Ω
Литературный аристократизм Малларме как далекое эхо моей юности; тогда я его вполне ощущал и практиковал вплоть до изысканно-неразборчивого почерка. Ныне спрашиваю себя, откуда он взялся. И у того же Малларме. Сублимация и гордость разночинца? «Древность рода», нереальная, выдуманная и культивируемая? «Чистота литературной крови»? Вариант гордыни, наконец.
Богу, возможно, это неважно. Писатель, конечно, «выразитель», «увеличительное стекло» настроения общества, усилитель цайтгайста до ощущения его и почти самыми невосприимчивыми.
Высшие силы к этому, возможно, индифферентны. Они заняты «всем человечеством», гигантским телом, висящим между звезд, извивающимся, «задняя часть» коего стареет и отмирает, а «передняя» простирается «куда-то вперед, в будущее».
Тело, подразделенное на множество ячей народов, религий, профессий, состояний, обеспечивающих его непотопляемость и неуничтожимость.
И где-то во всем этом я – бедный человечек, в божественно организованной гумабиомассе, где любые ужасы – местного значения. Человеку между тем свойственно стремиться выбраться из этой биомассы, устроить себе островок из чего-нибудь, из особых знаний, умений и таланта, или из необыкновенной судьбы, – иначе говоря, ему нужно «пойти по воде». Вступить в личные отношения с Божеством, хотя бы коснуться божественного.
Стоит посмотреть любую его работу – и увидишь причину ненависти к нему «государственных структур». Вот хотя бы тот же «Лес»... В сущности в спектакле Серебренникова на глазах зрителей ставится опыт проживания «свободных» людей в замкнутой, лишенной воздуха камере. И результат тот же – убегают, не прожив в усадьбе «тетушки» и двух дней. Убегают от недостатка воздуха, от лжи, лицемерия, подлости, нравственного убожества...