«Воля к жизни или примирение со смертью – свойства исключительные, на такое мало кто способен. Мы же были людьми обыкновенными, обычными представителями рода человеческого»
Примо Леви
100 лет назад в Турине, в семье пьемонтских евреев Чезаро Леви и Эстер Луццати, родился сын Примо, впоследствии ставший одним из немногих писателей, переживших Холокост.
В 1975 году вышла в свет книга Примо Леви под названием «Периодическая система» − сборник рассказов, воспоминаний и научно-популярных эссе, которые, как нельзя лучше подытоживают его опыт писателя, химика и еврея, оставшегося в живых после Освенцима. В тексте «Периодической системы» двадцать одна главка, каждая из которых повествует о каком-то одном химическом элементе и о том, с чем он ассоциируется у автора. Попробуем рассказать о некоторых эпизодах жизни Примо Леви, основываясь на текстах этой и других его книг.
История еврейской общины в провинции Пьемонт началась в конце XV − начале XVI веков, когда в Испании по указу правящей королевской четы Фердинанда II Арагонского и Изабеллы Католической (так называемый «Альгамбрский декрет») евреи в трёхмесячный срок должны были креститься либо покинуть пределы страны. Некоторые из тех, кто хотел сохранить свою веру, пересекли Пиренеи и пытались обосноваться в Италии.
«Возможно, по причине того, что в Турине их не приняли или приняли плохо, они (евреи) осели в сельских районах Южного Пьемонта, занялись шелководством, но даже в самые благоприятные периоды не выбивались из нужды. Никогда их особенно не любили, впрочем, как и не ненавидели, сведений о жестоких гонениях нет, хотя стена подозрений, необъяснимой враждебности и насмешек на самом деле продолжала отделять их от остального населения даже спустя несколько десятилетий после эмансипации евреев в тысяча восемьсот сорок восьмом году и последовавшего за ней разрешения селиться в городах.» («Периодическая система», глава «Аргон»).
Детство, отрочество и юность Примо пришлись на время правления фашистского диктатора Бенито Муссолини. Совсем недавно закончилась Первая мировая война, унесшая жизни более 20 миллионов человек, и, казалось, что наступивший мир будет длиться вечность. Однако вновь задули злые ветры и в некоторых европейских странах, в первую очередь в Италии, начало поднимать голову массовое политическое движение − фашизм, основными чертами которого были вождизм, национализм, экстремизм, антилиберализм и милитаризм.
В отличие от нацизма Гитлера, в основе которого лежало уничтожение лиц не той расовой принадлежности, для итальянского фашизма главную ценность составляло государство. В основе идеологии итальянских фашистов лежало возрождение блеска и величия древнего государства, Римской империи, в сочетании с христианскими католическими ценностями.
После окончания начальной школы Примо Леви учился в классическом лицее, а затем поступил на химический факультет Туринского университета.
«Да, я нечистый. Как раз несколько месяцев назад начал издаваться журнал «Защита расы», и чем больше разговоров было о чистоте, тем больше я гордился тем, что принадлежу к нечистым. Честно говоря, до последнего времени я не придавал большого значения тому, что я еврей; к своему происхождению я сам и мои товарищи-христиане относились скорее как к курьезу, не имеющему никакого значения, как к смешному дефекту вроде кривого носа или веснушек. Еврей – это тот, кто не ставит на Рождество елку, кто не должен есть копченую свиную колбасу, но ест, кто в тринадцать лет знал немного еврейский, а потом забыл. Но если верить вышеупомянутому журналу, еврей жаден и коварен, хотя лично я не был ни жадным, ни коварным, и мой отец тоже не был» («Периодическая система», глава «Цинк").
Так как семья нуждалась в деньгах, Примо с большим трудом устроился на работу в горнодобывающий рудник, расположенный далеко от дома.
«Мировая катастрофа уже разразилась, но вокруг меня ничего не происходило. Немцы были в Польше, Норвегии, Голландии, Франции и Югославии; легко, как нож в масло, проникли в глубь русских равнин. Соединенные Штаты и пальцем не пошевелили, чтобы помочь англичанам, и те сражались в одиночестве. Я не мог получить работу и уже отчаялся найти хоть какой-нибудь заработок. За стеной лежал истощенный раком отец, ему оставалось жить несколько месяцев
Раздался звонок в дверь. На пороге стоял высокий худой молодой человек в форме лейтенанта королевской армии, и я сразу понял, что передо мной вестник – то ли проводник душ Меркурий, то ли, если угодно, Божий посланец архангел Гавриил.
Он открыл рот и с сильным тосканским акцентом спросил доктора Леви, и, представившись, предложил мне работу. Лейтенант дал понять, что знает о моем еврейском происхождении (да и моя фамилия, в конце концов, не оставляла на этот счет никаких сомнений), но не придает ему никакого значения» («Периодическая система», глава «Никель»).
К 1943 году, в результате военных неудач и кризиса в тылу, Италия потеряла все свои колонии в Африке, а также собственно итальянскую территорию Сицилию. В Италии нарастало движение за ликвидацию фашистского режима и выход из войны.
«В марте сорок третьего года начались забастовки в Турине – свидетельство того, что кризис не за горами; 25 июля, взорвавшись изнутри, пал итальянский фашизм; площади заполнились толпами ликующих людей, но неожиданная радость свободы, обретенной страной в результате дворцовых интриг, продолжалась недолго: 8 сентября по дорогам Милана и Турина поползла серо-зеленая змея немецкой армии, и наступило безжалостное пробуждение. Спектакль закончился; теперь и Италия оказалась оккупированной страной – как Польша, как Югославия, как Норвегия. Таким образом, после долгого опьянения словами, уверенные в правильности своего выбора, но не уверенные в выборе средств, не столько с надеждой, сколько с безнадежностью в душе, среди разрушенной и разделенной страны мы вышли на тропу борьбы, чтобы помериться силами с противником. Наши пути разошлись; каждый, следуя собственной судьбе, пошел своей дорогой» («Периодическая система», глава «Золото»).
Однако одной личной храбрости и желания внести свой посильный вклад в свержение ненавистного фашистского режима оказалось недостаточно.
«Самые безоружные и, скорее всего, самые неопытные партизаны Пьемонта, мы мерзли и голодали. Пока мы сидели в своем укрытии под метровым слоем снега, нам казалось, что мы в безопасности, но кто-то нас выдал, и на рассвете 13 декабря тысяча девятьсот сорок третьего года мы проснулись, окруженные отрядом фашистов. Их было триста человек, а нас одиннадцать с единственным на всех автоматом без патронов и несколькими пистолетами. Восьмерым удалось бежать и укрыться в горах, а нас троих, Альдо, Гвидо и меня, еще толком не проснувшихся, схватили». («Периодическая система», глава «Золото»).
Если во время правления Муссолини расовые законы можно было как-то обойти и их строгость компенсировалась необязательностью исполнения, то при германской оккупации преследование евреев стало действовать с немецкой пунктуальностью. Сначала Примо Леви был отправлен в лагерь для евреев на итальянской территории, а 11 февраля 1944 года он оказался в лагере смерти Освенцим.
«Спустя тридцать лет я с трудом могу представить себя тем человеческим существом, которое в ноябре тысяча девятьсот сорок четвертого года имело мое имя, а точнее сказать, мой номер – 174 517. …Я сумел развить в себе особую защитную реакцию, благодаря чему не только выжил, но сохранил способность думать, осознавать окружающий меня мир и даже заниматься довольно тонкой работой в условиях постоянной, ежедневной угрозы смерти и исступленного ожидания русских освободителей, от которых нас отделяли уже какие-то восемьдесят километров…. Наш тогдашний голод был неотступной потребностью, постоянной нехваткой, yearning (острая тоска − англ.)… Есть, доставать еду – было главной целью, проблемой номер один, за которой с большим отрывом следовали все остальные проблемы выживания, отодвинув в самый конец воспоминания о доме и страх смерти. («Периодическая система», глава «Церий»).
Освенцим являлся лагерем уничтожения, и, помимо физического истребления людей в газовых камерах, смерть наступала от голода и болезней. Ни о какой гуманитарной помощи не могло и быть речи, и единственным способом добыть хоть какую-либо еду оставалась кража.
К слову сказать, если мы обратимся к литературе о сталинском ГУЛАГЕ, то тема воровства также проходит красной нитью буквально через все тексты. Вспомните героя повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», который был вполне доволен прошедшим днём, так как «в обед он закосил (украл) кашу». В колымском рассказе Шаламова «Ночь» автор с леденящим душу спокойствием рассказывает, как два лагерника выкапывают из промерзшей земли только что захороненный труп, радуясь своей удаче − белье мертвого они завтра променяют на хлеб и табак.
В главе под названием «Церий» Примо Леви пишет:
«Я работал химиком на химическом предприятии, в химической лаборатории (об этом я тоже уже рассказывал) и воровал, чтобы есть. Воровать, если ты не приучен к этому с детства, трудно. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы преодолеть внутренние запреты и приобрести необходимые навыки, но, в конце концов, я констатировал (с чувством глубокого удовлетворения и даже с некоторым злорадством) факт своего перерождения: из хорошего дипломированного специалиста я, подтверждая инволюционно-эволюционную теорию Дарвина, превратился в подобие знаменитой собаки, великого Бэка из «Зова предков» Джека Лондона, который, будучи «депортирован», стал вором, чтобы выжить в своем «лагере» на Клондайке. Как и он, я воровал при каждом удобном случае, воровал с большой изворотливостью и осторожностью, воровал все, включая хлеб своих товарищей»
Знание немецкого языка, потребность нацистов в профессиональных химиках, молодость, а, скорее всего, удача помогли Леви выжить. 27 января 1945 года. Примо Леви – один из двадцати оставшихся в живых итальянских евреев – был освобожден Советской армией. Сразу же после освобождения из лагеря он начинает писать воспоминания о пережитом.
Первая книга, которую Примо Леви написал вскоре после освобождения, называлась «Человек ли это?». Она впервые была опубликована в 1947 году в небольшом издательстве тиражом 2000 экземпляров. но, несмотря на положительную рецензию в популярной коммунистической газете «Унита», так и не разошлась. После того как в 1958 году книгу издала крупная издательская фирма «Эйнауди» её тут же перевели на английский, французский и немецкий языки. Фактически именно эта книга ввела в общественное сознание саму проблематику Холокоста (Шоа), лагерей массового уничтожения. Это положило начало мировой славе Леви, человека исключительно скромного, который пользовался ею только для того, чтобы как можно шире, в сотнях печатных и устных выступлений, рассказать об условиях человеческого существования на краю смерти и о том, что значит лагерь для людей XX века.
В книге описаны два года из жизни писателя, сопровождавшиеся неимоверными мучениями холодом, голодом, изнурительным трудом, моральными и физическими издевательствами нацистов, смертью близких, лазаретами и другими испытаниями.
Примо Леви рассуждает о трагедии жертв, о трагедии разрушения тех европейских гуманистических ценностей, которые сформировали его самого, дипломированного миланского химика, потом партизана и, наконец, узника одного из лагерей Освенцима. «Уничтожить человека трудно, почти так же трудно, как и создать, но вам, немцы, это в конце концов удалось. Смотрите на нас, покорно идущих перед вами, и не бойтесь: мы не способны ни на мятеж, ни на протест, ни даже на осуждающий взгляд» (Примо Леви «Человек ли это?).
Леви потрясает читателя абсолютно беспристрастным повествованием о том, как «в людях убивали людей», о том, как, выживая биологически, люди теряли последние представления о нравственности.
Автор с научной педантичностью описывает психотипы заключённых, знакомых российскому читателю по произведениям Солженицына и Шаламова. Вот, к примеру, портрет «доходяги» − заключённого, опустившегося на самую последнюю ступень лагерной иерархии
«Если бы мне дано было создать образ, вмещающий в себя все зло, причиненное в наше время человеку, я изобразил бы так хорошо знакомое мне изможденное существо со сгорбленной спиной и понурой головой, в лице и глазах которого нельзя прочесть и намека на мысль» (Примо Леви «Человек ли это?»).
На самом дне этого Ада (Леви не зря вспоминает в своей книге Данте) находятся униженные из униженных, парии из париев: евреи. Среди интернационала заключенных евреям было всего труднее остаться в живых. Леви скупо констатирует, что в Освенциме к 1944 году из первого потока заключенных-евреев выжили несколько сотен.
По прочтении «Человек ли это?» возникает закономерный вопрос: как могло случиться, что одна из самых цивилизованных стран − Германия − организовала в самом центре Европы фабрику по массовому уничтожению людей? Автор не даёт ответа на этот вопрос, но в плане понимания не только истории войны и Холокоста, но и человеческой психологии эта книга является бесценным документом.
В 1963 году выходит в свет книга Примо Леви «Передышка», в которой автор описывает своё полное драматизма возвращение из Освенцима домой. Германия капитулировала, и дороги Европы были забиты десятками тысяч людей различной национальности. Узники лагерей, гастарбайтеры, бывшие военнопленные, нацисты, пытающиеся скрыться от правосудия, одним словом, вавилонское столпотворение. С теплой симпатией и иронией Леви описывает русских солдат, офицеров, медсестер, которым он обязан освобождением и жизнью,
Леви довелось побывать в советском пересыльном лагере для бывших заключенных в Катовице, в рядах Итальянской армии в СССР, в голодной и разоренной после немецкой оккупации Белоруссии. После долгого странствия по дорогам Восточной Европы автор, наконец, попадает в родной Турин, откуда его двадцать месяцев назад депортировали в Освенцим.
Книга заканчивается словами, раскрывающими внутренний мир человека, так и не нашедшего окончательного ответа на мучившие его вопросы:
«Из шестисот пятидесяти, увезенных тогда, мы возвращались втроем. Что нас ждет дома? Можно ли сосчитать утраты, которые мы понесли за двадцать месяцев? Да и сами мы разве не разъедены изнутри, разве не опустошены? Мы возвращались богаче или беднее, чем были, крепче или слабее? Не потух ли и в нас свет окончательно? Этого мы не знали, зато знали, что на пороге родного дома нас ждало испытание, и думали о нем со страхом, ибо не ведали, предвещает оно добро или зло. Мы чувствовали, что усталая кровь в наших жилах отравлена ядом Освенцима: где нам найти силы, чтобы вернуться к жизни, преодолеть барьер, пробиться сквозь заросли, которые всегда встают стеной вокруг заброшенных домов, опустевших жилищ? Скоро, уже завтра, нам предстоит бой с еще неведомыми врагами, вокруг и внутри нас, но каким оружием мы будем сражаться, хватит ли нам мужества и воли? Мы чувствовали себя дряхлыми, как мир; страшные воспоминания лагерного года подавляли нас, изнуряли, лишали уверенности в себе Месяцы странствий после освобождения по окраинам цивилизации хоть и были нелегкими, но воспринимались сейчас как передышка, как краткий миг безграничной свободы, посланный свыше, неповторимый дар судьбы. » (Примо Леви «Передышка»).
Незадолго до своей трагической гибели 11 апреля 1987 года Примо Леви опубликовал книгу «Канувшие и спасённые» − сборник размышлений и воспоминаний, в котором он подытоживает своё пребывание в Освенциме. Что же заставило внешне благополучного, известного писателя подняться на четвёртый этаж дома, где он жил с женой и престарелой матерью и броситься в лестничный пролёт? Этот поступок оказался полной неожиданностью для близких Леви — все они говорили, что, несмотря на приступы депрессии, Примо был спокойным и оптимистичным человеком. Итальянский писатель Фердинандо Камон, одним из первых откликнувшийся на уход из жизни коллеги и друга, резюмировал: «Это самоубийство должно быть отнесено к 1945 году. Тогда оно не произошло, потому что Примо хотел (и должен был) писать. Теперь, завершив свою работу, он мог убить себя. И он сделал это».
История знает немало случаев самоубийства среди писателей, чудом выживших в лагерях Второй мировой войны, но в итоге настигнутых собственной неумолимой памятью. Примо Леви мог покончить с собой ещё в лагере − так, не выдержав мучений, поступали многие −, но он сумел выжить.
По-видимому, последующие годы его жизни и творчества оказались более мучительны, чем время, проведенное в лагере, поскольку заполнено оно было попыткой осмыслить опыт Освенцима. Именно осмыслить, а не просто свидетельствовать о совершавшихся зверствах.
«Увидевшими Горгону» (Горгона Медуза − мифический персонаж, чей взгляд превращал человека в камень) именует на страницах своей книги Леви лагерных доходяг, тех, у кого нет ни «истории», ни «лица», ни «мысли». Сам автор, пусть мельком, но заглянувший в глаза Горгоны, не сумел оправиться от этого взгляда до конца жизни. У него достало сил, чтобы свидетельствовать о чудовищности происходившего, но осмысление лагерного опыта оказалось более разрушительным, чем жизнь в лагере.
Так давайте же помнить слова узника Освенцима Генри Аппеля:
«Есть только одна вещь на свете, которая может быть хуже Освенцима − то, что мир забудет, что было такое место».
P.S. Читатели должны быть благодарны переводчику-итальянисту Елене Борисовне Дмитриевой, взявшей на себя труд стать, по существу, соавтором Примо Леви. От Елены Борисовны потребовалось немалое мужество, чтобы донести до русскоязычной аудитории ту ужасную правду о лагерях уничтожения, о которых рассказывают переведённые ею книги.
К сожалению, «Канувшие и спасенные» стали последней работой Елены Борисовны Дмитриевой. Читатели итальянской литературы ещё долго будут помнить этого замечательного мастера, создавшего множество классических переводов.
.
•
Добавить комментарий