Десять стихотворений

Как под яблоней неспелый,
Несъедобный плод лежит…
Видит Бог, хочу быть смелой,
А душа моя дрожит.

И чего она боится
Под неспелых яблок стук?
Страшно ей, что жизнь продлится,
Страшно, что прервётся вдруг.
                                   
                                     * * *

С любовью к зябким вечерам,
К роскошным яблочным пирам,
К смолистым запахам древесным,
К речным, озёрным водам пресным,
С любовью в сердце я живу
И не ступаю, а плыву
В осеннем воздухе прозрачном 
В вечерний час в посёлке дачном.
                                  
                                     * * *

Плачется  мне. Хорошо нынче плачется.
Плачет со мной сыроватый апрель.
Солнце за тучку небесную прячется,
Детский кораблик садится на мель.
В этих широтах сто лет зимовали мы,
Светлый апрель избавленье принёс.
Манит он нас бесконечными далями,
Теми, что мне не видать из-за слёз.

                                     * * *

Погляди-ка, мой болезный,
Колыбель висит над бездной,
И качают все  ветра
Люльку с ночи до утра.
И зачем, живя над краем,
Со своей судьбой  играем,
И добротный строим дом,
И рожаем в доме том.
И цветет над легкой зыбкой
Материнская улыбка.
Сполз с поверхности земной
Край  пеленки кружевной.
                   
                                    * * *

А чем здесь платят за постой,
За небосвода цвет густой,
За этот свет, за этот воздух
И за ночное небо в звездах?
Все даром, говорят в ответ,
Здесь даром все: и тьма, и свет.
А впрочем, говорят устало,
Что ни отдай, все будет мало.
                                        
                                          * * *

То облава, то потрава.
Выжил только третий справа.
Фотография стара.
A на ней юнцов орава.
Довоенная пора.
Что ни имя, что ни дата — 
Тень войны и каземата,
Каземата и войны.
Время тяжко виновато,
Что карало без вины,
Приговаривая к нетям. 
Хорошо быть справа третьим,
Пережившим этот бред.
Но и он так смят столетьем, 
Что живого места нет.

                                          * * *

Но в хаосе надо за что-то держаться,
А пальцы устали и могут разжаться.
Держаться бы надо за вехи земные,
Которых не смыли дожди проливные,
За ежесекундный простой распорядок
С настольною лампой над кипой тетрадок,
С часами на стенке, поющими звонко,
За старое фото и руку ребенка.

                                          * * *

Нельзя так серьёзно к себе относиться,
Себя изводить и с собою носиться,
С собою вести нескончаемый бой,
И в оба глядеть за постылым собой,
Почти задохнувшись, как Рим при Нероне.

Забыть бы себя, как багаж на перроне.
Забыть, потерять на огромной земле
В сплошном многолюдьи, в тумане, во мгле.
Легко, невзначай обронить, как монету:
Вот был и не стало. Маячил и нету.

                                          * * *

Кнутом и пряником. Кнутом
И сладким пряником потом.
Кнутом и сдобною ватрушкой...
А ежели кнутом и сушкой,

Кнутом и корочкой сухой?
Но вариант совсем плохой,
Когда судьба по твари кроткой -
Кнутом и плеткой, плеткой, плеткой.

                                          * * *

Не вмещаю, Господи, не вмещаю.
Ты мне столько даришь. А я нищаю:
Не имею ёмкостей, нужной тары
Для даров твоих. Ожидаю кары
От тебя за то, что не стало мочи
Всё вместить. А дни мои всё короче
И летят стремительно, не давая
Разглядеть пленительный отблеск края
Небосвода дивного в час заката...
Виновата, Господи, виновата.