Казахстан празднует 175-летие АБАЯ, наставника-просветителя своего народа и гения родной словесности. Абай Кунабаев, потомок старинного аристократического рода, родившийся в Чингизских горах, смог получить и мусульманское и русское образование. В биографической справке сказано: "На формирование его мировоззрения, с одной стороны, оказали влияние величайшие восточные мыслители и поэты (Фирдоуси, Алишер Навои, Низами, Физули, Ибн Сина), а с другой - русские классики. Через посредство русской литературы он познакомился и с литературой западной Европы. Абай нашел своё призвание в том, чтобы познакомить свой народ с достижениями западной культуры. Он выступал как переводчик и популяризатор западной литературы. Среди его переводов: стихи Лермонтова, басни Крылова, поэма Пушкина «Евгений Онегин», стихи Гёте и Байрона"... К сему можно добавить, что письмо Татьяны к Онегину в своеобразном переложении Абая еще в девятнадцатом веке стало любимой песней казахов.
К юбилею выходит (очевидно, уже вышла!) и книга русских переводов, преимущественно новых. Я принял посильное участие в этом деле . Ощутив мощь этой величественной дидактики и охваченный всегда волновавшим меня веянием степного ветра, я перевел десятки стихотворений Абая и несколько доселе не переводившихся поэм. И, да, в целом ряде случаев пришлось делать новые переводы. Я, правда, не стал касаться того, что некогда делали Аркадий Штейнберг, чью блестящую работу я высоко ценю, и Семен Липкин, у которого бывали свои удачи и которому я премногим обязан. Этих двух мастеров, еще, увы, неооцененных в качестве крупных оригинальных поэтов, я близко знал. Кроме того я не трогал явных удач Всеволода Рождественского и Юрия Кузнецова, уважая уменье первого и в высшей степени присущую второму способность вносить в чужие слова дыхание поэзии. Однако в случае Вс. Рождественского меня удручали явно сознательные отклонения от подлинника. Этот переводчик был пуглив (да, ведь, впрочем,и было чего бояться этому младо-акмеисту!). И, встретившись с упоминаниями Аллаха и Его Пророка, всякий раз уводил течение в сторону. Тут, пользуясь нынешними свободами, стоило переводить заново... Что касается сделанного другими переводчиками, то их работа искренне кажется мне недостаточно профессиональной. И тут совесть моя была чиста. Говорю это без всякой спеси, ибо считаю, что моя собственная лучшая пора в ипостаси прелагателя иноязычной поэзии прошла, и главное уже давно позади. Могу теперь без стеснения продолжать собственную позднюю лирику... Вообще же истина проста, и она выражена в словах Николая Заболоцкого, великого поэта и великого переводчика поэзии: "Успех перевода не может быть столь долговечен, как успех подлинника"
АБАЙ (1845 - 1904)
(перевод М.С.)
* * *
Дивной песней, зазвучавшей вдруг,
Вся душа охвачена моя.
Если любишь музыку, мой друг,
Всей душой люби её, как я.
Мысленно всю землю облетев,
Я горю и сам собой забыт.
Сердце согревающий напев
Властвует всецело и царит.
Так в пустыне, порываясь пить,
Ищешь воду где-нибудь, хоть где!
От неё ничем не оттеснить,
Всё равно бросаешься к воде!
Эти звуки нежат и палят,
Воскрешая память давних лет,
Облекая прошлое в наряд,
В те шелка, которых больше нет.
Прошлого дышу добром и злом
И душа всё шире и полней
От моих раздумий о былом,
От мечты давно прошедших дней.
Дней былых глотаю жгучий яд,
Думаю, и снова, и опять
Крики тех, что вкруг меня шумят,
Я готов за истину принять.
Обступившим, хитростью губя,
Вновь я верю, путь пройдя земной,
Но не отрекаюсь от себя.
Был ли яд, что не был выпит мной?
ОПИСАНИЕ ЖЕРЕБЦА
Чёлка взбитая, уши – как зыбкий камыш.
Зорким взглядом из глуби глазниц глядишь!
Узки челюсти, круто чело сайги,
Шея нежная, лёгок скакун-крепыш.
А загривка изгиб, словно бурун в реке,
Губы крупные – от архара-теке.
Крепки рёбра, плавный могуч хребет,
Перекатами мышцы бегут в рывке.
Как у сытого беркута, свисла грудь,
И, готовые пропасть перемахнуть,
Ноги на тонких бабках своих,
Длинные, резвые, топчут путь.
Сухие лопатки, спина широка,
Круп этот гладкий – тёсаная доска,
Поджарое брюхо, узкие бёдра, стать -
Всё здесь удобное для ездока.
Красуется хвост, тучный лоснится зад,
Коленный сустав стоек и крепковат.
Ляжки толсты, меж ними мошонка мощна,
Голени верблюжонка – полный лад.
Крут подбородок, дрогнувшая скула…
Ходит, изящен, пылок, – поступь его мила.
В скачке – вихрь, но кроток, коль ты в седле.
Не седлать такого – даром вся жизнь прошла!
Глянешь на поступь, шапка слезет со лба.
Всадника сам торопит – бешеная гоньба.
За таким не угнаться ни одному коню.
Жаль, иметь такого мне не дала судьба.
* * *
Огнём и полымем рождён,
Явился в молниях Рагит *.
Там, где пролился он дождём,
Цветенье жизни обновит.
Того, чей жребий был суров,
Кто годы попусту провёл,
Сразит ли сила вещих слов,
Подобный молнии глагол?
Дойдёт ли жаркий гнев речей,
Рождённых пламенем живым,
До взяточников, богачей,
До низких душ, послушных им?
Быть может, вам приелась ложь?
Заняться делом Бог вам дай!
Но вас не переделать… Что ж,
Пусть слышится ваш злобный лай!
Ну, что за жизнь!
Что за народ!
Болтливый сброд,
Лентяев сход!
--
*Рагит - ангел молнии.
* * *
Сине-белые облака
Вспорет молния, дождь пойдёт,
А твоя печаль глубока,
Слёзы льёшь часы напролёт.
Только свежесть от этих гроз,
Зеленей от дождя трава,
А от этих напрасных слёз
В сердце жар, болит голова.
* * *
Сердцебиенье всё слабей
В груди измученной моей.
Вдруг жаркая прихлынет кровь,
Тревожа и во тьме ночей.
Вдруг мысли мрачные придут,
И даже дружба в тягость тут.
Несносен скудоумных шум.
Как вырваться из этих пут?
Грустя, в минувшем оживёшь,
А нынешнее проклянёшь.
То хочешь обрести покой,
То бури бедствий жадно ждёшь.
В томленье, тягостном до слёз,
Припомнишь всё, что перенёс.
Страшась насмешек, скроешь боль,
Как будто мука не всерьёз.
Больного сердца глохнет стук,
Глубоко скрыта повесть мук.
То кровь горячая прильнёт,
А то глотнёшь покоя вдруг.
