В Москве — вечный праздник. Все время презентации, фестивали, награждения конкурсантов, концерты вундеркиндов, круглые столы. Фестиваля еще и нет, — только намечается, но собрание по его поводу уже с обильным столом не только круглой формы, но и любыми формами. Я уж не говорю о дипломатических приемах и раутах. И почти всегда после них — фуршеты. Или, — поднимай выше, — банкеты. Если знать, где и когда, то можно иметь пропитание на каждый день. Притом качественное, дорогое и с вином. А часто — и с коньяком.
Уж совсем не говорю о внутренних торжествах фирм и банков. Там просто вечный праздник пищеварения. Фраза: «на перекрестке желудочно-кишечного тракта стояла слепая кишка с протянутой прямой» никак не относится к этому павловскому рефлексу сокоотделения секреций.
В начале массового движения за выполнение и перевыполнение персональной продовольственной программы, завещанной нам партией еще в мае 1982 года, многие народные умельцы, бродя с одной презентации на другую, вшивали в пиджаки полиэтиленовые огромные карманы. В один складывали икру-балыки-копчености, во второй вливали горячительные жидкости, импровизационно создавая невообразимые коктейли. Во время информационного затишья или сбоев в праздниках желудка получался запас на неделю.
Культурные мероприятия финансируются очень бедным министерством культуры. То ли оно не такое уж и бедное, то ли бедное как раз поэтому.
Таким культурным мероприятием было открытие в Киноцентре YII форума национальных кинематографий стран СНГ и Балтии (21 мая).
Ведущий Рустам Ибрагимбеков сказал, что эти форумы становятся все лучше. После просмотра первых четырех лент казахо-киргизских друзей я очень порадовался тому, что пропустил предыдущие шесть форумов, которые были еще хуже.
Наконец, настало главное. Второе отделение — новый фильм Вадима Абдрашитова «Магнитные бури» по сценарию Александра Миндадзе. Во вступительном слове Абдрашитов напирал на высочайшего уровня филигранно записанную фонограмму звукооператором… (имени нет в программке, прямо как эпитафия «Неизвестный солдат — всегда солдат»).
Все так и есть. Действительно, прекрасная фонограмма. Стерео, в системе Долби. Топот бегущих толп. Тяжелое дыхание. Звон разбиваемых стекол. Металлическое лязганье прутьев арматуры. Шепот влюбленных. Звуки проходящего поезда. Выкапывание краденой картошки.
И снят операторски отменно (Юрий Шайгарданов). И смонтирован. И сама режиссура отличная. И актерская игра…будут упреки, но в целом — хорошо. Все прекрасно. И все-таки….
Вообще-то, этот фильм уже немного шел. В Петербурге в начале мая на XI Всероссийском кинофестивале «Виват кино России!» (внеконкурсный показ). А до того на закрытых просмотрах. Теперь вот в Москве. Потом, наверное, повезут в Благовещенск на «Амурскую осень». Спешить с призами и завершением внеконкурсных показов не надо. Ибо каждый показ — это встречи, возлияния, фуршеты-банкеты, тосты, похвальные слова, признание экзальтированных дам, восторги матрон и обещание министра культуры финансировать следующую картину.
Фильм этот, как выразился режиссер, снят как бы в условной манере. Только фонограмма безусловная. Очень подлинная. Это не неореализм. Тем более — не соц. А что тогда? Я посмотрел всякие рецензии (их пока мало, фильма-то еще нет в прокате). Они все написаны так, будто фильм — социалистический неореализм. В нем находят сюжет. На самом деле — весьма условный. Народ явно не поймет. Я для начала отберу из нескольких рецензий нечто похожее на изложение сюжетной линии.
«...Есть соблазн назвать Валерку, живущего в одном из тысяч небольших промышленных городков, где всех жителей кормит (точнее, кормил) металлургический комбинат, человеком толпы. Толпой вполне успешно манипулируют сытые менеджеры, и одна ее часть в охотку, с хрустом и жаром регулярно дубасит другую свою часть по неведомым причинам. То ли потому, что так справедливость требует. То ли потому, что Оська (один из крупных акционеров) платит. А что? Все бегут ночью брать штурмом родной завод, где засела другая половина рабочих, и Валерка бежит. Все дерутся, и он дерется… В отличие от окружающих, он способен увидеть сговор двух враждующих акционеров, стравливающих рабочих, и понять, насколько опасно удивляться внезапному всеобщему примирению». (Жанна Васильева «Магнитные бури» идут. Время МН от 21 мая 2003)
Примерно тоже в более ранней рецензии Аллы Боссарт «Итог начала века» (Новая газета от 28 апреля 2003).
«Ритуальный выход толп на ночное махалово, с которого начинается картина, действует, как тантрическая музыка, на все органы чувств, но прежде всего на подсознание: в какой-то момент начинаешь ощущать себя частью этой биомассы. Не угодно ли: все рабочие завода поделены на две группировки, партии, банды. Две огромные толпы, что ни ночь, бьются насмерть за своих избранников — двух поганых олигархов, якобы конкурентов на выборах в директоры этого завода. Олигархи, конечно, оказываются заодно (и даже практически на одно лицо), и толпа, объединившись, смыв кровавые сопли и переодевшись в белое, радостно их приветствует. Одного честнягу, который желает разобраться, за что кровь проливали, расстреливают менты. Герой, хороший парень, давно все понял, но не может остановиться, теряет жену, лучшего друга, веру в людей и смысл жизни и отдает себя во власть монголоидной толстухе-крановщице».
В общем, из рецензий вырисовывается нечто вроде «Битвы в пути» Галины Николаевой. Отрицательный директор и положительный парторг. Борьба рабочих за свои права в новых условиях. Производственные разборки, такие захватывающие, что даже те, кто не хочет, принимают в них участие. Сознательность масс в их активной жизненной позиции.
Ладно, а что говорит по сему поводу Абдрашитов? Почти ничего. Вот в интервью в АиФ он сообщает (это уже давно, когда фильм снимался):
«Картина по сценарию Александра Миндадзе — это история из жизни провинциального города далеко от Москвы, где большой металлургический комбинат. Там происходят события, очень похожие на то, что творится в целом в стране. И на этом индустриальном фоне разворачивается история любви молодой пары. Современный, если хотите, вариант знаменитого фильма «Высота».
Представляя картину, авторы не сказали и этого. Оно и правильно: есть фильм, пусть он говорит за себя. И он сказал.
На экране в синеватой полутьме графически-ритмически и даже метафизически, равномерно и неудержимо бежали колонны чего-то человекообразного. Они бежали вверх и вниз, слева направо и справа налево, они бежали по диагонали. На мостах, на узких улицах колонны встречались и в туманной ночной дымке начиналось побоище. В мордобитии участвовали только по трое-четверо в первых рядах. Остальные в виде фона-массовки у фонтана взмахивали руками, потрясали кулаками, метали штыри-дротики. Настоящий русский балет с кордебалетом. Потом носились с прутьями арматуры, с кусками труб, врывались в цеха сумрачного завода-молоха, крушили переходы, лестницы, какие-то станки и конструкции. Врывались даже в комнату героя, где он возлежал с женой на брачном ложе и клубком тел крушили мебель и утварь..
Побоища вполне символические — ведь схватки с арматурой должны были оставлять после себя гору трупов, но оставляли только гору строительного мусора. Даже разбитые хари в следующих кадрах несли лишь отдаленные следы, ради обозначения вчерашних скуловоротов. С прекрасно записанным звуком оплеух, тычков, зубощелканий, сдавленных вскриков и всхлипов, шмяканий тел о землю и всплесков о воду. Снималось изобретательно: сверху, с боков, снизу из-под моста. Из-под воды, правда, не снимали. И из космоса тоже, хотя былинный размах новгородского вечевого голосования руками-кулаками-ногами на Волховском мосту был вполне космических масштабов.
Бегущая толпа увлекала своим ритмом всех. Бежали друзья, но они вдруг начинали столь же яростно бить друг друга. Упомянутый герой Валера, который дал зарок никогда более не бегать, бежит снова и встречается в цехе со своим другом Степкой, который только что говорил про рабочие бои «в первый и последний раз». Но в инфернальных координатах неутомимого бега, в этом движении ногой в пах, которое — все, нет никаких друзей, есть только вечный враг рода человеческого — есть только некая антиматерия, при соприкосновении с которой всем нужно аннигилировать в атомной вспышке первичной ярости. По такому случаю Валера страшно врезает первобытно-исконному врагу Степке по образине, хотя накануне тот кормил его за счет проданного любимого ружья. Потом Валера стоит со своей женой Мариной в тесном объятии под деревом добра и зла, но тут мимо, как всегда, проносится толпа вечного движения злобы. Она сначала как бы механически увлекает нежную пару за собой, но чуть спустя и он, и она уже бегут самозабвенно вместе с народом. Хотя она-то, Маринка, была принципиальной противницей бега на длинные и средние дистанции. В цехе друзья зажимают руки Валеры в двух тисках, распинают его как пролетарского Христа. Только за что — непонятно. Он — не мессия, народ в храме не учил, Нагорной проповеди не говорил. Ну, разве что, смутно толковал, что не хочет больше биться за олигарха. А ни за что — просто так. В виде то ли неизбывного торжества ненависти, то ли первичной гераклитовой вражды, то ли как архетипа русского духа в предчувствии гражданской войны.
Потом от него бежит друг Степка, преследуемый милицией за его условный бунт против сговора владельцев (они же конкуренты-враги) завода. Валера бежит за ним, нагоняет милиционера, они бегут вместе, впереди другие милиционеры, уже не с арматурой, а с калашниковыми. Очередь из автомата... Валера бежит обратно. Ходить в фильме нельзя.
Загадочная русская душа? Как будто. Как выразился Б.Б.Гребенщиков: «99 процентов легендарной русской души — это водочный синдром». Увы, при наличии отменного звука, в фильме нет запаха. Хотя такие эксперименты с подачей ароматов в кресла зрителей Голливуд давно производил. Может, и был бы тогда в этом фильме русский дух и пахло бы исконной Русью?
Я вспомнил начало своей «Пьяной поэмы» — приведу еще раз:
Весна, дохнуло перегаром,
В фильме бегают как на сдаче ГТО первой ступени, а «с поддачи» так не побегаешь. Бегают и бегают. Значит, не в белом допинге (водке) дело.
Если сравнить с драками в «Матрице» (особенно во втором фильме «Перезагрузка»), то заметно большое различие. Там эти драки — просто балет на тему карате. Кстати сказать, звук в «Матрице» записан еще более изощренно, чем в «Магнитных бурях ». Но главное — драки в свободном полете в «Матрице» — некая условность в жанре искусства. Нечто вроде сражения в балете «Спартак», после которого мы ведь не ждем сцены, усеянной отрубленными руками-ногами. А драки в «Магнитных бурях» сняты как бы в жанре самой жизни, «в натуре», вроде Куликовской битвы или Бородино из фильма «Война и мир» — все поле в телах. В «Магнитных бурях» ждешь трупов или хотя бы развороченных морд, а на поверку — простой розыгрыш.
И тут меня осенило: да ведь это же русское изложение «Носорогов » Ионеско. Тех самых, которых, как слона, не приметили ни рецензенты, ни сам автор. И еще — типичный цвейговский «Амок» по-русски. Абдрашитов на этом просмотре случайно сидел рядом. Он все смотрел и смотрел, как бегают да бегают в его фильме, как бы под песню «наглядеться никак не могу».
По окончании сеанса я спросил:
— Почтенный мэтр, вы случайно или вполне сознательно использовали мотивы «Носорогов» Ионеско и «Амока» Цвейга?
В это время в зале настал великий шум — аплодисменты завершились и все побежали на банкет. В зале стоял топот. Как бы началась вторая серия «Магнитных бурь». По тональности мычания мэтра было ясно, что он никак и ничего не использовал. Ни сознательно, ни без.
Ладно. Вот описание Цвейгом амока у малайцев, которые вполне сойдут за русских бунтовщиков:
«Это род опьянения у малайцев. Это больше чем опьянение, это бешенство, напоминающее собачье... припадок бессмысленной, кровожадной мономании, которую нельзя сравнить ни с каким другим видом алкогольного отравления... Пена выступает у него на губах, он воет, как дикий зверь... и бежит, бежит, бежит, не смотрит ни вправо, ни влево, бежит с истошными воплями, с окровавленным ножом в руке, по своему ужасному, неуклонному пути... Люди в деревнях знают, что нет силы, которая могла бы остановить гонимого амоком... они кричат, предупреждая других, при его приближении: «Амок! Амок'», и все обращается в бегство».
В название фильма «Магнитные бури» Абдрашитов, в прошлом выпускник Физтеха по специальности радиофизика, как раз связанной с чем-то электромагнитным, и даже имеющий опыт работы на заводе, вложил простую метафору. В спокойном магнитном поле железные опилки ориентируются вдоль силовых линий. Повернулся магнит, — все опилки дружно поворачиваются следом. А во время магнитных бурь происходит хаотичное и быстрое изменение поля, так что опилки начинают метаться, не успевая за суетливым полем и всякий порядок расстраивается.
В социальном отношении эта митусня рабочих опилок — как бы аналог современных российских телодвижений за передел собственности, грозящих смертью не только фирмачам-банкирам от рук киллера, но и всему обществу. По словам режиссера:
«Суицидные настроения — это бывает и в жизни человека, и в жизни сообщества, это объективная вещь».
Но, по большому гамбургскому счету, фильм «Магнитные бури» — это концептуальное повторение «Носорогов» Ионеско с добавлением психологической брутальности «Амока» Цвейга. Перенесенное на русскую почву улочек уральского города и стилизованных реалий огромного завода «чего-то железного». Есть ли там некто из персонажей, который несет гуманистическое начало (скорее — конец) подобно инонесковскому герою Беранже, который назло всем носорогам выкрикивает:
«Пусть я и остался единственным человеком на планете, но… Я не капитулирую!»
Это не ясно. Похоже — нет. Идущие на завод под занавес фильма недавние толпы бегающих рабочих — это ж только краткое затишье перед очередной, может быть, последней магнитной бурей.
Когда-то, в самом начале 1980-х годов Валерий Белякович поставил «Носорогов», за что его «Театр на Юго-Западе» чуть не закрыли. То был ворованный воздух (тогда же я и смотрел этот спектакль). А ныне открытие того, что люди могут заражаться носорожистостью и начинать бегать в безумном опьянении амока по улицам города, сокрушая все вокруг, не грозит ничем, кроме как посталкогольным синдромом и последствиями переедания на банкетах по поводу постоянных презентаций, фестивалей, форумов, выставок и первых показов по случаю открытий чего-нибудь. Снимать нужно, дыша ворованным воздухом Мандельштама. Сейчас это были бы не толпы рабочих, голосующих ногами, (основа показанных в фильме драк — русский кикбоксинг) за или против того или иного директора-олигарха. А, например, напряженное психолого-детективное расследование внутренних механизмов всех этих приватизаций, аукционов и получения лицензий на вывоз сырья. В духе знаменитого фильма «Двенадцать разгневанных мужчин» Сиднея Люмета. Или такого же пронзительного фильма о «Малом Нюрнберге». Где не бегают, а думают. Где нужно действовать головой, а не кулаками. Но — то ли нет идеи и материала, то ли «как бы чего не вышло».
Нынешний фильм «Магнитные бури», разумеется, не будет иметь кассового успеха. Он сюжетно невнятен, его простому человеку, фактически, нельзя пересказать. Для российского массового зрителя он элитарно снят. Его не примут и на Западе за вторичность концепции и безразличие к русским фабрично-заводским разборкам.
Но все равно, для нас — фильм хороший. Даже отличный. Его стоит посмотреть.
- 2850 просмотров
Добавить комментарий