Мне четыре года. Или чуть больше. Папа и мама ведут меня на Крещатик. Вокруг разрушенные дома, среди них – одинокий строительный кран. Сворачиваем за угол, идем к высокому уцелевшему зданию, где живет незнакомая мне женщина. Ярко помню – огненно-рыжая, постоянно курит папиросы. Она закончила войну в Берлине вместе с моими родителями. Странное имя – Шива. В Киев вернулась недавно, военный хирург… Знаю, я не мог тогда запомнить такие подробности, наслоились рассказы родителей или старшего брата Дани. Сегодня спросить некого, Даня умер. Но успел за несколько месяцев до смерти рассказать мне, со слов родителей, что я тогда испугался пленных немцев, отстраивавших разрушенный город.
Вспомнил всё это, далекое прошлое, не случайно. После телевизионной демонстрации уничтоженной Бучи. Без пленных россиян в развалинах домов. Тогда, после войны, Гитлера уже не было. А Путин всё ещё жив. И продолжает свою войну варваров против цивилизованного Рима.
Семья воспитала меня в ненависти к Сталину и Гитлеру. К ним, не к Степану Бандере. Которого тщетно разыскивают сегодня в наших городах российские оккупанты. Но было и другое, в подростковом возрасте в уже восстановленном Киеве в троллейбусах и трамваях я часто слышал острые слова ненависти: «Проклятые жиды, когда мы воевали, все они прятались в Ташкенте. А сейчас вернулись и командуют нами, как и до войны!». Я прятался за спинами взрослых, которые молчали, и задавал себе единственный вопрос: «Почему они так ненавидят меня, мои родители не прятались в Ташкенте, они прошли всю войну до Берлина?» Да, я рано узнал, каково быть чужим в своей же стране. И пионерский галстук меня не защищал.
Я вырос в русскоязычном Киеве. Где тирады о проклятых жидах произносили в транспорте и дворах на русском языке. Отец, именно он, приучил меня к обильному чтению. Почти все прочитанные мною книги были на русском языке. Так, на русском языке я постепенно вошел в мировую литературную классику. В школе обязательные уроки украинского языка и литературы вели добрые, совсем не обидчивые женщины, вместе с нами, школьниками, иронизировавшие над тем, что они вынуждены были нам преподавать. Так было.
Потом был медицинский институт. Где моим выбором уже с первого курса была психиатрия. Где все дисциплины преподавались на русском языке по русскоязычным учебникам. С одним исключением: славный профессор кафедры микробиологии Сергей Степанович Дяченко и вся его кафедра преподавали свой предмет исключительно на украинском языке. Разумеется, он был членом КПСС. Это его защищало.
Первым моим выходом в мир украинской культуры было знакомство с семьей Корчак-Чепурковских. Я, школьник, ученик 11 класса, часто бывал у них. Чуть позднее милая Ольга Николаевна познакомила меня со знаменитым киевским писателем Виктором Платоновичем Некрасовым. А Виктор Платонович позднее познакомил меня с Иваном Михайловичем Дзюбой.
В 1971 году в октябре в Киеве два дня провел Андрей Дмитриевич Сахаров. Он хотел присутствовать на суде над Анатолием Лупонисом, арестованным КГБ за чтение своего стихотворения у памятника Тарасу Григорьевичу Шевченко. В здание суда ни Сахарова, ни сопровождавшего его Некрасова не пустили. Несколько часов стояли у здания суда двое этнических россиян, только они. Никто из украинских писателей и поэтов не появился… Это та правда, которую необходимо помнить. Тогда все они были тайными патриотами.
В 1972 году меня арестовали. Всё тот же пресловутый КГБ, истово боровшийся в Украине с инакомыслием. Но там были двадцать невероятных дней в одной камере с гениальным европейским поэтом Васылём Стусом. Потом – уральский политический лагерь встретил меня погружением в украинскую историю и культуру. Там я подружился с бывшими солдатами Украинской Повстанческой Армии, отбывавшими свои бесконечные 25 лет заключения, с новыми друзьями Иваном Свитлычным, Валерием Марченко, Игорем Калинцом, Володей Мармусом. И всегда говорил по-русски. Никто из моих соузников ни разу не сделал мне замечание. Никто, даже добрый мой лагерный друг Евген Прышляк, заканчивавший свои 25 лет неволи. Прежде - глава Службы Безопасности Львовского округа УПА. Общаясь с ними ежедневно, расспрашивая их о прошлом, однажды я задал себе вопрос: «Почему КГБ содержит нас в лагерях на территории России? Нас, всевозможных диссидентов «обслуживают» здесь среди других украинские офицеры КГБ вместе с офицерами и прапорщиками МВД. Да и самый жестокий в СССР аппарат КГБ – украинский?». Простой вопрос, с вполне понятным ответом…
Там же, в лагере, я попрощался с Россией. Символическим стихотворением «Прощание с Россией». Позднее там же написал эссе «В мире Филофея», которое категорически отказался публиковать лучший в эмиграции русскоязычный журнал «Континент». Я передал свой текст из лагеря на Запад, но российские демократы в эмиграции сочли моё эссе слишком антирусским.
В Украине советская власть действовала особенно жестко. Этнический украинец генерал КГБ Федорчук не щадил ни инакомыслящих, ни их семьи. Изгнанный из СССР бывший лагерник писатель Солженицын учредил специальный фонд помощи семьям политзаключенных. В силу объективных причин наибольшей группой получателей финансовой поддержки были семьи украинских узников. КГБ жестко преследовал распорядителей фонда, обыски и аресты были постоянными. Кстати, распорядителем этого фонда в Украине в те мрачные времена была тётя украинского узника Валерия Марченко. Потом, в уже свободные годы, я неоднократно просил Аллу Михайловну писать воспоминания. Не захотела, унесла в мир иной многое, нам неизвестное… А тайно передаваемые из США деньги столь не любимого в Украине Александра Исаевича Солженицына тогда помогли очень многим украинским семьям. Хоть и был он этническим русским…
Медленно умирал Советский Союз. Под давлением обстоятельств новый правитель Михаил Горбачев был вынужден освободить из ссылки Андрея Дмитриевича Сахарова. Первый же их телефонный разговор Сахаров закончил словами: «Освободите политзаключенных! Всех!» Это было его условие, он не просил, требовал. Большая часть имен в списке Сахарова была украинскими.
Потом было явление Владимира Путина России. Разрушенный алкоголем и болезнями Борис Ельцин рукоположил Путина в президенты. Да, были и выборы, разумеется, были… Ну, как же без них? Русская литература обогащалась новыми именами, прежде запретными. Российское телевидение открывало зрителю горькую правду о советском прошлом А всё ещё советская Украина, не имея таких интеллектуальных ресурсов, училась, как могла, жить в свободе. Научилась.
И вот – война. Самая настоящая. Направленная на уничтожение украинской государственности и украинской культуры. Самоуверенный псевдоисторик, российский диктатор Путин решил лёгкой войнушкой помочь нам избавиться от нацистов. А заодно и от украинского языка. Лёгкая войнушка не получилась. Тысячи жертв, разрушенные украинские города, мародерство, насилие… Очень давно, во время войны с Гитлером, российский писатель Илья Эренбург опубликовал статью с призывом: «Хочешь жить – убей немца!».
Сегодня нечто подобное извлекают из своих неразвитых мозгов некоторые украинские журналисты. Призывая забыть русский язык, великую российскую литературу. Вот и мэр Ивано- Франкивська решил избавить свой город от улицы Андрея Сахарова. Что ж, господин Марцинкив, заживем по-новому, по-путински. Он, диктатор Путин, ненавидит это имя так же истово, как и вы. Удивительное сходство…
О покаянии. Без которого жизнь человека и народа невозможна. Германия – покаялась. Всерьез, искренне. Прежде, во времена Гитлера, казнив 30000 немцев, не пожелавших поддержать теорию и практику национал-социализма. Другие сотни тысяч немцев надели маску покорности. Что будет с Россией? Дождемся ли мы покаяния от нее?
Добавить комментарий