при всех, прямо на утреннем совещании.
Они оба замолчали. После долгой паузы она сказала:
— Тогда зачем ты сюда пришёл? Ты же знал, что мы с Биллом здесь будем?
Он ответил ещё тише, почти прошептал:
— Не знаю. Сам не знаю...
В начале семидесятых годов Вано Гогоберидзе отправился в Вологду по мандаринным делам. Там он успешно реализовал товар и в связи с этим ощутил прилив радостных сил. Но Зина Засухина, пухлая блондиночка, с которой Вано познакомился на рынке, не соглашалась ни за что. «Только через ЗАГС», — повторяла она, вырываясь из его объятий.
— Да где я тебе возьму этот ЗАГС? — хриплым от страсти голосом выкрикивал Вано. — Там ждать нужно месяц.
— Только через ЗАГС! — твердила несгибаемая Зина.
И Вано сдался, капитулировал. Он пошёл в ЗАГС и сотворил там чудо: сократил месяц до двух дней — с помощью всё тех же мандаринов и их денежного эквивалента. На третий день Вано уезжал из Вологды в Грузию с законной супругой Зинаидой Гогоберидзе. От этого брака и родилась темноглазая красавица Нина. От папы она унаследовала внешность и темперамент, от мамы — трудолюбие и настойчивость.
Жители больших русских городов называли торгующих фруктами грузин спекулянтами и никогда не задумывались о том, каким трудом даются все эти мандарины. Зинаида вкалывала в саду целый день, а на ней был ещё дом и двое детей (через год после Нины у неё родился мальчик). Она всё успевала, со всем управлялась, была хорошей хозяйкой, и единственное, в чём она не преуспела — это в грузинском языке. С детьми она говорила по-русски, а с мужем и соседями вообще не говорила. Таким образом Нина выросла двуязычной. В восемнадцать лет она поступила в технологический институт в Тбилиси, а в двадцать три в аспирантуру в научно-исследовательский институт в Москве, в котором в это время работал молодой кандидат наук Михаил Добродеев.
А время было тяжёлое — лихие девяностые... Зарплату в институте не выдавали по много месяцев. Но любовь бывает иногда сильнее зарплаты, и молодой кандидат наук Добродеев совершенно потерял голову от экзотической красоты аспирантки Гогоберидзе, а та в свою очередь ответила взаимностью перспективному кандидату. Их взаимопритяжение усиливалось ещё и общностью идей, вернее одной идеи — любыми способами уехать из этой страны, где жить стало невтерпёж.
В то время многие подумывали об этом. В курилке института существовало что-то вроде общества потенциальных эмигрантов, которое заседало ежедневно на протяжении всего рабочего дня без перерыва. Но членами общества были, в основном, евреи, для которых дорога в Израиль была открыта, и интересовала их исключительно возможность «соскочить», то есть уехать прямиком в Америку, миновав землю предков.
— Ты случайно не еврей? — спрашивала Нина своего избранника (они уже поженились). — Может, кто-то из предков?..
Миша безнадёжно качал головой:
— Где там! Все предки вплоть до дедушки были деревенскими священниками. Дедушка, правда, не успел окончить семинарию: его расстреляли. Зато отец сделал карьеру по партийной линии.
Надеяться, казалось, не на что. Но, с другой стороны, полностью безнадёжных ситуаций не бывает, и молодым супругам выпал счастливый случай, который бывает раз в жизни и далеко-далеко не со всеми: они выиграли в лотерею американскую грин-карту.
...В гостиной начались танцы. Майк слышал громкую музыку и бодрое покрикивание, но у него не было ни малейшего желания идти туда и смотреть, как Билл лихо перебирает ногами, а Нина вьётся вокруг него. Ну а что тогда ему здесь делать? Он стал продвигаться к выходу, как вдруг увидел Нину, которая со стаканом вина быстрым шагом шла через террасу в сад. «Ты что?» — окликнул он, но Нина только ускорила шаги. Странно. Из любопытства он заглянул в гостиную и увидел толпу гостей, образовавших круг, и Билла в центре круга, который выделывал ногами немыслимые па. Но партнёршей его была незнакомая молодая блондинка!
— Кто это? — спросил он у стоявшего неподалёку Брайана Лейтона.
— Линда, новая сотрудница из отдела общественных связей. Меньше месяца работает, а он уже тут как тут...
Сложные чувства охватили Майка-Мишу. Некоторое злорадство, следует признать, он испытал. Но и жалость. Ведь так поспешно женщина убегает, когда хочет скрыть слёзы. Но не может же Нина, взрослая, умная женщина, впадать в истерику из-за того, что её муж на парти с кем-то потанцевал. Что сталось с ней? И Майк пошёл вслед за Ниной.
Он нашёл её в саду. Она сидела на скамейке под развесистым деревом и тихо плакала. На земле стоял пустой бокал.
Майк потоптался и сел на скамейку рядом с Ниной.
— Что случилось? Из-за чего такие страдания? Подумаешь, потанцевал на парти с другой женщиной, что страшного?
Нина с досадой махнула рукой:
— Ничего ты не знаешь! Да никто его не знает! Все вы думаете, он такой славный рубаха-парень, добряк, открытая душа. Ничего подобного! Он дикий эгоист, влюбленный в себя, другие люди для него просто не существуют. Добрый малый — это роль, которую он играет. А на самом деле...
Она заплакала в голос. Он смотрел на это знакомое до мельчайших чёрточек лицо, ему хотелось взять его в свои ладони, снимать губами слёзы с ресниц, гладить мокрые щёки, целовать глаза...
— А тут еще эта сучка... Так и липнет к нему. — Она несколько раз глубоко вздохнула, силясь унять рыдания. — Что у тебя там в стакане, водка? Дай мне.
Она залпом опорожнила стакан. Вытерла ладонью лицо. И вдруг всем корпусом повернулась к Майку:
— Слушай, давай поедем к нам, хочешь? Прямо сейчас. Хочешь?
У него перехватило дыхание:
— Куда это «к нам»? — спросил он хрипло. — «Нас» больше не существует.
— Ну, к тебе. Поехали? Сейчас, пока он там с Линдой вытанцовывает.
— А наутро ты к нему вернешься? Так ведь? Нет уж, не надо. — Он постарался взять себя в руки. — Давай по-серьезному, как трезвые люди. Если ты жалеешь о своём поступке и готова вернуться, я согласен. Я приму тебя, ни словом не упрекну. А если ты хочешь сделать меня орудием мести и прибегать ко мне каждый раз, как он перепихнётся с очередной Линдой... Прости, лучше не надо.
Она опять зарыдала:
— Да, я знаю, что сделала глупость. Но я просто не в силах... Миша, я его люблю. Люблю, понимаешь?.. А ты лучше уйди... не надо меня утешать. Ты по-настоящему благородный человек, а он... Я ведь не полная идиотка, я понимаю... Только не надо меня утешать, так еще хуже.
Он молча поднялся и пошёл через террасу к выходу. Конечно, полагалось попрощаться с хозяйкой, сказать принятые в данном случае вежливые слова, но он просто был не в состоянии...
На соседней улице Майк отыскал свою машину и к полуночи благополучно добрался до дома.
Добавить комментарий