Дорогой читатель! Представь себе, что тебя ─ школьника старших классов – за несколько лет превратили из нормального, цивилизованного человека в парию, лишённую всяких прав. Именно это произошло с девушкой из еврейской семьи Марией Ялович, которая имела несчастье жить в годы становления, расцвета и падения нацистского режима.
Её родители Херман и Бетти Ялович были женаты уже одиннадцать лет, когда 4 апреля 1922 года родилась Мария ─ их первый и единственный ребенок. Херман и Бетти выросли в районе Берлин-Митте, но в совершенно разных условиях. Её дед со стороны отца ─ Бернхард Ялович – торговал уцененными товарами на Альте-Шёнхаузерштрассе. Когда он родился, его звали Элияху Меир Сакс. Но, бежав из России, он в 1870 году купил у некой вдовы из Кальбе документы на имя Яловича. Его сыновьям удалось окончить школу, получить аттестат и поступить в университет. Дед Марии со стороны матери был внуком известного прусского раввина Акивы Эгера и, стало быть, принадлежал к еврейской ученой знати. Такое происхождение позволило ему породниться с очень богатой русско-еврейской семьей Волковыских.
Супруги Ялович незадолго до начала Первой мировой войны открыли собственную юридическую контору в Берлине на Пренцлауэр-штрассе,19а и поселились в том же доме, в нескольких сотнях метров от Александерплац. Бетти с большим увлечением занялась правовой практикой. Она всегда сетовала, что ей самой нельзя было получить аттестат и учиться дальше. Когда старшие братья изучали юриспруденцию, она тайком училась вместе с ними. А позднее стала начальницей канцелярии в крупной адвокатской конторе своего брата Лео и не только руководила всем персоналом, но и готовила проекты документов. Нередко они были юридически сформулированы настолько блестяще, что не требовалось менять ни одной буквы, ни одной запятой. Когда её дочери Марии исполнилось шесть лет, она поступила в начальную школу на Генрих-Роллер-штрассе. Был 1928 год ─ время ужасной безработицы и становления режима национал-социализма. Родителей Марии еще до 1933 снедало неотвязное чувство внутренней тревоги: надо поскорее окончить школу. Как некогда её родные, из начальной школы Мария перешла в Софийский лицей.
Бетти Ялович прожила всего пятьдесят три года ─ 30 июня 1938 года она умерла от рака. Знакомым неевреям семья разослала траурные карточки с опозданием, чтобы избавить их от непростого решения, – идти на еврейские похороны или нет.
Напомним, что к этому моменту, в сентябре 1935 года, нацистской Германией были приняты два отдельных законодательных акта, известные под общим названием «Нюрнбергские законы», — Закон о гражданстве рейха и Закон о защите немецкой крови и немецкой чести. Нюрнбергские законы стали юридической основой для систематического преследования евреев в Германии.
Финансовое положение Яловичей было хуже некуда. Отец почти ничего не зарабатывал и набрал уйму долгов. Заниматься нотариальной практикой ему воспрещалось еще с 1933 года. Оставалась лишь маленькая рента и то, что Мария могла заработать репетиторством. Началась череда переездов в поисках более дешёвого жилья.
Осенью 1938 года из Германии выдворили всех евреев с польскими паспортами, в том числе нескольких мальчиков из класса средней еврейской школы, в которой училась Мария. Места этих ребят пустовали недолго. Ведь немногим позже из нееврейских школ исключили всех учащихся-евреев, и теперь они теснились в переполненных классах, где ставили все больше дополнительных стульев. Некоторым приходилось писать на коленках.
Весной 1940 года власти начали в обязательном порядке посылать евреев на работы в военной промышленности. В июле Марию Ялович вызвали в Центральное ведомство по делам евреев и направили работать токарем на завод «Сименс». Тяжёлый, непривычный, отупляющий физический труд, отсутствие элементарной охраны труда, вечное чувства голода ─ вот с чем пришлось столкнуться вчерашней школьнице.
В марте 1941 года отец Марии ─ Херман Ялович – умер. Ей удалось добиться того, чтобы небольшая пенсия отца продолжала выплачиваться ей, несмотря на отсутствие законных оснований. Осенью 1941 года началась депортация берлинских евреев. Первыми отправляли нетрудоспособных граждан. Нацистские власти не ослабляли давление на еврейское население, в сентябре 1941 года вышло полицейское распоряжение, которое обязывало евреев публично носить желтую звезду. Количество родных и знакомых Марии с каждым месяцем стремительно уменьшалось в результате депортации «на Восток» ─ таким эвфемизмом нацисты заменяли слово «концлагерь». После того, как Марии удалось обманным путём уволиться с завода «Сименс», Германская служба занятости посчитала ее депортированной и больше не существующей для властей Германии.
Летом 1942 года Мария решилась на беспрецедентный шаг: сняла с себя жёлтую звезду, тем самым перейдя на положение еврея-нелегала. Подобный поступок, в случае его раскрытия, мог повлечь за собой немедленную депортацию. Несмотря на дружеские советы и возражения родных и знакомых по этому поводу, Мария интуитивно понимала, что грядущая депортация ─ путь к смерти.
В то время, как ее родственники фактически смирились с неизбежностью депортации, Мария всячески пыталась её избежать. Одним из возможных вариантов мог бы быть фиктивный брак с местным китайцем, но берлинские власти отказались одобрить брак.
Так случилось, что в это время Мария через хозяйку съёмного жилья познакомилась с гастарбайтером из Болгарии Димитром Чакаловым. Парень был хорош собой, и Мария влюбилась. Вскоре созрел план ─ перебраться в Болгарию, оттуда дальше в Турцию, а дальше пешком в Палестину. Срочно нужны были поддельные документы. Денег не было, но ей повезло: через старинного знакомого кое-какие документы удалось выправить.
Новые документы были изготовлены на имя Йоханны Элизабет Кох, урожденной Гутман. Девичья фамилия настораживала, так как евреев Гутманов куда больше, чем неевреев, но ничего не поделаешь, выбора не было. Через хорватский Загреб Димитр и Мария двинулись в направлении болгарской Софии. Следует отметить, что в то время Болгария была союзницей фашистской Германии. Поездка в Болгарию, которую Мария изначально рассматривала как свадебное путешествие, завершилась полным крахом. С Димитром пришлось расстаться: да и что общего, кроме влюблённости, могло быть у еврейской девушки, окончившей классическую гимназию, и у полуграмотного, с трудом изъяснявшегося по-немецки болгарского рабочего. Но главной причиной провала было отвратительное качество «фальшивок», изготовленных германскими «умельцами». Для того, чтобы избежать судебного расследования и последующего тюремного заключения, Марии пришлось получить в немецком консульстве настоящий немецкий паспорт, правда, со штампом «Действителен только для возвращения в Германию». Капкан захлопнулся, и у Марии остался единственный выход ─ вернуться в рейх и начать всё с начала. После долгих мытарств Мария вновь оказалась в Берлине.
22 июня 1942 года произошло событие, которое без преувеличения можно считать её вторым рождением. Вот как об этом вспоминала сама Мария:
«Я вернулась в центр Берлина. И отправилась прямиком на Кайзер-Вильгельм-штрассе, к человеку, обещавшему изготовить мне надёжные документы. Поднимаюсь по лестнице. На втором этаже приоткрылась дверь. Пожилая седовласая дама высунула в щелку голову и прошептала:
– Вы к Кёбнерам?
Это была госпожа Хансль, любезная соседка. Она быстро затащила меня к себе в квартиру, заперла дверь и шепнула мне на ухо:
– Наверху гестапо.
Уже несколько часов она стояла в темной передней, прислушивалась к шагам на лестнице, чтобы перехватить возможных кёбнеровских посетителей.
Рано утром она в глазок увидела, как вниз по лестнице увели нескольких человек, скованных друг с другом. А теперь гестапо вернулось и обыскивало квартиру. На подносах вынесли бутылочки с чернилами, растворитель, бумагу и прочие принадлежности мастерской по подделке документов. Мы стояли в темной передней, а сверху то и дело доносился шум.
– Вы та девушка, для которой мой сын привез бланки из Варшавы? – тихо спросила госпожа Хансль.
Потом вниз по лестнице опять протопали шаги. В окно передней комнаты госпожа Хансль увидела, как гестаповцы сели в машину и укатили.
– Теперь вы можете выйти на улицу, – сказала она мне.
– Огромное вам спасибо, – просто сказала я и ушла. Госпожа Хансль спасла мне жизнь. За самые щедрые подарки обычно благодарят слишком мало».
Для Марии Ялович начался почти трёхлетний смертельный марафон, в котором главным призом была человеческая жизнь.
После счастливого спасения Марии удалось поселиться на несколько недель в берлинских квартирах, где жили бывшие пациентки еврейского гинеколога Бруно Хеллера, например, известная художница Карола Шенк. После ареста Хеллера Марию Ялович рекомендовали Инге Хуббе, которая позаботилась о том, чтобы Мария нашла приют у разных членов её семьи. В апреле 1943 года Мария познакомилась с голландским гастарбайтером Герритом Бюргерсом, в съёмную квартиру которого она вскоре переехала жить. Пожилая Луиза Блазе ─ хозяйка квартиры – отнеслась к Марии с благосклонностью, благодаря чему та чувствовала себя комфортно, насколько это, вообще, было возможным во время войны.
Соседи думали, что Мария наполовину еврейка, но не доносили на нее, а хаусмастер дома даже позаботился о том, чтобы она могла уходить в бомбоубежище во время участившихся бомбёжек, не опасаясь проверки.
Зимой 1945 года дом, в котором они проживали, разбомбили, у нее и Бюргерса не было никаких шансов снова найти место для совместного проживания. Вскоре Геррит переехал в общежитие для иностранных рабочих.
После освобождения Германии от национал-социалистического режима, в мае 1945 года, Мария и Геррит окончательно расстались. Мария Ялович зарегистрировалась в берлинской еврейской общине и занялась поиском тех немногочисленных родственников, которые остались в живых.
Для дальнейшего проживания необходимо было обзавестись жильём. ДОма 19а по Пренцлауэр-штрассе, где Мария выросла, уже не существовало. Его сровняли с землей. Она знала: один из наименее пострадавших районов Берлина – это Панков. В жилотделе Панкова ей дали ордер на маленькую угловую квартирку со странно кривой комнатой и кухней. 4 апреля 1946 года Мария Ялович официально записалась в Берлинский университет по специальностям философия и социология. Лекции она начала посещать, по-видимому, еще раньше. В Еврейской общине, где она зарегистрировалась 23 июля 1945 года, в соответствующей анкете в пункте «профессия» Мария написала: «до 1933 г. школьница, ныне студентка».
В 1948 году Мария вышла замуж за Генриха Симона ─ британского военнослужащего, своего одноклассника по берлинской гимназии.
В 1949 году родился сын Герман, а в 1952 году – дочь Беттина, которая неожиданно рано ушла из жизни (в 1989 году) от неизлечимой болезни.
После окончания Университета Мария Ялович-Симон занималась исследованиями в области древнегреческой философии. В 1969 году она получила докторскую степень по специальности философия древности, впоследствии занимала должность профессора древней истории литературы и культуры в Университете Гумбольдта. Она принимала участие в нескольких крупных проектах Академии наук ГДР, в частности, в Центральном институте древней истории и археологии, включая культурную историю древности и лексику древности.
До 1997 года Мария Ялович-Симон по-настоящему никогда не рассказывала драматичную историю своего выживания, правда, кое о чем упоминала порой в кругу семьи. Понимая, что физическое состоянии матери резко ухудшается, её сын ─ Герман Симон – 26 декабря 1997 года без предупреждения поставил на стол родительской квартиры диктофон и сказал:
– Ты же всегда хотела рассказать историю своей жизни.
Захваченная врасплох, Мария начала хронологически диктовать воспоминания за период с 1940 – до мая 1945 года. В итоге получилось 77 кассет. Некоторые записи сделали даже в больнице, последнюю – всего за несколько дней до кончины героини.
16 сентября 1998 года Мария Симон умерла. Литературная обработка и редактура аудиозаписей были завершены в 2014 году, и книга под названием «В бегах. Молодая женщина выживает в Берлине. 1940-1945 годы» вышла в свет в 2014 году.
В России книгу издали в 2018 году под названием «Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 годах».
По оценкам историков, в конце нацистского режима в Берлине оставалось приблизительно полторы тысячи евреев, переживших Холокост в подполье. Все эти годы борьба за выживание почти ежедневно требовала изобретательности и удачи. Как это ни покажется странным, наряду с голодом и опасностью разоблачения, большой проблемой являлось наличие свободного времени, которое человеку с гимназическим образованием нечем было заполнить. Ведь кино, театры, библиотеки, учёбные заведения оказались недоступны.
В письме к своему однокласснику, будущему профессору педагогики Арону Фрицу Кляйнбергеру (1920, Берлин – 2005, Иерусалим), 29 января 1946 года Мария писала: «Если не хочешь погибнуть, единственное возможное решение – приспособиться к существующим обстоятельствам».
И сегодня, спустя более восьмидесяти лет после описываемых событий, с сожалением можно констатировать, что авторитарные режимы не только не прекратили своё существование, но, напротив, вновь поднимают голову. Пример современной России – наглядное тому доказательство. В который раз вспоминается высказывание В.О. Ключевского: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Добавить комментарий