Памятная дата: 2050 лет не желавшей пройти по Риму в триумфе Октавиана и подставившей себя под укус аспида египетской царице КЛЕОПАТРЕ (собственно, Клеопатра Седьмая Филопатор; 69 - 30 гг. до Рождества Христова). След, оставленный её жизнью и судьбой в мировой истории неизгладим, а во всемирной литературе (и вообще в искусстве) великолепен. И нет смысла здесь пересказывать Плутарха, ставшего источником для Шекспира (т. е. для того высокообразованного лорда, который выступал под этим псевдонимом). Достаточно засвидетельствовать правоту Паскаля, заметившего, что будь нос Клеопатры короче, изменился бы облик Земли. Существующие изображения не дают представление о живом лице, очарование которого, сочетавшееся с обольстительной речью и пленительными манерами, видимо, превосходило все победительные возможности природной красоты.
Остановимся на близкой мне сфере - поэзии и ограничимся поэзией русской. В ней существуют нескольких безусловно великих стихотворений, посвященных роковой женщине. Разумеется, свойство великой поэзии - вкладывать в любое описание нечто из личной судьбы. Конечно, Пушкина привлекло к данной теме раздумье о женщине-вамп Каролине Собаньской, в которую он катастрофически влюбился, как многие. Вообще-то надо читать "Египетские ночи" в целом... Тут мое маленькое воспоминание об этих изумительных стихах. Сидел как-то вечером в гостях у Тарковского,и разговор привел к этим "ночам". И мы оба невероятным и позорным образом(может быть, под действием виски, от которого у меня всегда болит голова) забыли первые полстиха. Пришлось заглянуть в том Пушкина. И вот мы были восхищены гениальностью этого начала: "Чертог сиял" То-то и оно, что Пушкин первым делом включил свет и озарил всю картину смертоносного пиршества!
С Блоком всё ясно . Это дивное стихотворение - "самобичующий протест" (воспользуюсь выражением главного, действительного учителя Блока - Некрасова).
Что касается Ахматовой, то в ее небольшом стихотворении - явное сопоставление своей участи с судьбой Клеопатры, даже отожествление себя с ней.Не буду конкретизировать и указывать кто именно оказался в роли Антония, кого можно считать новым и еще более зверским воплощением Октавиана. Замечу только, что в отличие от роковой египтянки(собственно, гречанки, как отчасти и Анна Андреевна) Ахматова никого по своей воле не губила. А за Клеопатрой, чей плачевно-героический итог вызывает всё же неодолимое сочувствие, числилось много злодейств. Между прочим, она даже пыталась на всякий случай отравить царя Ирода, но тот успел устранить отравителей (тоже, как общеизвестно, был парень не промах, хотя его преступления, возможно, и несколько преувеличены авторами писаний. Обладал арабской кочевой хитростью, ведь он был идумейцем, а не иудеем,как многие несведущие в истории думают).
Вообще Ахматова, обладавшая даром предвидения и видевшая чужие сны, всегда была настроена мистически и для своей судьбы искала параллелей в истории. Гумилев из своих ближневосточных странствий привез ей купленную на туземном базаре подлинную монету с изображением Клеопатры. Сходство с Анной Андреевной было поразительное. Ахматова бережно хранила эту монету, которая исчезла в день ее смерти.
Александр ПУШКИН
* * *
Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к её престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой…
И пышный пир как будто дремлет,
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но вновь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит:
В моей любви для вас блаженство?
Блаженство можно вам купить…
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж нами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою? —
— Клянусь… — о матерь наслаждений,
Тебе неслыханно служу,
На ложе страстных искушений
Простой наёмницей всхожу.
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О боги грозного Аида,
Клянусь — до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утомлю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утолю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснёт,
Клянусь — под смертною секирой
Глава счастливцев отпадёт.
Рекла — и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца…
Она смущённый ропот внемлет
С холодной дерзостью лица,
И взор презрительный обводит
Кругом поклонников своих…
Вдруг из толпы один выходит,
Вослед за ним и два других.
Смела их поступь; ясны очи;
Навстречу им она встаёт;
Свершилось: куплены три ночи,
И ложе смерти их зовёт.
Благословенные жрецами,
Теперь из урны роковой
Пред неподвижными гостями
Выходят жребии чредой.
И первый — Флавий, воин смелый,
В дружинах римских поседелый;
Снести не мог он от жены
Высокомерного презренья;
Он принял вызов наслажденья,
Как принимал во дни войны
Он вызов ярого сраженья.
За ним Критон, младой мудрец,
Рождённый в рощах Эпикура,
Критон, поклонник и певец
Харит, Киприды и Амура…
Любезный сердцу и очам,
Как вешний цвет едва развитый.
Последний имени векам
Не передал. Его ланиты
Пух первый нежно отенял;
Восторг в очах его сиял;
Страстей неопытная сила
Кипела в сердце молодом…
И с умилением на нём
Царица взор остановила.
1828
________________________________________
Вариант
Предположительное продолжение (черновик на отдельном листке)
И вот уже сокрылся день,
Восходит месяц златорогий.
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Фонтаны бьют, горят лампады,
Курится лёгкий фимиам.
И сладострастные прохлады
Земным готовятся богам.
В роскошном сумрачном покое
Средь обольстительных чудес
Под сенью пурпурных завес
Блистает ложе золотое.
________________________________________
Александр БЛОК
КЛЕОПАТРА
Открыт паноптикум печальный
Один, другой и третий год.
Толпою пьяной и нахальной
Спешим... В гробу царица ждет.
Она лежит в гробу стеклянном,
И не мертва и не жива,
А люди шепчут неустанно
О ней бесстыдные слова.
Она раскинулась лениво -
Навек забыть, навек уснуть...
Змея легко, неторопливо
Ей жалит восковую грудь...
Я сам, позорный и продажный,
С кругами синими у глаз,
Пришел взглянуть на профиль важный,
На воск, открытый напоказ...
Тебя рассматривает каждый,
Но, если б гроб твой не был пуст,
Я услыхал бы не однажды
Надменный вздох истлевших уст:
"Кадите мне. Цветы рассыпьте.
Я в незапамятных веках
Была царицею в Египте.
Теперь - я воск. Я тлен. Я прах". -
"Царица! Я пленен тобою!
Я был в Египте лишь рабом,
А ныне суждено судьбою
Мне быть поэтом и царем!
Ты видишь ли теперь из гроба,
Что Русь, как Рим, пьяна тобой?
Что я и Цезарь - будем оба
В веках равны перед судьбой?"
Замолк. Смотрю. Она не слышит.
Но грудь колышется едва
И за прозрачной тканью дышит...
И слышу тихие слова:
"Тогда я исторгала грозы.
Теперь исторгну жгучей всех
У пьяного поэта - слезы,
У пьяной проститутки - смех".
16 декабря 1907
Анна АХМАТОВА
КЛЕОПАТРА
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Пушкин
Уже целовала Антония мертвые губы,
Уже на коленях пред Августом слезы лила...
И предали слуги. Грохочут победные трубы
Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.
И входит последний плененный ее красотою,
Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
«Тебя — как рабыню... в триумфе пошлет пред собою...»
Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.
А завтра детей закуют. О, как мало осталось
Ей дела на свете — еще с мужиком пошутить
И черную змейку, как будто прощальную жалость,
На смуглую грудь равнодушной рукой положить.
1940
