Письма другу.  Письмо 4. Клава Сиротенко

Опубликовано: 28 августа 2019 г.
Рубрики:

 Привет, Мишаня! Не дождавшись твоего письма, решил написать тебе. Послушай, что случилось с твоим старым другом. Со старым безмозглым шмоком. Пишу все в хронологическом порядке, но задом наперед. Ты такое даже в книгах не читал. Похлеще, чем «Анна Каренина». Сейчас я лежу в госпитале. У нас была больница, а здесь называют, как называли на войне - госпиталь. Попал я туда неделю назад, когда сцепился со своей мадам.

Она хочет, чтобы я все время был при ней и слушал ее мансы в сто пятидесятый раз. Так на этой почве мы сцепились. Слово за слово - и тут я почувствовал: нехорошо мне. Так нехорошо, что я замолчал. Нет сил открыть рот. А она мне кричит: - Чего ты молчишь, Исак? Тебе нечего сказать в свое оправдание или ты на минуту оглох? А я молчу и медленно сползаю со стула прямиком на пол. Только как во сне слышал: - Помогите, люди, Исаку плохо! И все. Открыл я глаза, а вокруг белые стены и ширма, и красивая китаяночка вся в голубом щупает мой пульс.

 

Пощупала и говорит: Хау ар ю? А я ей то, что помнил, то и сказал: Вери гуд сенк ю. Она улыбнулась протарабанила что-то медсестре и, погладив меня по плечу, ушла. Медсестра что-то поклацала на компьютере и тоже ушла. Стало тихо, только тикали настенные часы. Словно из недокрученного до конца водопроводного крана капала вода. Цак-цак, цак-цак и это прямо по мозгам, которые это выдержать уже не могут. А потом за ширмой послышался слабый старушечий голос: - Sister, sister, нelp, please. Ну вот, подумал я, ко всему еще я в женской палате оказался. Меня уже за мужчину не считают. Могу идти в женскую баню запросто. Ты понял, Мишаня, до чего я дожил? А старуха все требует и требует. И я как джентльмен подумал: может, мне удастся помочь ей.

С трудом свесил ноги с койки и почти в чем мать родила отдернул ширму. А та, увидев однорукое чудище, как заорет: Help me! Devil is here! Ну, я повалился на койку, а в палату вбежала высокая баба с грубым лицом, похожая на полицейскую, только без погон и без пистолета. То, о чем они говорили, я, конечно, не понял. Я только видел, как та здоровая баба взяла старушку на руки и как ребеночка унесла. Но часы она не унесла, чтоб они сгорели, и они меня мучали китайской пыткой. В общем очень веселая ночка была. До того тошно мне стало, что я нажал на кнопочку , чтобы сестра пришла. Ждал я ее долго, двадцать две минуты по тем проклятым настенным часам. Та самая полицейская прибежала и сразу пульс мой хватает. Держала долго и все время спрашивала меня о чем-то. А я ей вэри гуд, сеньк ю.

Она, как заорет на меня по-своему, потом убежала, прибежала с большим шприцом, воткнула его в руку и исчезла. И все затихло в том числе и настенные часы, и я провалился куда-то, куда не помню. Проснулся, когда уже было светло и пахло вкусным завтраком. Ширма была отдернута и вместо старушки на кровати в метре от меня сидела женщина непонятного возраста, толстая с помятым лицом, на котором горели злым огнем маленькие глазки, и уплетала что-то за обе щеки. Ну, хорошо, думаю, пусть кушает на здоровье. Лишь бы не орала, как та старушка ночью. Но я сильно ошибся в ней. Она оторвалась от тарелки, посмотрела на меня тяжелым, как сто пудов лиманской грязи, взглядом и сказала на перемешанном украинско-русском диалекте, точно так, как говорят торговки с рыбного ряда на Привозе с нашей родной Одессы: - Чего уперся в меня глазами, папаша? Бабу давно не видел? И она заржала как старый мерин. Вот такой сюрприз.

Сильно я ошибся в соседке, Мишаня. Не дай Бог с такой бабой остаться ночью в одной палате. Но она еще не кончила и продолжает: - Зовут меня Клава Сиротенко с Пересыпи. Ну что мне ей сказать. Я и говорю ей: - Приятно познакомиться, и называю свое имя и отчество, будто я со своими ребятами в синагоге в субботу: - Ицхак Шлемович - я. А она как заржет снова и не закрывала рта ровно шесть минут. - Вот кого мне не хватало к моему диабету и почкам, так это Ицхака Шлемовича. Куда я попала? Прямо из Мельбурна – в Тель Авив? И снова заржала так, что моя тарелка с завтраком заерзала на столике. Мне стало страшно. Ночью Клава придушит меня подушечкой. Их здесь много. Так что удушить меня ей - это раз плюнуть. Ждет меня, Мишаня, полный капут. Надо сматывать удочки. 

 Мой завтрак остыл, да и аппетит пропал, будто я и не голодал неделю в летаргическом сне. А Клава Сиротенко прикончила свой завтрак, отвернулась от меня к стене и захрапела, да так, что подняла на ноги все кардиологическое отделение. Тут я снова нажал на кнопочку. Прибежала молоденькая докторша, послушала мое сердцебиение и объяснила на пальцах, что к концу дня меня выпишут. У меня отлегло от сердца.

Слава Богу! И я сказал докторше свою заготовленную фразу: Вери гуд, сеньк ю. Добавив еще: вэри мач. И даже от счастья пытался поцеловать ее маленькую нежную ручку. У меня снова появился аппетит. Я съел холодную кашу, запил холодным кофе и заснул. Было уже темно, когда я проснулся. Тикали часы, и за ширмой с интервалами в пять минут Клава Сиротенко глухим басом выговаривала вслух матерные слова.

Опять мне стало нехорошо, но я заставил себя съесть довольно вкусный супчик с паровыми котлетами и стал ждать, когда меня отпустят домой. Очень скоро пришла та самая молодая докторша, что была утром, померяла давление и сказала: - You are doing very well, mister, and you can go home. Congratulation! По ее улыбающимся глазам, я понял, что я свободен и от наплыва чувств таки-да, поцеловал ее ручку.

Потом я оделся, чуть устал и присел на краю кровати. И тут открывается ширма и я вижу Клаву Сиротенко, сидящую без халата в ночой рубашке с большим декольте, из которого вываливались ее необъятные серые груди. Она смотрела на меня пустыми заспанными глазами, и слова из ее рта болючие, как уколы иглы прямо в сердце, вонзились в меня: - Так вы уже покидаете нас, папаша. Сразу в купейный вагон и в Тель Авив? Говорят, что там есть стенка, где все ваши башкой бьют по ней. Кто пробьет стену, тому миллион. Так там столько дырок уже. Может, тебе тоже повезет, Исак Шлемович... 

 И объял меня гнев и злость и все другое. Чего только я не услышал на своем веку. Но эта сволочь! Ты же знаешь, Мишаня, что, когда мне наступят на больную мазоль, я за себя не ручаюсь. Ты, наверное, помнишь сколько орденов и медалей пришпилено на моем парадном пиджаке. Я в бою не жалел себя и не жалел фашистов. Разорвал бы на части эту падлу, честно говорю. Дальше я увидел на моем столике стакан, из которого я запивал мои пилюли.

Так вот, схватил я этот стакан своей единственной рукой и пульнул его в жирную тварь. И вышел в коридор. Как мог прошаркал до лифта и – гуд бай, Клава Сиротенко. Меня, конечно, быстро нашли и пару раз таскали в суд. Но что с меня старого бедолаги-инвалида возьмешь? Наверно, судья пожалел бывшего вояку, когда увидел все мои блестящие цацки на парадном пиджаке. Выписал штраф на триста долларов - и отпустил с Богом. 

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки