История одного историка

Один мой дальний родственник, некто Павел Николаевич, в начале 50-х для своей научной работы избрал беспроигрышную тему о ключевой роли Верховного главнокомандующего товарища Сталина в победе над фашистской Германией. Но когда работа была уже завершена, случилось непредвиденное – вопреки аресту лечивших Генералиссимуса врачей, его хватил апоплексический удар.

Мистической вере в бессмертие Сталина была подвержена подавляющая часть населения страны, но признаки развенчивания культа личности стали проявляться сразу же после его смерти. Хотя останки Хозяина ещё покоились под стеклом рядом с ещё одним «вечно живым», заметно стихло неуёмное обожествление вчерашнего кумира. Павел Николаевич рассчитывал успеть защититься, пока отрезвление не станет всеобщим. Но опоздал. Ученый совет единогласно зарубил тему его диссертации с туманной формулировкой «не актуально», под которой подразумевалось неопределенность при смене исторических блюд. Несостоявшийся кандидат наук впал в отчаяние и после заседания кафедры пришёл домой крепко поддатым. На вопрос жены, где он был, ответил: 

— В Мавзолее. 

— Это с ними ты пил? — съязвила она. 

— Нет, – горько усмехнулся муж, – пить с ними не довелось, зато я сегодня их обоих в гробу видал!

87bec982e4c77f967022ddc1de0ca13a.jpg

Вскоре подул свежий ветер перемен и неожиданным лидером оказался незатейливый партаппаратчик Никита Хрущев. Из истории известно, что для собственного возвеличивания необходимо первым делом дискредитировать предшественника. С этой целью новый глава государства обрушил на партию, а точнее на страну, исторический ХХ съезд КПСС, который решительно смыл всю предыдущую историю страны, после чего безотлагательно требовалась новая. 

И Павел Николаевич, не мешкая, принялся раскрывать новую тему; теперь он уже изобличал преступления недавнего советского божества и возвеличивал нынешнего, хотя, будучи человеком наблюдательным, догадывался, что хлипкая хрущёвская оттепель долго не протянет, ей на смену неизбежно придут заморозки и, скорее всего, надолго и всерьёз. Хрущёв с первых своих шагов в новой должности попытался демократизировать партию, что, как показало время, для неё равносильно самоубийству.

Его соратники-сталинисты не без оснований полагали, что он зашёл слишком далеко, а позволенное интеллигенции свободомыслие грозит советскому строю потрясением основ. И когда Хрущёв совершил очередную глупость — ввёл в устав пункт об обязательной сменяемости партийных кадров, товарищи из Политбюро сменили его самого на более предсказуемого своего единомышленника, заклеймив метод его правления загадочным определением – волюнтаризм. Новый партийный руководитель сразу же поспешил изъять из устава вредный пункт, чем утвердил себя на пожизненное правление.

Многолетний труд Павла Николаевича в очередной раз пошёл псу под хвост. До третьей попытки дело не дошло — случился громкий скандал и его карьера в одночасье рухнула. Будучи парторгом факультета, он по доброте душевной одному хмырю поставил свою подпись на согласие его поездки в Париж на встречу с лидерами коммунистической партии Франции, а хмырь, оказавшись во Франции, отправился прямиком в английское посольство и попросил там политическое убежище и вскоре объявился на враждебном радио «Би-би-си». 

Это был неслыханный скандал, Москва разразилась беспощадным идеологическим гневом, в результате которого партбилетов и должностей лишились несколько коммунистов и Павел Николаевич в их числе. Поработав несколько лет на заводе разнорабочим, он с трудом устроился школьным учителем.