Пришло от Вани письмо. О себе почти ничего. Зато написал о том, что прочитал в интернете. О собаке, которая в зоне боёв — и Ваня туда же — у разбомблённого дома третий месяц с глазами умно-печальными, совсем человечьими, молча, на луну не лая, сидит. Большая, рыжая, грязная, одичавшая. На неё солдаты случайно наткнулись. Накормили, звали с собой, не пошла. Осталась дом охранять. Думает, хозяева, убежав, её оставили сторожить. Вернутся - проверят, всё ли цело, как работу свою исполняла.
Таких собак, Ваня писал, в зоне боёв — ну, прицепился! — наверняка очень много. У одних хозяева уехали, с собою не взяв, у других — ранены или погибли. Такие собаки и в прошлую были войну. Не только в наших краях, но везде.
Петя сразу Ване ответил. Поблагодарил за рассказ, попенял, что о себе не написал ничего, о своих делах специально подробно — и про рыжего, и про пельмени, и про гада, на которого больше не сердится — показать Ване, как надо писать. А то про пса верного — всё, о себе — ничего. Собака собакой. А Ваня всё-таки Ваней.
Отослав письмо, стал Петя думать о собаке из района — вот, чёрт, прицепилось — боёв. Думал-думал, весь в мыслях с ног до головы ходил по квартире, иногда в окна выглядывая, не вышла ли большая лохматая погулять.
Мама — она работала дома — оторвавшись от экрана:
— Ты что-то ищешь? Чем заняться не знаешь?
— Ничего не ищу, чем заняться, я знаю, — ответил Петя уверенным голосом, совсем не уверенный, что ничего он не ищет и чем заняться, он знает.
Он думал. Только разве это занятие?
Он думал. И не мог думать ни о чём другом - только о верной собаке - и хотел мысль эту прогнать, но та не прогонялась, никуда не уходила, свободно думать, о чём думать приятно, никак не давая.
Вот привязалось. Так подумав, решил залезть в интернет, хотя и не очень хотелось, только, чтобы мысль о верном псе отогнать. Пете хотелось, но тот не отгонялся, ещё минута — залает: я дом охраняю, а ты, кто такой, чего ко мне привязался?
Что тут ответишь? Что я Петя, точней, Пётр Петров, я — человек, значит, раз ты верный друг человека, меня должен слушать, и я тебя покормлю, достану из холодильника колбасу, которую мама покупает с большой неохотой, считая едой неполезной, отрежу и дам тебе, наверняка изголодался, верно службу свою исполняя.
Вот такая длинная мысль со множеством слов в голову Пете явилась, и он решил её записать, чтоб не забылась, а потом в письмо Ване обязательно вставить.
Зачем Ване эти слова? Зачем Ване эта длинная мысль? Об этом Петя не думал. В конце концов, не его это дело. Захочет Ваня эти слова прочитать — прочитает. Не захочет — как хочет.
Только что это: просто собака, а как зовут её, хозяевам верную? Петя вспомнил, как мучился со слонёнком, имя тому выбирая. Раз пёс такой верный, быть ему Верным.
Пёс — верный, а хозяева, пожалуй, не очень. Бросили Верного, всего чёрного с тремя белыми лапами и белым пятном на приветливой морде. А может, не бросили. Раз такое имя дали собаке, значит, верность ценили. А раз верность ценили, то верные сами и бросить его не могли. Поделать ничего не сумели. Дом разбомбили: хозяева ранены или погибли. Если ранены — их увезли. Но почему не вернулись или кого-нибудь не попросили Верного от службы освободить? До больницы не довезли. А Верный сторожит-сторожит. Несмотря на дневной зной и на ночной холод собачий.
Что сторожит? Смерть сторожит. Кому нужен дом, если хозяева в него не вернутся.
Эти мысли, крылышкуя, в голове Пети носились, как бабочки, а может, как пчёлы, жужжа, летали, словно мёд с цветов, слова откуда-то добывая.
Представив мысли, слова, бабочек, пчёл, Петя подумал: чем Верный питается, как насущную кость добывает? Не уличный, не дворовый, не дикий — домашний. Собачью еду в миску ему насыпали — ешь, Верный, питание вкусное сбалансированное.
Петя остановился: писать перестал, думать не прекращая. Надо бы у кого-то спросить. У интернета? Но как? Не спросишь ведь: чем дикие собаки питаются? Спросить, конечно, пожалуйста, за спрос в нос не получишь, только дурацкие вопросы и интернету лучше не задавать. Спросить у Вани? А он знает откуда, что он с дикими псами якшается? Спросить у мамы? Во-первых, работает, а если днём отвлекается, то ночью приходится нагонять. Во-вторых, откуда ей знать, тем более у неё на собак аллергия. Ничего не поделаешь, не дожидаться же папы, не будучи уверенным, что он это знает. Раньше Петя думал, что папа всё знает на свете, но в последнее время убедился, хоть и много, не всё.
Петя похлопал себя по плечам: левой рукой плечо правое, а правою — левое. Поковырялся в носу долго и тщательно. Пальцами пощёлкал и по столу побарабанил. За ухом мозги внимательно почесал. Ничего в голову не приходило.
Что делать? Мозги напрягать. Это Петя и сделал, да так, что в голове что-то лопнуло.
Лопнуло не лопнуло, но представился пустой дом, наверняка там такой не один, в домах кухни со всякой человеческой снедью, значит, пусть не сбалансированной, но и собачьей. Верный — пёс умный, и нюх у него ого-го, особенно с голоду на еду.
Дурак ты, Пётр, дурак, Петя подумал. Может, за человечьей едой и придётся Верному лазить, только когда свою он доест. Знает ведь, где хранится, вынюхает, ещё и двух друзей своих по несчастью покормит: пушистую болонку Красаву и нервного пинчерёнка Илюшу. Встретился с ними, сказать прямо, не очень. На Красаву он зарычал, чего с роду-веку не делал. А на Илюшу даже оскалился, чего приличной домашней собаке и вовсе творить непристойно.
Если он — Верный, значит, и добрый, не гавкающий и не кусачий. Он с найдёнышами не долго собачился. Обоих простил, повадившихся его еду воровать. Засаду устроил, выследил, хотел трёпку задать, но пожалел, разрешил его еду есть, только мешок не потрошить, чтобы не растерялось, и как бы, учуяв, кто непрошеный не нагрянул. Война — держи ухо востро, нос — настороже, а хвост — пистолетом.
Когда еда в мешке к концу подошла, Верный задумался, что будут делать, когда опустеет. Только задумался — бац чародейство. Люди с умными глазами, как у верных собак, приехали, с собой звали в тёплое и сытное место. Но Верный им не поверил, велев Красаве с Илюшей тишком-нишком сидеть, своё присутствие в мире живых не обнаруживая. Ещё в детстве от матери слышал страшные рассказы об аде по названию живодёрня. Люди покричали-позвали, позвали-и-покричали — уехали, прямо на улице мешок с собачьим кормом и мешок с кормом кошачьим оставив, поступив интеллигентно, воистину по-собачьи.
Потом Петя представил улицу, все дома на которой бомбами и снарядами покорёжены, всю в воронках, вдоль которой автомобили сгоревшие и великолепную троицу: Верного, Красаву, Илюшу, гордо морды подняв, охранным дозором идущую. Но чего-то в картине недоставало. Сжав голову, Пётр Петров думал-гадал: чего не хватает? И, сообразив, стал слова находить — описывать, как ночью писк слабый Верный услышал, как все они рыскали по развалинам, котёнку молоко добывая, как радовались, отыскав, как малыш стал быстро расти, и теперь вчетвером, три мушкетёра плюс Д'Артаньян, хвостатым четырёхлапым братством по городу дозором идут.
Два раза мама Петю звала, он отвечал, что идёт уже на кухню обедать. Терпение лопнуло: она у двери на Петю молча строго смотрела. Хотел снова сказать, что идёт, но подумал: не хорошо повторяться, потому, цитируя папу, старательно пробасил: «Сей секунд, сударыня, сей секунд, только предложение допишу».
Мама удивлённо, ничего не спросив, удалилась, рассказ Петя закончил и соображал, как же назвать. Оказалось, не только имена давать дело не лёгкое.
Думал-думал. Ничего не придумал. А мама молчала. Странно, но не звала.
Наконец, грюкнуло, хрястнуло, хрумкнуло, крякнуло и сверкнуло.
Конечно, не всё, что хотелось, сполна написалось. Что с этим поделать? Ответ, Петя догадывался, был: ничего.
Очень хотелось написать, что с пропавшими хозяевами Верный говорил на одном языке человечье-собачьем, о котором в одной ещё папиной или маминой старой книжке читал. Не написал, опасаясь, что книжку ту не читавшие подумают: Петя Петров реальность от фантазии не отличает. А раз так — немедленно коленки обстукивать, нос с закрытыми глазами рукой доставать. Оно ему надо?
Вечером после ужина Петя маме и папе рассказ прочитал.
— Каштанка! — папа, доставая из детства.
— Белый Бим! — мама из жизни, канувшей бог знает куда.
Папа, от воодушевления даже немного захлёбываясь:
— Здорово! Надо послать бабушкам-дедушкам. Пусть за внука порадуются.
Мама, голову обхватив:
— Ещё один писатель, — и понесла тарелки на кухню.
— Верный! — вместе, папа из-за стола, мама по дороге на кухню.
А Петя про большую лохматую соседку подумал, что она бы сказала, его рассказ прочитав.
И чего это мама торопится горевать, одна статья, один рассказик один только раз. Это пока несчитово* .
--------
* Детский язык: не считается (в словари пока не вошло, прим. Ред. ).
Добавить комментарий