25 августа - день рождения Юлии Добровольской (1917-2016), итальянистки и переводчицы, профессора нескольких итальянских университетов, просто удивительной женщины, с которой наш журнал связывают долгие годы дружбы. В ЧАЙКЕ есть специальная страница, посвященная Юлии Абрамовне. Сегодня мы добавляем к ее материалам "Разговоры с Юлией Добровольской" Ирины Чайковской.
Живя в Америке, я почти каждый день общалась с Юлией Абрамовной Добровольской, жительницей Милана, по телефону. Некоторые, наиболее примечательные наши разговоры, записывала – сразу или на следующий день. К сожалению, записывала крайне мало, как всегда не хватало времени... Привожу здесь сохранившиеся записи 2010-2012 гг. Юлии Абрамовне в это время уже очень много лет (она родилась 25 августа 1917 года). Но ее суждения как всегда четки и бескомпромиссны. Я оставила их в первоначальном виде, ничего не смягчая. Оставила я и свои прежние оценки, ничего в них не меняя.
Юлия Добровольская о Евтушенко[1]. 27 февр. 2012
- Юлия Абрамовна, Мне Валентина Синкевич прислала копию своего письма к Евтушенко.
Она написала о нем рецензию, считает хорошим поэтом, но, конечно, на некоторые стихи внимания не обращает. Она благодарна ему: он посвятил ей стихотворение и помещает его во всех своих сборниках. Она человек благодарный.
- Евтушенко плохой поэт. Но в истории останется.
- Но «Бабий яр» - совсем неплохие стихи.
- О да. И антологию он выпустил потрясающую – СТРОФЫ ВЕКА.
- А какие там портреты поэтов! Яркие, емкие, точные. Он стихийно талантлив. Но я думала, что он самородок, пришел откуда-то из Сибири в Москву, как Ломоносов... И тут заглянула в ВИКИПЕДИЮ. Оказалось, что его отец какой-то немец Гангнус Александр Рудольфович, писатель и путешественник, а мать тоже писательница, по фамилии Евтушенко, и на станции Зима они встретились по причине эвакуации из Москвы, во время войны. А потом снова была родная Москва, и мать переписала ребенка на свою фамилию, чем сильно облегчила ему жизнь. Он из культурной семьи, а все время спекулировал на том, что вышел «со станции Зима». Странно, что так невоспитан и вульгарен...
- Он занят самовосхвалением, это его постоянная тема. Но, когда ты еще была мала, мы бегали все в Парк Культуры. Там они выступали – Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский, Окуджава...
Это было магнетически.Тогда его паясничанье, клоунада не так бросались в глаза.
- Тогда это называлось Артистизмом.
- Здесь есть одна старенькая переводчица, итальянка, она его постоянный переводчик. Но в последнее время она всегда мне звонила в панике: не понимаю, что он пишет. У него появилось много нецензурных слов в стихах, она просила моей помощи.
- Он в последнее время разучился совсем писать. То, что в ЧАЙКЕ не так давно было опубликовано, просто позор. Но он настоял на публикации.
- Как-то в Милане меня пригласили на встречу с ним. Он был очень смущен. Кажется, думал, что я к нему враждебна. Но мы двое русских за столом, какая может быть враждебность? К тому же, я ни к кому враждебно не отношусь. И он как-то оттаял. Стал рассказывать о случаях антисемитизма в России. Итальянцам это не очень интересно.
- Вы переводили? Или он говорил по-итальянски?
- Говорил. Его итальянский катастрофический. Смесь с испанским и английским, но он им доволен. Когда не хватает слов одного языка, берет из другого.
Я сказала: «Женя, расскажите лучше про свои путешествия по сибирским рекам с моим другом Володей!» (кто Володя, ЮА не уточнила, какой-то знакомый журналист, -ИЧ). И вот он стал рассказывать – и так хорошо, так интересно. На небольшое время стал нормальным человеком, отошел от актерства и паясничанья...
- А знаете, в СТРОФАХ ВЕКА, это мне сказала Валя Синкевич, у Бродского две подборки – одна Евтушенко другая самого Бродского. Бродский, несмотря на их прохладные отношения, от участия в антологии не отказался...
- Еще бы!
- Кое-кто в подобных случаях все же отказывался. Но Бродский вытребовал себе свою собственную подборку. Вале она нравится меньше, чем евтушенковская. Вообще Валя слегка пристрастна. Бродский ей нагрубил, сказал при какой-то встрече: «Да, время никого не красит» (до того он «положил на нее глаз»), а Евтушенко посвятил ей стихи...
- Он бесспорно останется в истории.
- Я тоже так думаю – как автор нескольких прекрасных стихотворений, но, главным образом, как общественная фигура.
Юлия Добровольская, 23 янв. 2012
- А у вас была дача, Юлия Абрамовна? У вас, наверное, в каком-нибудь хорошем месте дача была, на Николиной горе, в Жуковке...
- Не было дачи. Я всячески отказывалась от положенной Александру Добровольскому (первый муж Ю. А., спасший ее из лагеря в Ховрине) госдачи. Всякий раз, как ему предлагали, говорила: скажи, что у тебя вредная жена, не хочет брать госдачу.
Но зато мы много ездили по домам творчества (это уже, наверное, со вторым мужем, Семеном Гонионским,- ИЧ).
Хорошо, когда осталось написать конец чего-то, поехать на два месяца в Переделкино или в Малеевку. В Переделкине я любила уединяться с Арсением Тарковским. Мы с ним часами разговаривали – обо всем, о литературе, кино...
- В какой он был тогда форме? Михаил Козаков вспоминает, что незадолго до смерти ему отказала память – начисто, он уже ничего не мог связно вспомнить.
- Незадолго до смерти я его не знала, он был тогда в прекрасной форме, конечно, без ноги...
- Понятно. Красавец.
- Чуковский всегда наведывался в Дом творчества по вечерам. Скучал на своей даче, а тут народ.
А еще мы ходили в Переделкине на дачу к Тамаре Владимировне Ивановой, бывшей жене Всеволода Иванова и Бабеля, мамы Комы Иванова. Тамара Владимировна была потрясающая женщина, у нее был очень посещаемый салон. А на другой половине дачи жила Лиля Брик с Катаняном, и у них тоже был салон. Тамара Владимировна после Чехословакии отреклась от коммунизма, а до этого была «правоверной». Но ее мемуары я тебе читать не посоветую – скучно.
- Мне и Кому читать было скучно – о Пастернаке. Очень уж дотошно он все выписывает из дневника. Лучше бы уж без дневника.
- Кому Пастернак боготворил из-за того, что защищал Пастернака от нападок после ДОКТОРА ЖИВАГО, был выгнан со всех мест и из Академии наук. Его восстановили только с Перестройкой.
- А вы какой салон посещали – Лили или Тамары Ивановой? Вот, наверное, было соперничество, из-за гостей...
- Лиля Брик ничего не делала специально, чтобы к ней приходили. Но они приходили – было интересно у нее. Еще мы ходили на одну маленькую дачу писателя Ильи Френкеля. Знаешь такого?
- Только композитора покойного, с этой фамилией и даже с этим именем.
- А то был писатель. У него была жена татарка, Эмине. Удивительная женщина.
- Красивая? Татарки бывают ужасно красивы.
- Нет, но в один прекрасный день она стала делать скульптуры из корней деревьев. Огромные. И такие оригинальные. Откуда что взялось? И была у нее дочка от первого брака Виктория Б.
Я ее долго отговаривала от замужества, и все же она вышла за одного работника МИМО, я его хорошо знала, потому отговаривала.
- А как его звали?
- Запамятовала. И вот потом эта Виктория развелась очень быстро - и с сыном и со своей виолончелью – а она прекрасно играла на виолончели, училась у Мстислава Ростроповича, -
уехала в Финляндию.
- Почему в Финляндию?
-Там ее взяли с ее виолончелью. И вот года три-четыре назад я позвонила этому типу из МИМО, он еще там работал – и узнала телефон Виктории. Она была очень рада, сказала, что мама умерла, а сын у нее – пианист, подает большие надежды.
- А что стало с мамиными скульптурами? Они взяли их с собой?
- Сомневаюсь. Очень уж были большие. Не знаю, куда они делись. Замечательные были работы. Очень она была талантливый скульптор, эта Эмине.
Разговор с Юлией Абрамовной Добровольской 27 июня 2012
- Юля Абрамовна, как сегодня?
- 38 градусов. Как может быть?
- Болит?
- Да, приняла сильнодействующее (наркотик), может, успокоится голова.
Ночью не спала, принимала ванную. Ночью еще хуже , чем днем.
- А в горы? Я мечтаю про горы для вас.
- Если доживу, то 6 июля поеду к Клаудии Чевезе в горы.
- За вами заедут ее сыновья?
- Слишком важные персоны. Филиппо заказал такси, четыре часа езды.
- Неужели вы одна поедете?
- Франко обещал меня проводить. Четыре часа туда, четыре назад, представляешь?
- Франко - настоящий кавалер. Передайте ему привет из Бостона (Франко - старый, наверное, уже 80-летний массажист, друг ЮА, - И.Ч.).
- А еще один мой кавалер прислал мне подарок.
- Какой кавалер и какой подарок?
- Мой бывший фиктивный муж Уго[2] прислал чудесный компьютер.
- Вот бы вам научиться пользоваться! Вы бы увидели все наши фотографии! Илюши вам не хватает! (моего сына – для обучения работе с компьютером, - И. Ч.)
- Ирочка, ты все забываешь, что мне 95 лет и у меня болит голова. Нина Бейлина все меня пропагандирует. Но я уже семь лет с головной болью, непрерывной – я недавно подсчитала. Встаю и ложусь с нею. И сколько ко мне народу приходит! Они думают, что те два часа, что они здесь сидят, мне приятны. А я их обманываю. Это сплошная мука. Но что можно поделать. Я и в гостях сейчас сразу прошусь на диван. Не могу работать, не могу читать... А вы пропагандируете...
- Юлия Абрамовна, это исключительно потому, что мы считаем вас волшебницей, а вы, оказывается, человек.
- Меня ... остановили, оставили жить, я не хотела. Я хотела уйти.
- Юлия Абрамовна, все же это не по-божески. Мы с вами не религиозные люди, но верующие, ведь так? Это не по-божески. Уйдете, когда Бог скажет.
- Хорошо, Ирочка, до свидания.
Телефонный разговор с Ю. А. Добровольской, 21 января 2010
-Юлия Абрамовна, вы говорили, что, когда с Леной Немировской были в гостях у Ирины Емельяновой[3], там была Ивинская. Она сидела молча, но, видно, привыкла к тому, что все ее разглядывают. Она показалась вам очень сексуальной. То есть эта черта выпирала.
А что бы вы сказали о Лиле (имеется в виду Лиля Брик, - И. Ч.) в этом смысле?
- О, с Лилей я была знакома, когда ей уже было много лет. Она неумеренно пользовалась косметикой, была близорука, так что не видела, как накладывает румяна или красит брови. Считала, что это нормально. В конце жизни была лишена того очарования, о котором рассказывала мне ее косметичка.
- Что она рассказывала?
- Женщина, у которой я брала крем, такие женщины были у многих, была «косметичкой» у Лили. И вот она говорила, что Лиля в молодости была фарфоровой, а внутри у нее словно был свет, зажженная свечка.
Ее нельзя сравнить с Ивинской, та - плохая поэтесса, думающая, что хорошая[4], мещанка с вульгарным вкусом, плебейка. А Лиля человек со вкусом безупречным, аристократка.
Они с мужем меня все время спрашивали, почему к ним в Париже так привязался Ив Сен-Лоран. Тот говорил: - С вами интересно. Лиля недоумевала, у них было так много несходного.
В Париже у Ива в спальне стояла ванная. Лиля совсем по-другому жила...
- Но она хорошо жила.
- Квартирки всегда были маленькие, просто она умела нанять хорошую кухарку, устроить прием, у нее была красивая посуда, приходили гости необычные. Да, а как ее любили дети! Вот тут Алеша Букалов принимал семью Табачниковых, бывших москвичей, теперь весь клан – в Германии. Так двое из них маленькими детьми приходили в гости к Лиле.
Как они любили у нее бывать! Как она понимала детскую душу!
- Да, у самой детей-внуков не было, но маленьких любила и привлекала. Все ушло на мужчин. В ваших воспоминаниях названа цифра 32.
- Их было много, но она не производила впечатления женщины легкой, доступной, она была женщиной интеллектуальной. На какой-то юбилей Василия Абгаровича она решила надеть наряд от Ива Сен-Лорана. Подарки кутюрье у нее лежали без употребления, а тут появился случай.
Юбка из тафты, в талию, к низу расширялась. Топик ярко-зеленого цвета. Это выглядело страшновато. Она уже не понимала, что нельзя так одеваться, нельзя так краситься. У нее лицо лишилось прежних выпуклостей, сильно похудело, краска плохо лежала.
- Да, она выглядит на последних фотографиях как раскрашенная мумия.
- И еще она плохо ходила, была с палкой. Опиралась на плечо В.А. В этом ярком изысканном наряде выглядела странно и, как я сказала, страшновато.
Об Окуджаве
- Мы с мужем после первых выступлений Булата поняли, что это талантливо, только у нас были сомнения – что это такое, с чем это едят. Нас смущала, например, гитара. Она считалась «мещанским» инструментом.
- Его первые песни были «блатные» - «Она по проволоке ходила, мотала белою ногой» или «Здесь остановки нет, а мне – пожалуйста...». Одни мотивчики чего стоят. Это же нужно было понять, что он – другой, что он от этого блатного дворового фольклора отталкивается.
- Он мне показывал дома на гитаре, что вот этот аккорд уже освоил, а этот не знает.
- Может быть, он был не слишком хорошим гитаристом. Но музыкальная часть его песен была превосходна, в полной гармонии со смыслом и интонацией.
- Когда потом вышел с гитарой Высоцкий, уже не было удивления, все уже знали этот жанр, человек с гитарой перестал удивлять.
- Это уже после «революции Окуджавы».
-Да, да, после Окуджавы. Он нас приучил к бардовской песне, вернее, ее открыл, стал ее зачинателем.
[1] В последние годы жизни ЮА, зная о его героической борьбе с болезнью и невероятной жизнестойкости, к Евтушенко потеплела, как впрочем, и я.
[2] С помощью фиктивного замужества Юлия Добровольская в 1982 году смогла покинуть СССР.
[3]Ирина Емельянова - дочь Ольги Ивинской, возлюбленной Бориса Пастернака.
[4] Не так давно в спектакле Нью-Йоркского театра «Диалог» о Пастернаке я услышала стихи Ольги Ивинской, обращенные к поэту, - и они мне понравились (прим. публикатора).
Добавить комментарий