За последний год Владимир выпустил в России пять книг. Правда, он меня подправляет, что не пять, а четыре с половиной, ибо последняя «Довлатов вверх ногами» написана им совместно с женой Еленой Клепиковой.
— Вы один из тех писателей, чьи книги выдвинуты на Букеровскую премию. Среди номинантов этой достаточно престижной премии несколько писателей, которые живут за пределами России. Чем вы объясняете интерес российского читателя к писателям диаспоры?
— Этот интерес возник не сегодня и закончится, надеюсь, не завтра. Букеровская премия это самая престижная литературная премия, после Нобелевской. Она присуждается Британским комитетом по культуре вместе со спонсором. В данном случае спонсор общество «Открытая Россия». Премия называется «Букер — Открытая Россия».
— Если я правильно вас понимаю, вы не видите различия между русской литературой, которая создается на исконно российских территориях и в диаспоре, скажем, в США или Франции, Германии. Я имею в виду не тематические различия, а значимость вклада в литературный процесс.
— Это вы правы. В прошлом году Букеровскую премию получила Людмила Улицкая, живущая в Москве, а в позапрошлом Александр Шишкин из Швейцарии. Он женился на швейцарке, переехал жить в эту страну, написал роман и рецензенты с большим удивлением писали, что этого человека, живущего в Швейцарии, все еще волнуют такие старомодные вещи, как судьба России.
— Коль скоро вы об этом заговорили, то в беседе со мной Евгений Александрович сказал, что вы хотите поссорить его с Бродским после смерти Бродского.
— Ну, какое там поссорить…Можно прочитать интервью Бродского. Он Томасу Венцлова говорит о Евтушенко такое, что даже пересказывать неудобно. Кто ссорит Бродского с Евтушенко? Бродский вышел из Академии изящных искусств, когда туда иностранным членом ввели Евтушенко. Это был демонстративный выход, демарш. Я не говорю, кто из них был прав, кто виноват. У меня был документальный рассказ в связи со смертью Берта Тодда, нашего общего с Евтушенко знакомого, и там я раздобыл письмо Бродского по поводу назначения Евтушенко профессором Квинс-колледжа. Письмо адресовано президенту Квинс-колледжа. Бродский яростно выступал против этого назначения. Прав он или не прав, это другой вопрос. Так что никто их не ссорит, они были на ножах, и не было у них отношений в Америке. Снова повторяю, не знаю, прав он был или нет, но Бродский считал, что Евтушенко сыграл отрицательную роль в его жизни. Нельзя ссорить людей, которые были в таких отношениях.
— Давайте не будем вторгаться в такую деликатную и тонкую сферу, как взаимоотношения двух выдающихся поэтов. Я много раз брал интервью у Евгения Александровича Евтушенко, и в Москве, и здесь в Америке, и почти всегда разговор заходил о Бродском. Ни разу Евтушенко не говорил о нем ни одного дурного слова. О Евтушенко можно слышать разное. Каждый, разумеется, имеет право на свое мнение. Для меня он один из самых выдающихся поэтов, живущих ныне, и я совершенно искренне говорил недавно в беседе с Евгением Александровичем о том, что считаю самыми великими стихотворениями ушедшего века два — «Если» Киплинга и «Бабий Яр» Евтушенко.
— Все это на индивидуальном уровне. Набоков великий писатель. Он совершил двуязычный подвиг, в русской литературе и американской. Ему не дали, к сожалению, Нобелевской премии, правильно один критик писал, что не Набоков недостоин Нобелевской премии, это Нобелевская премия недостойна Набокова.
— Так уж сложилось, что творящие здесь писатели живут в мире российских реалий, российских представлений, российского быта. Казалось бы, здесь твой Родос, здесь и прыгай. Тот же Набоков писал об американской жизни. А наши современники-эмигранты опять-таки пишут о России.
— Как тенденцию, вы это верно заметили. Но любое правило имеет исключения. У Аксенова есть такие книги. Если ссылаться на свой опыт, то из трех дюжин рассказов, которые я написал, одна дюжина про американцев или про европейцев. У меня есть роман «Матрешка». Там правда, про русскую проститутку в Америке, но главный герой американец, профессор литературы, которого я списал с моего приятеля Берта Тодда.
— Раз уж мы заговорили об американской литературе, то как вы оцениваете сегодняшний уровень художественной прозы в Америке?
— Этот вопрос немножко к невежде. Я не могу сказать, что я очень хорошо знаю американскую литературу. Я и современную русскую литературу не очень хорошо знаю.
— Нередко приходится слышать, что времена художественной литературы постепенно уходят. Василий Аксенов, например, говорил мне, что художественная литература уже не является властителем дум, она все больше вытесняется литературой познавательной, биографической, даже философской, непростой для чтения.
— Не согласен с мыслями об умирании художественной литературы. В свое время Василий Аксенов участвовал в европейской дискуссии, если не ошибаюсь, было это в 1968 году. Писатели со всей Европы съехались в Ленинград и обсуждали модную еще тогда тему «Конец романа». Там был Эренбург, а из молодых Аксенов. Это было несколько десятилетий назад, но конец романа не наступил. Романы продолжают выходить. Что касается того, что снизился интерес к роману, с этим я согласен. Я уже сравнивал тиражи романов и публицистики. Особенно велик интерес к биографической литературе. Сотая биография Наполеона, не знаю, какая по счету биография Дизраэли, даже биография Бога.
— А какой разнообразный писатель англичанин Кен Фоллет, которого в Америке издают очень много. По-моему, в мире трудно сейчас найти писателя, который бы так успешно работал в разных жанрах, от исторического до детективного.
— Каждый из нас может назвать любимых романистов. Я уверен, что роман еще проживет. Лично я приложу для этого все усилия. Я сейчас пишу полудокументальный роман о человеке, похожем на Бродского. В романной форме хочу представить великую судьбу. Издатель предлагал жанр биографии, но я отказался, мне не схватить этот образ. А в свободном жанре романа больше возможностей.
— Вы часто издаетесь сейчас в России. Туда не просто попасть на книжный рынок. Раньше там было популярно все, что издавалось здесь. Теперь чтобы приобрести известность здесь, надо сначала стать читаемым в России. Чем вы берете, может быть, эпатажем? В данном случае, я ничего негативного в это слово не вкладываю.
— Набоков замечательно про «Лолиту» говорил. Конечно, успех этой книги связан с сюжетом. Педофил, девочка-нимфеточка. Но он добавлял — «я надеюсь, что те, кто в роман заглянули, нашли в нем что-то еще».
— Вы сделали себе во многом имя на документальных книгах о видных людях из нашего прошлого. А сейчас таких фигур, которые бы привлекли ваше внимание, нет?
— Немножко к политике интерес у меня поостыл. Он меркантильно поостыл. Одно, когда получаешь по моим совковым понятиям, огромные фантастические гонорары за книги об Андропове, Ельцине и Горбачеве, а другое, когда тебе предлагают сейчас совсем небольшие суммы. Не в этом, конечно, только дело. Интерес к России пропал. Путин, может, ничуть не менее интересная фигура, чем Андропов, Горбачев или Ельцин, хотя все-таки менее интересная с моей точки зрения. Но все равно он возглавляет страну, которая менее интересна, чем раньше. К счастью, она перестала быть империей зла, но потеряла лица необщее выражение. Сейчас у нее лицо, которое узнаваемо, это искаженное лицо демократической страны. Она — еще не настоящая демократия. Так что в ближайших планах книг о политике у меня нет.
— Не зарекайтесь, может завтра блеснет молния и вас осенит какой-нибудь замысел. Кстати, читателей, наверное заинтересует, где можно приобрести ваши книги.
— Они есть в книжных магазинах. Можно и позвонить мне. 718-896-3717. Когда я назвал как-то этот телефон Бродскому, он стал записывать, а потом сказал, что не будет записывать. Я удивился, почему. Он мне сказал, что очень легко запомнить: четыре последние цифры — главные цифры в советской истории. У меня этот телефон был два года до этого и я не замечал этого. И никто не замечал. Вот какой глаз был у Иосифа Бродского...
Добавить комментарий