Как-то раз... Спиртное в нашей жизни

Опубликовано: 28 марта 2019 г.
Рубрики:

Вино и музыка всегда для меня были отличнейшим штопором. Когда где-нибудь в дороге в моей душе или в голове сидела пробка, для меня было достаточно выпить стаканчик вина, чтобы я почувствовал у себя крылья и отсутствие пробки.

А.П. Чехов. 

 

 Запрет вина – закон, считающийся с тем,

Кем пьётся, и когда, и много ли, и с кем,

Когда соблюдены все эти оговорки,

Пить – признак мудрости, а не порок совсем.

 Омар Хайям

 

 

На верхней палубе дизель-электрохода Norvegian Jem, вёзшего нас из Нью-Йорка на Багамы, я заприметил высокого, лысого, с cедыми усами, в шортах дядьку-американца, на старенькой майке которого была написана замечательная застольная фраза: 

 JUST SHUT UP 

 AND DRINK! 

 Вовремя заткнуться всегда полезно, но у меня на сегодня другая задача. Подводя кой-какие итоги, я решил рассказать истории, стоящие (лежащие?) за выпивкой, где я был то главным героем, то неглавным, то просто свидетелем. Большинство этих историй сопровождалось звоном бокалов, что придавало им особый статус... *

 ***

 Как-то, бродя по Старому Таллину, я устал и зашёл в кафе подкрепиться. Нужно было и поднять тонус, и обострить зрение и чувства - Старый Таллин того стоил. Одна только старинная «Длинная улица» (Пикк Янг) беспримерна... Я сел за столик и заказал традиционные 100 граммов водки. Официант быстро выполнил заказ, принёс графинчик с моей сотнягой и... две рюмки. Я ничем не показал своего удивления, расплатился, подождал, пока он уйдёт, разлил водку в обе рюмки, хлопнул их одну за другой и вышел на улицу.

 *** 

 Как-то, бродя по Кирову, городу, где родители купили мне первый в жизни автомобиль, педальный, я устал и зашёл на центральной улице в бар. Он был по-западному красив: за спиной миловидной барменши стояли искусно подсвеченные разноцветные бутылки. Моя прогулка по городу должна была продолжиться, и я заказал молодой женщине за стойкой, чуть, скажем, пижонясь, чуть, скажем, намекая, что я приезжий, не тутошний... 50 граммов коньяка. Она как-то недоумённо глянула на меня и не сдержалась: 

 -Ой, да что вы, честное слово! Берите уж сразу ваши сто! 

 Я кивнул, она налила (в один стакашк), я выпил "все сто" и вышел на улицу города, который видал давным-давно, в детстве. Ровно через три минуты я понял, что барменша была права...

 *** 

 В Аркуле, посёлке судоремонтного завода, окруженном рекой Вяткой, затоном, лугами и лесами, в Аркуле, где прошло моё детство и куда я приехал лет через 40 после детства, выпить мне было уже не с кем и я зашёл в магазин и глянул на ту полку, где должны стоять бутылки. Зашел в поисках четвертушки. Бутылок не было, вместо всех на верху стеллажа стояла царственная, украшенная многими разноцветными наклейками, большая, наверняка дорогущая бутылка коньяка. Я спросил у продавщицы, почему в магазине нет обыкновенной водки. 

 -Дак кака теперь водка! - ответила она. - Урожай ведь убирают! У-ро-жай! У нас приказ, стро-о-огой... 

 ***

 ...Ехал я после Аркуля на попутном грузовике из посёлка Медведок, где жила моя тётка, в Нолинск (всё это Кировская область, Вятка). Нолинск, между прочим, родина В.М. Молотова (Скрябина), двоюродного моего деда. В кабине, кроме шофёра и меня, сидел ещё какой-то парень. Дорога была ухабистая, нас немилосердно трясло, но всё равно мы разговорились. Разговор начал я, мне нужно было поделиться удивлением. 

 -Вот, ребята, был я на кладбище, на могиле моей бабушки, и что там меня поразило. Вокруг могилы памятники - и всё молодым! Ну лет по 25-30 покойникм, на фотографиях - красавцы! 

 -Это всё водилы, - объяснил мне шофёр, еле удерживая прыгающую баранку, парень, лет, наверно, 28-ми. - Трактористы, комбайнеры, шоферня - все по пьяни разбились. Такое дело... 

 И тут начался между нами, тремя мужиками, оживлённейший разговор о вреде пьянства, о полезности удержаться, не пить помногу, о том, что нужно крепко закусывать, если уж приходится пить, а лучше вообще завязать, если хочешь жить. Водка, пришли мы к общему выводу, особенно для водилы - смерть! Скорость, ухабины, встречная машина - смерть, смерть!.. И тут вдруг шофёр ударил по тормозам. 

 -Б-дь! - и ещё несколько крепких слов. - Не могу больше! 

 Выскочил из кабины - мы с моим соседом в недоумении переглянулись, - пошёл, наверно, к задку машины, в чем-то там и зачем-то копаться. Вот вернулся. В руках у него была непочатая бутылка водки. 

 -Не могу больше! - И еще несколько крепких слов. Полез в бардачок, достал граненый стакан, черствую горбушку хлеба. Бутылка побулькала раз... другой... третий... Мы распили ту водку, сидя в кабине, три мужика, честно поделив её и горбушку хлеба. 

 Благополучно добрались до Нолинска, где я получил номер в страшно вонючей гостинице. Ложась спать, я всё думал, что логика в распитии нами бутылки той водки, конечно, была. Но какая-то странная, умом с трудом понимаемая, но словами не уловимая... 

 ***

 В Одессе нельзя проводить серьезные мероприятия. В силу особой субстанции, рассеянной в ее воздухе, любое серьезное мероприятие очень скоро превращается в анекдот. 

 Это было давно, но это чистая правда. 

Однажды в Одессе милиция обидела Молдаванку, самолюбивая Молдаванка не стерпела обиды и учинила бунт - было что-то похожее на французские желтые жилеты: разбитые витрины, сожженные и перевернутые машины, швыряние пустых бутылок в представителей власти....

«Нет, вы только подумайте! – и это в советское время!».

 Начальство решило наказать строптивый район, а заодно и всю Одессу, которая не осудила Молдаванку, а всячески гласно ее поддрерживала. И был издан указ, который – «это ж надо – сочинить такое!» - запрещал пить вино в многочисленных белокафельных подвальчиках, а только лишь потреблять его вне белого кафеля, то есть дома.

Во всех подвальчиках теперь висели таблички с предупреждением, : «Вин отпускается только навынос!».

«Что вы скажете за этот указ?!». 

Дальше было самое интересное, о нем расскажет свидетель тех событий и мой хороший знакомый, дядя Миша. 

«Навынос!.. То есть: если у вас пересохло во рту, вы не можете спокойно спуститься в прохладный подвал, постоять в спокойной очереди, спокойно заказать стакан вина, спокойно его выпить и сказать кому-то какое-то слово - мало спокойных слов на свете? Они в хорошую минуту так и просятся! 

И вот: это все вы уже не можете сделать. Потому что "навынос"! Как выносить куда-то вино? Домой? Так там же его вам отравят! Чем? Словом! Которое как яд! А на улицу - так что, выносить его в ладони? И пить украдкой, как воробей растаявшее на асфальте мороженое? 

Короче - кошмар! 

Но это - не забывайте - случилось в Одессе. Может она долго выносить кошмар? Ее, конечно, к этому, как всех, приучали... Но что получилось? Ребенка сто лет учишь музыке, а из него выходит врач-проктолог! Ребенка учишь за хорошие деньги математике и географии - а из него вырастает бандит и едет хулиганить в Южную Африку, которую ему показал его учитель! Одесса была по правилам и с этими усатыми-бородатыми только на плакатах. А в жизни - она была как в жизни. Она сама себе учитель... 

Ну так вот: у входа в подвальчик появился... ну такой пожухлый, но в пиджаке с большими карманами. И он у всех спрашивал, или ему не нужна тара. И в карманах у него звенело стекло. 

Кто заходил, тот брал у этого швейцара стакан и ставил на стойку. И заказывал: 

-Навынос! 

Вы видели когда-нибудь в Одессе каменное лицо? Чтобы как у памятника? Хотя оно и кровь с молоком? Вот такое лицо было у всех продавщиц в тогдашних винных подвальчиках. 

Вам наливали смесь крепкого и сухого - им тогда освежали горло в Одессе - а лицо у девушки было каменным. Стакан - ее? Нет! Это тара покупателя? Да! Вино только навынос, как сказано в Указе? 

-Вы, гражданин, выйдите за порог, а там хоть пейте, хоть на голову выливайте! 

Другой посетитель вытаскивал из портфеля поллитровую молочную бутылку и заказывал: 

-Стакан. Навынос. 

Что вам сказать? Вино как лилось раньше рекой, так и лилось. Только навынос. Власть за этим строго смотрела. Глазами каких-то там сотрудников. Я вам скажу, как она смотрела. Скорбя. Она что-то могла сделать? Скажите мне что, и я пошлю телеграмму в 1960 год. И там все повернут. 

Теперь о том, как все это закончилось. Оно не могло продолжаться, потому что день ото дня становилось смешнее. Из чего только не пили в винных подвальчиках! Хотите навынос? Вот вам навынос! Кто мне скажет, что я пью не навынос? Одесса уже смеялась с этого слова. Оно стало самым модным. Указ прозвали "навыносимым". И еще - полусухим законом. 

И как все это закончилось? Вот как. Зашел в подвальчик на Пушкинской какой-то гражданин с огромной бутылью в руках. Он поставил ее на стойку. А продавщица - помните каменное лицо? - так она его спрашивает: 

-Сколько? Пять литров или все десять? 

Он говорит: 

-Стакан. 

И вот она наливает ему в десятилитровую бутыль стакан вина и - не меняется в лице. Оно у нее было невозмутимым, как у Джоржа Вашингтона на долларовой бумажке. 

И этот гражданин отходит к порогу и делает через него законопослушный - чтобы все видели - шаг. И поднимает бутыль к синему небу, и пьет свой стакан, за который заплатил трудовые деньги. 

Все смотрели на эту незабываемую картинку, а "швейцар" - тот только позвякивал пустыми стаканами. Это была немая сцена. Помните Гоголя? Так это было почище, чем в "Ревизоре"! 

И тут другой гражданин подходит к законопослушному и нарушает немую сцену. Он ему говорит: 

-Товарищ, вы не одолжите мне на минуточку свой бокал? 

Знаете, что случилось в ту же ночь? (У нас если что случалось, так обязательно ночью, а утром все были свидетели очередного чуда). За ночь исчезли все объявления насчет "навынос"! Потому что историю с запретом, как и многое доугое в этом городе, одесситы очень быстро превратили в анекдот. И продавщица наутро уже улыбалась людям! И споласкивала каждый свой стакан! И спрашивала у знакомого посетителя: 

-Вам навынос? Или как?»

 ***

 Как-то мы с женой приехали в Ригу по моей наградной командировке: за хорошую работу редакция моей газеты «поощрила» меня поездкой в любой город сраны. Я выбрал Ригу. Ответсекретарь, узнав про Ригу, дал мне адрес своего приятеля, который нас примет, он, мол, очень гостеприимный мужик; когда наезжает в Кишинев, его тоже привечают. Рижанину тут же позвонили, он пообещал, что всё будет в порядке. 

 Дверь нам открыла женщина, жена хозяина квартиры. То, сё, то сё... я сидел на диване, а женщины устроились за столом за чаем и повели свой разговор. Было в нём про Ригу, про латышей, про русских среди латышей, про детей, про работу. Муж хозяйки, полковник, сегодня опаздывал: он получил повышение и переведён в другую воинскоую часть, должно быть, представляется сейчас ее офицерскому составу. Еще выяснилось, что он хороший муж, превосходный отец, по службе продвигается, что особенно важно – непьющий, ну совсем-совсем непьющий... 

 Наконец раздался звонок в дверь. Полковник снял шинель, ботинки (дело было в начале зимы), появился в гостиной - ладный мужик, поджарый, с радушной улыбкой на лице, с протянутой к моей жене и потом ко мне рукой. Он был явно подшофе. 

 -Коля! - не сдержалась жена Нина, - ты же не пьешь! 

 Николай воздвиг указательный палец на уровень улыбающегося лица. 

 -Нужно спаивать коллектив! - Это словцо, видимо, было из офицерского лексикона. 

 Потом хозяин открыл дверцу бара в "стенке", тот, ярко освещённый изнутри, показал нам немалый запас рижской водки "Кристалл" и столько же "Рижского бальзама". На стол в этот вечер была подана вареная картошка - царское блюдо в наше время, красная рыба, еще и еще что-то.... Водку, 50 на 50, фифти-фифти, как принято в Риге, разбавляли бальзамом. 

 Всё в тот вечер спаялось воедино - радушные хозяев, вареная картошка, розовые ломти рыбы, смесь "Кристалла" с "Бальзамом" и к месту произнесённое, офицерское, должно быть, многозначное русское слово. 

 *** 

 Редактор Рижской детской газеты, куда я был командирован, латышка, пригласила нас с женой на свою дачу, туда нас всех отвезла редакционая машина. Был стол, другой, правда, но выпивка была та же: смесь "Кристалла" с "Бальзамом". Разговор шел обо всём, но мы в этот день побывали в Домском соборе, слушали орган и ясно, что, говоря все вместе о репертуаре собора, упомянули имя Баха. 

 -О-о, как мы, латыши, любим Баха! - воскликнула редактриса, услышав это имя. Она подняла рюмку. - ЙОганн... СебАстьян... Бах! - и лихо рюмку опрокинула. 

 *** 

 Из Еревана (ступая на трап при выходе из самолёта видишь гору Масис, Арарат, снежные его вершины) экскурсионный автобус привёз нас к одному из живописнейших ущелий Армении. Перед ущельем высилась половина древнейшей, за 1000 лет, арки, а перед ней предприимчивая армянка выставила стол с лавашом, выбором начинок для лаваша и полными уже рюмками водки (чачи, наверно). К столу тут же выстроилась небольшая очередь. Впереди меня стояли три парня, армянина. Они взяли по лавашу и заказали - я видел - четыре рюмки водки. Почему четыре? - мельком подумал я. Вот парни взяли рюмки, один из них оглянулся и показал на четвёртую: 

-Бери, это твоя. 

 А рядом было ущелье, глубокое, первобытно зелёное до самого низа, где течёт узенькая речка, и в моей голове ласточками замелькали строчки русских поэтов о горах, ущельях, стремнинах...

 *** 

 В Челябинск самолёт прибыл рано утром, часов в шесть, Уральского хребта сверху я, таким образом, не увидел. Первый человек, которого я встретил в аэропорту, был сизый, как марсианин, алкаш. Он, постанывая, мыча, совался из угла в угол, где стояли урны, рылся в них, я понял, что он, мучимый нещадным похмельем, ищет недопитую бутылку пива, чтобы понять, что свет божий ещё существует, что он, может быть, ещё даст о себе знать, но чтобы увидеть его, чтобы свет пролился на тебя, нужен хотя бы глоток спиртосодержащей жидкости. 

 Потом, конечно, были другие впечатления, и очень даже хорошие, с алкоголем никак не связанные, но это, как самое первое, врезалось в память.

 ***

Ротный старшина Мосьпан все невероятные события, что случались в жизни, всё не поддающееся объяснению, объяснял словом "постигло". Это слово имело для него мистический смысл. Это был, в сущности, ключ ко всему необъяснимому, не объяснимому, но, однако, имеющему страшную власть над человеком... 

 Один матрос-забулдыга рванул в самоволку, надрызгался там, вернулся в часть только к утру, вывалявшись по дороге в луже, в разодранных на какой-то колючке брюках. Старшина Мосьпан до утра ждал его в коридоре, у столика дневального, возвышаясь там некоей фигурой возмездия. 

 Когда самовольщик появился наконец в конце длинного коридора, измызганный, несчастный, виноватый, умирающий, старшина упер руки в бока и набычился, молча и грозно наблюдая, как тот, еле волоча ноги, мотаясь от стены к стене, побитой собакой приближался к нему. 

 -Н-ну?! - громыхнул наконец старшина, вколотив в это "н-ну?!" всё накопившееся за ночь. 

 Пьянчуга поднял на "сундука" горестные глаза. Наверно, все-таки, и у пьянчуг есть свой бог. Может быть, древний обитатель Олимпа, выпивала, какой вполне мог находиться в это время в Таврическом Крыму, увидел эту сцену и посочувствовал матросу. Ибо в голове нашего бедняги в тяжкий для него момент, блеснуло то единственное, что могло его спасти. Он развел руки и молвил, собрав воедино остатки сил: 

 -ПОСТИГЛО, товарищ старшина. - И голову опуcтил, а руки его так и остались разведенными. 

 Старшина, открывший было рот, чтобы начать громоподобный, рассчитанный примерно на полчаса, разнос, закрыть рот оказался не в силах. Мистическое слово молнией осветило перегруженный "проступком" матроса мозг, в секунду сняло всё ночное напряжение, сразу объяснило вид изгвазданного до ужаса пропойцы. Это слово полностью снимало с подчиненного его грех! Как можно в чем-то обвинить человека, когда того ПОСТИГЛО? 

 Мосьпан долго не мог справиться с нижней челюстью. И вот справился. 

 -Ну идите, имярек... - почти домашним, почти отеческим голосом сказал он. - Только не забудьте, понимаете, раздеться... 

 И лишь после этого, впавший в глубокое раздумье, опустив голову, заложив руки за спину – ну, чистый Сократ или Платон, - прошёл по длинному коридору и покинул ротное помещение. 

 ...Всё вроде бы ладно в этом тексте, и слова пригнаны друг к дружке, как части автомата Калашникова... не ладно только то, что я никак не могу вспомнить имя того матроса... но почему-то хорошо помню и коридор, и фигуру возмездия у столика дежурного по роте... 

 ***

 Я, журналист, был в командировке и гонялся за одним важным человеком по району. В этом селе его не застал, мне сказали, что он в соседнем, недалеко, до него 5 километров. Машины не нашлось, я решил эти 5 км пройти пешком, тем более, что пешая дорога тянулась по кромке леса рядом с шоссе. Если устану, можно голоснуть попутной машине. 

 Лес всегда для меня радость. Лес, лесная сень, ароматы листвы и трав, чье-то копошение в траве, жук-олень на пеньке грозит рогами, птичий посвист, а вон и красная шляпка сыроежки... На этот раз мне не повезло. Шел знойный август, лес иссох, в лесу было душно - и ничьего движения в нем, ничьего голоса. Да и какие грибы в сушь! 

 Ничем, ничем лес не отвечал моему благорасположению к нему, как я ни искал в нем хоть какого-то отклика. 

 С трудом я прошагал где-то около километра, и затоптался на месте. Идти и дальше в отсутствии всего живого было просто невмоготу. Лучше я выйду на шоссе и попробую поймать машину. Я раздвинул густые кусты на границе леса и вышел под солнце. И увидел, что как раз напротив уютнейше расположился лесной ресторанчик, в Молдавии это благо было распространено повсеместно по знаку какого-то партийного босса, побывавшего за границей. Ресторанчик и построен был красиво, и к распахнутой резной двери с медной ручкой вело крыльцо с перилами. В проеме двери была висячая разноцветная ширма, а за ней, в полутьме, должно быть, ждет путника благословенная прохлада. 

 Я вошел; в самом деле прохлада, неяркий свет, все деревянное, яркие наклейки на бутылках коньяка, вермута, марочного сухого вина, чистота, негромкая музыка. Стоящая за стойкой миловидная молодая женщина с черными глазами приветливо улыбнулась мне. Пока я приближался к стойке, у меня сложились соответствующие моему настроению слова - в них было то, по чем тосковала душа во время похода по скучному высохшему лесу: 

 -Дайте мне, пожалуйста, - сказал я, делая передышку между словами и стягивая с плеча дорожную сумку, где были фотоаппарат и блокноты, - дайте мне, девушка, - попросил я, - двух спутников... 

 Моя загадка привела поначалу в движение ее ресницы: я увидел классическое клип-клип-клип, потом молодуха, по-женски талантливо разгадав и оценив мое иносказание и улыбаясь уже, как хорошему знакомому... налила из глиняного кувшина, поднятого из-под прилавка, два стакана, (два, а не "два в один", как было принято у продавщиц, чтобы не мыть лишний раз посуды) сухого красного вина и пододвинула мне. 

 -Вот вам два спутника, - повторила она за мной, - как просили. Вы без машины? 

 Горло мое к этому времени совсем пересохло и я выпил один стакан сразу, а с другим погодил. Вино в кувшине здесь держали прохладное, и я посидел за столиком, оглядывая уютный зальчик и слушая негромкую музыку. Потом расплатился, услышал традиционное молдавское "Друм бун!"* и вышел: время меня поджимало. 

 Я вернулся на лесную тропинку и пошел в прежнем направлении. Но что мне теперь была августовская сушь! Рядом со мной шли те, кого я хотел видеть, мы разговаривали, нам было интересно... а еще, признаюсь, была со мной прекрасная, по-женски талантливая улыбка, означавшая, что моя шутливая загадка и разгадана, и одобрена - и она то и дело скашивала с дороги сотню-другую метров. 

 

 МОРОЗ И... ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ!

 

Три мужика... хорошее начало, не правда ли? – ну так вот, три мужика собрались на зимнюю рыбалку. Температура -14, лед на озере близ Нью-Йорка - сантиметров 20-25, даже машину выдерживает. Остановились, вынули снасти, просверлили лунки... Из багажника разгрузили мангал, похожий на небольшую печку, рядом с ним встали две бутылки водки.

Расселись возле лунок, опустили лески с крючками и наживкой. Тут же пошел клёв, тут же пошел лов. Рыбки трепыхались на льду и через минуту-две замирали.

Однако мороз. Рыбаки, не сговариваясь, встали, подошли к мангалу, где бутылки, и налили согревающие порции водки. Как хорошо она идет на морозе!..

Снова рыбалка. Кучки рыбы возле лунок все больше. Значит, пора...

Пора огня в мангале. Печка быстро разогрелась, рыба почищена, посолена, насажены на шампуры. Туда ее, в печку!

По зимнему озеру понеслись невиданные ароматы. Теперь стульчики подвинуты к печке, стаканчики налиты 40-градусной.

И вот начался тот самый кайф, который едва ли ведом остальной планете. Мороз – озеро – лед - жареная, только что из-подо льда рыба - добрый глоток водки – ну не формула ли это счастья?!

На ароматы подъехал катавшийся на коньках американец. Увидел картину Василия Перова, который, как известно, написал «Охотников на привале», и все понял:

-Русские?

-Русские, - отозвался один из мужиков. – У нас еще и медведь в машине.

-Я так и думал, - ответил американец и поехал кататься дальше.

Запах жареной рыбы, накрывший озеро, не давал ему покоя и он закрыл рот и нос шарфом.

Вот все. Эпизод был рассказан мне вчера, и, пока он не остыл, пока не замерз, как рыба на льду, я записал его.

 

 -------

 *Доброго пути!

 

 

 

 

 

 

 

 

Комментарии

Понравилась мне эта ода выпивке, хотя сам я уже давненько ушёл из «большого спорта». Живо и с юмором. Вот только у матросов не бывает ни рот, ни ротных старшин... Успехов автору.

Аватар пользователя Михаил Гаузнер

Я одессит, и потому озаглавил свой комментарий так, как говорят в моём родном городе - в нём буду говорить ПРО выпивку (по-одесски - ЗА неё). Только не подумайте, что я, не дай Бог, против. Конечно за, ежели под хорошее настроение, да в хорошей компании, да с соответствующей закусочкой (не обязательно богатой, иногда даже лучше попроще, чтобы не отвлекаться от основного). Главное, не превышать СВОЮ норму и получать удовольствие, не вызывая, наоборот (это тоже по-одесски, уж не обессудьте), неудовольствие окружающих. В общем, выпивка должна быть, как праздник - нечастой, яркой, приносящей радость и положительные эмоции и обязательно(повторюсь) в хорошей компании, с участием приятных людей.Банально - наверное, но жизненно правильно.
Прочитав известное четверостишие мудрого Омара Хайяма, вспомнил случай из нашей студенческой жизни. Исключили из института хорошего парня,совсем не пьяницу, но ему не повезло - блюстители застукали в общежитии за этим самым делом нескольких ребят,но почему-то оргвыводы были сделаны только о нём. В общем, выгнали его, и была ему прямая дорога в армию, от которой как студент он имел бронь. Приходит парень в отдел кадров за документами, а ему говорят:"Зайдите к начальнику военной кафедры" (если кто не в курсе - бронирование происходило по линии именно этой кафедры). А начальником её был полковник Мартиросов - спокойный, справедливый, мудрый такой мужик. Вот он и говорит парню, вытянувшемуся перед ним по стойке "смирно": "Исключили тебя правильно, сделай выводы. Я не говорю, что нельзя пить - пить можно и даже нужно, но надо всегда думать(он поднял вверх палец и двигал им в такт следующим словам)- где пить, сколько пить и - самое главное - с кем пить!" Парень Омара Хайяма, думаю, не читал, а ведь эта та же самая мудрость.
А по поводу Риги и рижского "Бальзама" - вспомнил, как приехал я туда в промозглом ноябре в первый свой отпуск к самому близкому в жизни другу Жене Марголину. Весь день ходили по Старой Риге, приустали, замёрзли, и привёл меня Женя в ресторан "Молочный", где мы ели копчёного угря, запивая (почему-то из чайных чашек) эту экзотическую для меня закуску тем самым рижским "Бальзамом"... Вот какие сумбурные, но приятные воспоминания вызвал у меня добрый, с хорошим юмором, прекрасно написанный рассказ. Спасибо автору!

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки