Когда-то Миша и Света учились в одной группе университета. Ничего романтического между ними никогда не было, да, надо признаться, и особо крепкой дружбы тоже. Обычные теплые отношения одногруппников. Света не отличалась выдающимся интеллектом или особой эрудицией. Добрая и отзывчивая девочка из простой семьи. Жила она с мамой в небольшом доме, построенном ее покойным отцом, на рабочей окраине, где чавкала грязь на немощеных улицах, а по весне бежали с холма мутные потоки с запахами мочи и хозяйственного мыла. Света с готовностью предоставляла единственную большую комнату своего дома для их студенческих вечеринок. В ней группа весело встретила новый год, отметила восьмое марта и даже погуляла на Мишиной ранней свадьбе. В следующем учебном году Света взяла академический отпуск, и с тех пор они с Мишей почти не встречались.
Прошло сорок пять лет – и Миша неожиданно получил от Светы весточку на WhatsApp. Сам он к тому времени уже давно обитал по другую сторону Атлантики и как раз незадолго до того овдовел. А Света все еще жила в том же самом доме. В нем за это время успела появиться канализация. В остальном, судя по видяшкам и фотографиям, эта часть города почти не изменилась. Завязалась переписка. Выяснилось, что Света живет одна, что ее частенько навещают две взрослых дочери и единственная внучка, еще совсем юная. Света звонила, писала, присылала фотографии. Казалось, что она вновь обрела давно потерянного лучшего друга. Только несколько позднее Миша начал подозревать, что Света имеет на него какие-то виды. Это прорывалось иногда в намеках, в замечаниях о том, как они сходны по духу, каким близким кажется ей Миша, как много ей дает общение с ним, как они могли бы общаться больше и теснее...
А Миша? Для него Света оставалась все той же девчонкой-простушкой из рядовой провинциальной семьи. Теперь ее примитивная непосредственность раздражала его. Пошловатые песни с налетом дешевого патриотизма, флаги на украшенных улицах их города, ее полные широколицые приятели и приятельницы и непременный сад-огород с приготовлением варенья и закатыванием овощных консервов. Всё это теперь мало его интересовало. Впрочем, дабы соответствовать требованиям времени Света начала учить английский и частенько обращалась к нему за помощью. Через месяц-другой ее энтузиазм остыл.
Меж тем ситуация на родине ухудшалась. Закрывались независимые издания, разгонялись демонстрации, оппозиционеров пытали в тюрьмах или просто ликвидировали, ура-патриотизм становился нормой поведения. Миша старался не говорить со Светой о политике, но ему все труднее было сдерживаться. Когда он с яростью и презрением высказался о российском диктаторе, Светлана просто не поняла: «Почему ты так говоришь о нем? Его любит народ». Мишины страстные публикации в социальных сетях она не читала (а, возможно, делала вид, что не читала).
Потом началась война, суровая и беспощадная. Миша тут же завел телеграм-канал «Нет российскому фашизму». Получив ссылку, Света не стала читать содержание канала, а серьезно написала Мише: «Не российскому фашизму, а НАТО, Мишенька. Нет НАТО!». Потом она писала ему о спасенных и привезенных в их город детях с Донбасса, о том, как тяжело им было в эти восемь лет войны и как хорошо им сейчас. «Дети врать не станут». Миша огрызался, не вступая в дискуссию, а она утешала его: «Украинские города отстроят заново».
Ее отношение к Мише никак не изменилось. Она присылала веселые песенки и шутливо возмущалась тем, что он не поздравил ее с восьмым марта. Он отвечал сухо и кратко. Его тяготила эта переписка.
В начале второго года российского вторжения у Светы умерла от рака старшая дочь. Миша искренне жалел однокурсницу и конечно сразу же отправил ей соболезнующее послание. Недлинное, да и что можно было сказать? Но ощущал при этом, как нечто мешает ему сочувствовать ей по-настоящему глубоко, как сочувствовал бы, случись эта смерть двумя-тремя годами раньше. Покопавшись в собственной душе, он обнаружил, что мешающее его сопереживанию нечто – это фотография из социальных сетей, запавшая ему в память около года назад. На фотографии – похороны четырехлетней девочки, погибшей при обстреле Винницы. Банальное «тоже чья-то дочь» всё вертелось в голове, разбавляя жалость к Свете, мешая сочувствию.
«Почему такая несправедливость?» – вопрошала Света в отчаянии. И он подумал:
«Для нас, атеистов, никакой справедливости в природе нет и быть не может. Мы и не ожидаем от нее милосердия. Нравственность, мораль, справедливость – эти понятия принесены в мир человеком. Но для верующих, вроде Светы, всё должно быть не так, как для нас. Вот она и спрашивает: «За что?» Так может быть и в самом деле существует некая высшая справедливость, уравновешивающая события для верящих в бога? Они творят ее своей верой и своими делами. И тогда...»
Он не стал отвечать Свете на ее отчаянный вопрос. Мысленно он отправил ей эту фотографию с надписью «Тоже чья-то дочь, которую вы убили» Разумеется, только мысленно.
Добавить комментарий