Удивительная книга*, книга поэта и сновидца. Сны, может быть, самое главное, что проходит через всю эту книгу, давая ей некий ирриально-зеркальный отблеск. Это не жизнь как восхождение, а жизнь как некая вереница повторяющихся снов, ведущих из одной бездны конца в другую бездну начала, затененную снами и беспамятством и - дающих надежду на новый круговорот и новое воплощение.
Уже обложка, с двух сторон украшенная большими выразительными фотографиями - сначала Бунина, а на обороте - Воденникова дает некий ключ к ее замыслу. Эти «сны» не только о Бунине, но и о себе самом, попытка зеркально прочесть свою судьбу в отражениях судьбы любимого писателя. Тут можно было бы усмотреть почти «манию величия», но автор не таланты и не успех сравнивает, а некий поэтический, сновидческий, чувственно обостренный и в некотором роде визионерский подход к миру, характерный для обоих. Причем сама ирриальная поэтика «сна» дает возможность прочесть жизнь писателя (и отраженно свою собственную) с конца к началу. Тут туманность самого начала, как я уже писала, размывает границы жизни, обнаруживая ее вечный круговорот – некое страстно чаемое человеком бессмертие…
Воденников пишет о жизни писателя «калейдоскопично», давая яркие ее эпизоды и чеканные бунинские тексты, возникающие по ходу свои личные ассоциации и вкрапления судеб бунинского окружения. При этом пишет скупо, без лишних подробностей, как огня боясь наскучить известными фактами - все мы и вправду много о Бунине читали, смотрели, размышляли. Но выбранный ракурс все известное неожиданно обновляет и отстраняет.
Существующая у Бунина, по автору, своеобразная «двуединая» природа- человека и зверя, - со всей его органичностью, с невероятной жадностью к жизни и с подспудным неистребимым страхом смерти, родственным толстовскому «арзамасскому ужасу»,- все это укрупняется и одновременно подергивается дымкой поэтического сна. Некоторые моменты замечательны.
Положим, яркие эпизоды из послереволюционной жизни Василия Розанова, рассказ о бунинском пребывании в отеле Люцерна сквозь «зеркало» прекрасного толстовского рассказа, смешные, злые и «не похожие» бунинские эпиграммы на Ахматову, которые она, тем не менее, с удовольствием читала своим посетителям. Кстати говоря, «злой» Бунин к писателям - и классикам, и современникам, как мне кажется, придирчив, но справедлив.
Подходит к ним с «высшей» меркой той прозы, которая вылилась в гениальный сборник «Темных аллей», прозы откровенно исповедальной, без поз, манерничанья и «переодевания». Пожалуй, лишь Лев Толстой и поздний Чехов выдерживают эту мерку. Есть за что поругать и «Алешку» Толстого, и приятеля - Куприна, да и у Гоголя случаются проблемы со вкусом. Зато удачи он отмечает с подъемом и восхищением, что у Алексея Толстого, что у «советского» Твардовского.
Многое из процитированного я прежде читала, но автор добирается до скрытых глубин. Так, в воспоминаниях Лидии Авиловой, тайной любви Чехова, которой, видимо, посвящен рассказ «О любви», меня интересовала прежде всего история ее отношений с писателем. А Воденников прочел и остальное, где выяснилось, что именно «Антон Павлович» был ее «лучом света», осветившим всю очень тяжелую послереволюционную жизнь. Тема вполне «бунинская».
Есть у него рассказ «Холодная осень», где героиня вспоминает быстро ушедшее счастье и сквозь бездну прожитых лет стремится к погибшему на войне жениху…
И тут возникает у меня одно соображение. Автору как-то ближе Бунин «плачущий», неудачливый муж прекрасной гречанки, Бунин, теряющий сознание при известии о свадьбе его возлюбленной, видящий бесконечную абсурдность жизни с ее неизбежным финалом. Но Бунин, мне кажется, сумел стать одним из самых сильных в мировой прозе певцом земной чувственной любви, по накалу и страсти приближаясь к библейской «Песни песней». В последней его гениальной книге «Темные аллеи» проводится мысль о неуничтожимости этой любви, что также перекликается с библейскими текстами.
И вот это бунинское «восхождение», очень редкое для любого писателя, когда лучшее пишется в столь позднем возрасте, причем и воспринимается как лучшее («…Я с полным правом и, надеюсь, навсегда занял одно из первых мест не только в русской, но во всемирной литературе»),- оно как-то теряется при обратном движении жизни. Уникальный писательский рывок сквозь старость, эмиграцию, войну, - в сущности, подвиг, - теряется в череде других фактов и событий.
В книге Воденникова есть прекрасные строки Галины Кузнецовой, посвященные этому «преображению» и этому «рывку», произошедшим во Франции в тяжелейшие предвоенные и военные дни: «Подобно… всем вообще людям, идущим на некий духовный подвиг, он приступал к этой жизни, начиная постепенно «очищать» себя. Старался все более умеренно есть, пить, рано ложился, помногу каждый день ходил, во время же писания, в самые горячие рабочие дни, изгонял со своего стола даже легкое местное вино и часто ел только к вечеру. Легкий, сухой, напряженный, солнечным июньским утром быстро проходил в кабинет, неся с собой чашечку крепкого черного кофе, которого часто не допивал, погрузившись в работу»…
Вот атмосфера создания книги, где нет прежних длиннот и медлительных описаний, книги стремительной, горячей, молодой, напитанной очень живым эротизмом. Но если Набоков искал тут «странного», почти патологического - любви к маленькой девочке, любви между братом и сестрой, то у Бунина — это, вроде бы, самая «нормальная» любовь, но не по-европейски «безумная» и остающаяся, невзирая на трагические финалы, не только на всю жизнь, но и где-то в сновидческой вечности.
Но будем благодарны автору за то, что в книге есть, - она живая, умная, заставляющая думать. Книга, пропитанная любовью к Бунину. А это уже не мало!
* Дмитрий Воденников. «Иван Бунин. Жизнь наоборот», М. АСТ, 2025
Комментарии
Я всегда читаю Ваши обзоры "Чайки"
Дорогая Ирина, я всегда читаю Ваши обзоры "Чайки", они очень интересны. Но на этот раз я просто потрясена рецензией Вашей сестры Веры на книгу Дмитрия Воденникова о Бунине. Дело в том, что я когда-то, в 1974 году, защитила диссертацию на тему "О поэтике бунинского очерка начала века", и все о Бунине мне интересно. В то время эта тема была единственным выходом для меня: Бунин все еще был под запретом, а его дореволюционные путевые и биографические очерки были "допустимы". А об этой волшебной теме, которой посвящена книга Воденникова, я могла только мечтать...
И вот книга вышла, и Ваша сестра написала свою рецензию, не менее волшебную, - о поэтике бунинских снов и попытке автора зеркально прочесть и свою судьбу через сны.
Добавить комментарий