6 октября на канале КУЛЬТУРА в программе НАБЛЮДАТЕЛЬ говорили об Еврипиде. Да-да, вы не ослышались, об Еврипиде, последнем из славной тройки древнегреческих трагиков (Эсхил, Софокл, Еврипид), завершившем эпоху Великого Античного Театра.
Три филолога-античника и один кинорежиссер, только что завершивший в Израиле съемки картины «Медея», вели занимательный разговор о великом драматурге в связи с его юбилеем.
Юбилей - внушающий почтение и, скорее всего, условный – 2, 5 тысячи лет со дня рождения. Точно не известно, на самом ли деле или по легенде, Еврипид родился в самый день битвы при Саламине, 23 сентября 480 г. до н. э., когда греки в морском сражении победили войско персидского царя Ксеркса. Эсхил, самый старший из троих, по легенде, был непосредственным участником сражения, а Софокл славил победителей, участвуя в юношеском хоре.
Беседу четырех мужчин умело направляла женщина-ведущая, Фекла Толстая. Получилось умно, интересно, свободно - каждый высказал свою нетривиальную точку зрения на творчество драматурга. Смотреть передачу было тем интересней, что участники подобрались не вполне современного вида, необычной внешности – каждый в своем роде, чего, согласитесь, уже почти нет в нашем подогнанном под общие стандарты мире.
Передачу нужно смотреть, пересказывать ее не буду. Но приведу несколько подробностей из тех, что показались мне значимыми. Трагедия в Афинском театре ставилась один раз – на Великие Дионисии, проходящие два (или три, по Википедии) раза в год. Итак, пьеса шла всего один раз, но... при этом ее смотрел ВЕСЬ город. Все Афины стекались к театру, а это примерно 30 000 человек. Как сказал один из участников, сегодня это было бы 5 млн.
Зрители выбирали судей, и те называли пьесу-победительницу. В 431 году, когда показывали «Медею», она ... провалилась. Заняла последнее – третье место. Первое и второе достались сыну Эсхила и Софоклу.
Foto_Evripid_01ccd.jpg
Еврипид
А теперь мне хочется порассуждать на обозначенную в заглавии тему, оттолкнувшись от содержания трагедии, которую вчера перечитала (в прекрасном переводе Иннокентия Анненского).
Медея – персонаж особенный. Еврипид изобразил мать, убивающую собственных детей. Убивающую не в состоянии аффекта или безумия, а после рационального перебора вариантов. Это ее ответ на измену мужа, решившего жениться на другой.
В греческих мифах, повествующих о Медее, более распространенным был тот, в котором Медея, отравив царя и царевну, невесту мужа, покидает Коринф, оставляя там детей, гибнущих затем от руки мстительных коринфян.
Еврипид однако выбрал самый жесткий вариант. Медея вначале отравляет невесту мужа и ее отца (отравляет через одежду, пропитав ядом пеплос царевны, отец же погибает от прикосновения к умершей дочери. Какие однако параллели с современностью!). Затем она перерезает горло двум своим сыновьям-подросткам. Чудовищно. Трудно представимо. И это сделала женщина?
Есть ли у греков подобные мифы, где действует мужчина? Есть. Известен миф, в котором своих детей убивает самый главный герой греческого Олимпа – Геракл. Но – внимание – сделаем уточнение: в припадке безумия. В припадке безумия – значит безотчетно, бессознательно, под влиянием болезни и затемнения сознания.
Но что удивительно – в мифах о Медее рассказывавется, что она, убежав от Ясона, в Фивах лечит Геракла от безумия. Медея - целительница, ей присущи магические способности, недаром она племянница волшебницы Цирцеи и жрица или даже дочь Гекаты, лунной богини, покровительницы колдовства и магии.
И вот эта целительница, спасшая Геракла от безумия, - убийца. Мало того, что она отравляет двоих взрослых - отца и дочь, ставших ей ненавистными, но ей не жаль даже собственных детей, если их смерть нанесет рану ее неверному мужу*.
Получается, что Еврипид – мизогинист, ненавистник женщин?
Но погодите. Давайте вспомним, когда создавалась трагедия. Еврипид жил на исходе Y века до н. э., а это время смены эпох, расставания с общепринятыми классическими канонами и нормами, на смену которым пришли «вольные нравы» эллинизма. Все менялось, становилось менее определенным и четким, все находило объяснение и оправдание, ибо была сломана вековая система ценностей, старые боги уходили в прошлое, новые еще не появились, до христианства было очень далеко, хотя монотеизм уже существовал в не столь далекой Иудее.
В принципе это время чем-то напоминало наше, мы ведь тоже живем в период слома эпох и тоже переживаем катастрофическую утрату общечеловеческих ориентиров. Мы перестали ужасаться, наши чувства притупились, преступления, совершаемые властью, ее глобальная неостановимая ложь, приелись и сделались обыденностью. И нужно совершить нечто воистину чудовищное, чтобы мы отозвались на этот «вызов». Да и то...
Вот покончила с собой молодая светлокосая журналистка из Нижнего, покончила страшным образом – сожгла себя заживо. В предсмертной записке написала, что винить нужно «Российскую Федерацию», то бишь власть. Но президент страны вызова не принял, никак не отозвался на эту ужасную смерть, подготовленную его клевретами.
Medeya-pomogaet-Yasonu-pohitit-Zolotoe-Runo.jpg
Медея помогает Ясону похитить Золотое Руно
Да и люди, народ, говорили о ней всего несколько дней. Поговорили – и смолкли, словно произошло нечто обыкновенное. Вдумайтесь: самосожжение... Это до чего нужно довести человека, женщину... Ирина Славина – мученица, она подожгла себя, не выдержав издевательств античеловечного государства. Медея - убийца, расправилась с собственными детьми, на свой – изуверский - лад отомстив за свое попранное достоинство. В обоих случаях в центре «чудовищного акта» оказались женщины. Случайно ли это?
Женщины в такое время – наиболее яркие показатели происходящих в обществе процессов. Они тоньше и восприимчивей мужчин, у них более подвижная психика. В греческом обществе сфера деятельности женщин была гораздо более узкой, чем у мужчин, ограниченной домом и семьей, так что удар по семье женщине невозможно было компенсировать за счет чего-то другого, зачастую он был смертельным и воспринимался как глобальная катастрофа.
И вот представьте себе колхидскую царевну Медею, которая, полюбив предводителя аргонавтов Ясона, прибывшего в царство ее отца за золотым руном, жертвует для него всем – отцом, братом (которого убивает во время погони), отечеством. Медея с помощью волшебства помогает Ясону выполнить практически невыполнимое задание отца и похитить золотое руно. Вместе с любимым на корабле Арго плывет она на его родину, а потом, после убийства царя, дяди Ясона, пара находит приют в Коринфе.
Напомню, что легендарная Колхида – древняя Грузия. В новом фильме «Медея» режиссера Зельдовича Медею играет грузинка. А это особый характер. В поэме Руставели герой Тариэл зовет царевну, которую любит, «тигрицей». Ясон называет Медею «львицей». В более поздние времена грузинка Зарема из пушкинского «Бахчисарайского фонтана» - говорит о себе: «Владеть кинжалом я умею – я близ Кавказа рождена».
Но дело не только в «бурном темпераменте» Медеи, дело в жгучей обиде. Как? Она пожертвовала ради него всем. Она родила ему замечательных сыновей. А он - изменил, обрекает на изгнанье. А бежать ей в сущности некуда. Родина – закрыта, она ее предала, кто ее примет, изгнанницу, кому она, безмужняя женщина с двумя детьми будет нужна?
Вот она жалуется хору коринфских женщин:
У вас
И город есть, и дом, и радость жизни;
...
А я одна на свете меж чужими
И изгнана и брошена.
...
Хоть бы одна душа, куда причалить
Ладью на время бури.
Grecheskoe_sudno._Takim_byl_korabl_argonavtov.jpg
Греческое судно. Таким был корабль аргонавтов
Ее мучит какая-то тотальная несправедливость по отношению к ней. Если христианское сознание находит спасение и защиту от «моря зла» в Боге, то Медея по-своему сама решает восстановить «баланс» справедливости.
В переводе Анненского (у других переводчиков – Мережковского и Бальмонта – почему-то этого нет) Ясон появляется перед ней «нарядный, самоуверенный и веселый, в пурпуре».
Но Медея еще не созрела. Она стонет, смотрит на детей. Еврипид с пронзительной силой показывает переломный момент – от нерешительности и душевных терзаний к принятию решения, от которого в силу клятвы уже не отступить.
Я не смогу, о нет. Ты сгибни, гнет
Ужасного решенья! Я с собою
Возьму детей... Безумно покупать
Ясоновы страдания своими
И по двойной цене... О никогда...
Тот план забыт... Забыт...Конечно...Только
Что ж я себе готовлю? А враги?
Смеяться им я волю дам, и руки
Их выпустят... без казни?
(Выпрямляясь; дети присмирели и смотрят испуганно)
Не найду
Решимости?
Ты, сердце, это сделаешь? О нет,
Оставь детей, несчастная, в изгнанье
Они усладой будут.
Так клянусь же
Аидом я и всей поддонной силой,
Что не видать врагам моих детей,
Покинутых Медеей на глумленье.
( обнимает детей, целует их руки, лица)
Уходите,
Скорее уходите.
Клятва (Аидом!) дана – дети обречены на закланье.
Здесь мне вспоминается жертвоприношение Авраама (примерно ХIII в. до н. э, то есть за много веков до Еврипида). Мы помним этот страшный эпизод из библейской книги Бытия, когда Господь потребовал от Авраама в доказательство его веры принести в жертву сына его, Исаака. И Авраам не колеблясь идет на это, но в решающий момент, когда нож над жертвой уже занесен, Господь в лице ангела отклоняет его руку.
Эпизод, вызывающий у меня ужас. Слава Богу, вместо подростка-сына в жертву принесен баран. И надо помнить, что Авраам руководим благой силой, Господом, который его испытывал, но по-настоящему подобной жертвы не хотел.
Медея же знает сама, что идет на злое дело. Она клянется совершить убийство Аидом, богом смерти, и ее помощница в преступлении Геката, богиня ночи.
Для Медеи из трагедии внешне все кончается благополучно - она отбывает из Коринфа на светящейся колеснице, запряженной крылатыми драконами и посланной ее дедом Гелиосом. Но отъезд этот совсем не победный, если учесть, что на своих коленях она увозит тела двух умерщвленных ею мальчиков.
Найдет ли она воздаяние?
Насколько я знаю, идея посмертного воздаяния у древних греков только вызревала. В полный рост она встала лишь в иудео-христианстве. Но это уже следующая ступень в истории человечества.
У греков же, кроме мрачного Аида, куда попадают все умершие в виде печальных теней, существовал Элизиум (то ли на особых островах Блаженных, то ли в Подземном царстве) - для героев и праведников. Это было место вечного неизбывного блаженства. Вот туда Медея точно не попадет, да и стремится ли? – вот вопрос. Отныне она несет наказание сама в себе. Оно – в сердце самой Медеи, и нет его страшнее. Вряд ли найдется в мире женщина, готовая взять на себя подобную безмерную тяжесть.
Еврипид на заре человеческой цивилизации создал мощный и грозный женский характер. Характер, способный - в моменты ненависти или отчаяния - на кровавые преступления, вплоть до убийства собственных детей. В этом тексте я коснулась только краешка поднятых вопросов. Надеюсь, читатели, обратясь к пьесам Еврипида, продолжат мои размышления.
* В принципе ее мотивы глубже, смотрите об этом ниже.
------
Смотреть передачу: Наблюдатель. Еврипид. Путешествие во времени. Эфир 06.10.2020
