У меня непонятная любовь к одной маленькой стране. Пожалуй, это глубокое, таинственное и прекрасное чувство пришло во сне, когда моя душа вырвалась из оков тела и полетела туда, где она хотела быть. Я отчётливо запомнила этот сон и то блаженное состояние полёта. Я парила как птица с мощными крыльями. Ветер щекотал лицо, шею, плечи. Воздух обнял упругой, нежной волной, и мы, как единое целое, в медленно убыстряющемся танце неслись над океаном, какими-то суетливыми странами, которые мелькали яркими картинками, словно в детском калейдоскопе.
Потом скорость полёта уменьшилась, и я, огромным воздушным лайнером замерла над спокойным, величественнo тёмно-зелёным пространством. Это был вековой лес с простёртыми к небу тонкими елями и толстушками соснами. Они сплочённой семьёй прижимались друг к дружке, и с высоты моего полёта были видны одним живым организмом, у которого белели тонкими капиллярами берёзки и сияли гладью вен шоссейные дороги. Воздушная волна, сотканная из аромата хвои, берёзового сока и медового янтаря, подняла меня выше , и я заметила голубые капельки-бусинки, развешенные гирляндами в огромном лесу.
Потом мне показалось, что это капельки росы или дождинки после ливня. Хвойный великан приветливо приподнял игольчатые лапы, и стали заметны маленькие аккуратные, разноцветные домики. Они были крошечными цыплятами под крыльями листохвойной мамы-наседки. Mамы-родины.
Я проснулась, вернее сказать, - пробудилась в странном состоянии. Словно очнулась, не желая вырваться из объятий Морфея. И вдруг поняла, что часть моей души осталась в той далёкой стране. Забегая вперёд, скажу, что для воссоединения души понадобятся 15 долгих лет.
А в то утро я встала со здравым осознанием моего путешествия. Во время полёта я видела контур той страны. Она выделялась из мирового пространства слабым ягнёнком, который пытался выбраться из мешка. Однако при более долгом рассмотрении оказывалось, что беззащитно взывающая о помощи лапка-это рог шлема храброго воина, который развернул свой взор на Восток. У воина - крутой упрямый лоб, гордый открытый взгляд, отточенный прямолинейный нос, чувственные губы произносящие приветствие мира и волевой, решительный подбородок. Это была Финляндия. Страна, которая переплелась историей и культурой с моей Россией. Или Россия пыталась переплестись с ней...
Итак, она звалась Финляндией. Как та самая, наша любимая пушкинская Татьяна, которая не привлекла бы наших очей красотой сестры своей, но привлекла моё сердце. Чем могла притянуть меня холодная, далёкая, неведомая страна? Почему так настойчиво позвала в дорогу? Я начала сборы, пытаясь ответить на эти вопросы. За то время, пока я, наконец-таки, собралась, можно было бы выучить в совершенстве язык.То ли меня испугали пресловутые 15 падежей с немыслимыми послелогами, нестандартными глагольными управлениями и неуправляемыми чередованиями согласных, то ли, если называть вещи своими именами, я - тот танцор, которому всё мешает танцевать, но мои лингвистические усилия начались и закончились единственным словом "kiitos" , которое я с гордостью и радостью дарила пограничникам и таможенникам, продавцам в магазинах и гидам на экскурсиях, когда поездка всё-таки стала реальностью.
Моя благодарность распостранялась на всю Вселенную. Я всем и за всё говорила "спасибо" по-фински. Спасибо тому волшебному сну, который стал настоящей Мечтой. Спасибо той парящей над буднями Мечте, которая превратилась в доброе Наваждение. Спасибо тому прекрасному Наваждению, которое обернулось Дорогой.
Я благодарила самолёт, который рассекая безграничность неба надо мной и бездну океана подо мной, помог оказаться на другом континенте. И стук колёс бегущего поезда с мелькающими картинками за окном. Моя благодарность растекалась по всему мирозданию, вбирая в себя щебет птиц и мерцание звёзд. И душа моя, познавшая частоту вибрации нашей планеты, начала генерировать любовь ко всем без исключения людям и всему живому. Если бы рядом оказались физики, они бы с холодной рациональностью объяснили моё состояние частотой резонанса Шумана . Но я ничего этого не знала, да и зачем лирикам знать занудство физиков?
В моей истории пересекается будущее с прошлым, а прошлое настойчиво стучит в окно настоящего, пытаясь найти дверь в будущее.
Через неделю после того сновидения, меня вызвала к себе директор нашей библиотеки Эльвира Сагидовна и начальственным голосом торжественно провозгласила: "Шаталова, отправляем вас в командировку!"
- В какую? -не поняла я.
Занимая пост скромного библиотекаря, я знала всё о книжном фонде и каталогах. Даже могла бы защитить диссертацию на тему "Роль дырочки в каталожной карточке ", но чтобы была командировка куда-то, это новшество даже в эпоху перестройки выгляделo сенсационным.
-Hечего на меня так пялиться,- отреагировала на мой вопрос высокопоставленная представительница культурно-литературного наследия.
- В наш институт экологии, на факультет почвоведения приезжает иностранная делегация!
Какая-то сила удержала меня произнести вслух следующий вопрос:" А я-то здесь причём?"
Но тем и хороши представители духовного наследия, что умеют отвечать на немые вопросы.
-Люди едут узнать больше о генезисе, экологической оценке, восстановлении плодородности, защите и рациональном использовании биоразновидностей почвы нашего региона, - громыхнула Сагидовна, как мы её ласково называли за её спиной, - мы располагаем необходимой литературой. Организуете выставку на факультете, подготовите доклад на данную тему, примете участие в научной конференции и прениях, ну и так далее, декан факультета введёт вас в курс дела.
Я, конечно, понимала, что библиотекарь -это и жнец, и кузнец, и на дуде игрец, и поскольку у нас ещё был и факультет Экологической химии, я мысленно поблагодарила Создателя, что мне не надо будет готовить доклад на тему мониторинга и определения путей предотвращения загрязнения окружающей среды токсическими соединениями, в которых я ничего не соображала.
Видимо моя мысленная благодарность затянулась, и Сагидовна раздражённо уточнила:"Что вы стоите как пень?"
-А, а когда это будет? - -попыталась я продолжить вежливый диалог.
- Завтра с утра я командирую вас в распоряжение декана на неделю.
-Завтра суббота, зачем-то напомнила я ей день недели, вызвав гневную реакцию на мою бестолковость.
- Какая вам разница? Или вы хотите сказать, что у вас выходной? Здесь я определяю, какие дни рабочие и когда выходные.
С тех пор прошло так много лет, но все последующие события запомнились с поразительной отчётливостью. Даже та ночь накануне той пресловутой субботы, когда я не могла заснуть, судорожно пытаясь представить свой научный доклад на конференции.
Утро субботы было суетливым. В ответ на моё скромное "доброе утро!" декан голосом раненного в бою командира, который требует подкрепления по рации, прохрипел : "Где вас черти носят? Выставка научно-популярной литературы уже должна быть развёрнута в актовом зале. Они уже едут!"
"Они уже едут"- преподавательское разноголосье и переполох на факультете напоминали город Устюжна, Вологодской области, в ожидании гоголевского ревизора. И гениальная толстовская фраза "Всё смешалось в доме Облонских" как нельзя лучше объяснила бы, почему декан бежал в актовый зал с веником, а техслужащая пыталась обогнать его с профессорским портфелем.
И вот они приехали! Прилетели с ветром перемен, свободы и гласности. С виду такие же люди, как и мы, но - иностранцы. Это -ино- - другой мир: ино-планетянe. Это "ино" было в одежде, манерах, речи. Всё было свободным, независимым, непринуждённым...
Выставка никого не заинтересовала. Делегацию, интересующуюся биоразновидностью и плодородностью почвы нашего региона, больше волновал вопрос, где они размещаются и когда можно пообедать. Переводчика почему-то не оказалось, но декан, воодушевлённый моими способностями "организации выставки в кратчайшие сроки", решил, что и с переводом я справлюсь подобным образом.
Я чувствовала себя профессионалом, который в страшном сне забыл всё, что когда-то знал в другой жизни. Интернациональным языком жестов, прищёлкивания языком, вращения глазами, головой и с помощью забытой лексики из курса иностранного языка в институте, я пригласила гостей в нашу студенческую столовую, где уже были хлебосольно накрыты столы.
К счастью, переводчик всё-таки прилагался к этому проекту, и, когда застолье, с пышными и торжественными тостами, подходило к концу, а я, вошедшая во вкус своими внезапно открывшимися лингвистическими способностями в перемешивании английского из института, немецкого из школьного курса и французского из песенного репертуара Джо Дассена, каждый тост сводила к лаконичному " Dear Friends! Freundschaft! Dans le bruit des jours comme dans les flux de la pluie Par la feuille arrach; e tourner ", появилась она - госпожа Исакова, или просто Мария, как она просила называть себя, высокая, сухосочная, как пересохшая засоленная таранка, с глазами на выкате. Этими мутно-недовольными глазами она презрительно покосилась на меня и, в знак благодарности за двухчасовое замещение, выдавила шипящее:"Прекратите этот балаган!"
Потом нам пришлось терпеть друг друга целую неделю. О том необычном проекте можно рассказывать бесконечно. Всё происходящее было новым, ярким, запоминающимся, пожалуй, даже лучше сказать - врезающимся в память, сердце и душу.
Руководителем делегации от европейской ассоциации почвоведения оказался финн - Матиас. Я вспомнила свой сон, когда он случайно прикоснулся к моей руке, и во мне запульсировало головокружительное чувство полёта, испытанное тогда. И его глаза напоминали тот сон своей зелёной хвойной поволокой, обрамляющей янтарь с вкраплениями. В лучах солнца янтарные глаза Матиаса были наполнены мягким светом и казались тёплыми.
Третьим глазом высшего пробуждения я увидела себя сосной третичного периода, 65 миллионов лет назад, когда на Земле произошло потепление и увлажнение климата. И ощутила, как по моей шершавой коре стекали медовые слёзы смолы. Потом эта смола затвердела, превращая меня в хрупкий камень.
Дальше на экране моих воспоминаний появился маленький мальчик. Он радостно вскрикнул, когда увидел меня под своими ногами. Помню его маленькую тёплую ладошку, в которой он спрятал меня, и там было так мягко и уютно, а через щелки его пальчиков солнце казалось красным. Мальчик постоянно носил меня с собой, а ночью прятал меня под подушкой. Я тихонько перекатывалась и сползала под его тоненькую тёплую шейку. Она грелa меня и медленно плавилa. Я становилась его клеточками, растекалась в нём, вбирая в себя запах его волос, которые были похожи на луговыe ароматныe травы.
И ещё вспомнила, как он горько плакал, когда не нашёл меня однажды под подушкой. Я успокаивала его, повторяя, что я уже навсегда с ним, я - в нём, ему не надо беспокоиться, но мальчик меня не слышал. А потом к нам подошёл высокий старик в льняной рубахе, с белой, длинной, шёлковой бородой. Он поцеловал наши глаза и сказал:" Матиас, этот янтарь стал твоими глазами! Посмотри на себя в зеркало."
Старик поднёс к нашему лицу голубовато-мутное зеркало, и я вдруг увидела себя, а мальчик радостно засмеялся и сказал: "Как красиво!"
Всё в том библиотечно-факультетском проекте оказалось не так плохо, как я себе вообразила. Вернее сказать, всё оказалось с точностью до наоборот. Эта неделя стала самым счастливым мигом моей жизни. В ту судьбоносную субботу, помимо организованной выставки и переводческой деятельности, я подобрала научную литературу для выступления тем преподавателям, за которыми и были закреплены научные доклады, равно, как и материал для аспирантов, которым надлежало участвовать в прениях.
По сути дела, моя роль свелась к присутствию на историческом мероприятии в качестве человека, который может помочь в любой ситуации, начиная от иголки, чтобы зашить стрелку на колготках выступающей с докладом и до организатора внеплановых экскурсий для всех желающих, и ещё я могла быть полезна моей территориальной привязанностью к выставочному фонду, где я постоянно меняла расположение книг, что придавало выставке первозданность.
Поскольку к выставке уже на второй день никто не подходил, подобранный материал для докладов лихорадочно-тщательно изучался, колготки ни у кого не рвались, а экскурсии никого не интересовали, кроме Матиаса, моим основным занятием оказались исторические и литературные туры по нашему городу вместе с руководителем делегации. Вначале мы обследовали город вечером, когда гостеприимный декан позволял всем закончить рабочий день. Потом стали появляться дневные "окна", когда часть хозяев, принимающих делегацию, была занята проведением лекций и семинаров со студентами, а другая часть, свободная от ежедневной преподавательской рутины, вместе с гостями рассредотачивалaсь ртутными шариками по территории института, ботанического сада и опытных учхозов.
Матиас был страстным коллекционером исторических памятников, музеев, выставочных залов. Его знания всемирной истории и русской литературы завораживали меня. Каждая встреча с ним радовала и волновала.
Сказать честно, это не было любовью с первого взгляда. Он не понравился мне в первый день встречи. Прищур его глаз показался надменным. Спортивная фигура и бугристые мускулы на руках - вызывающими. Белая рубашка с чёрным галстуком - заносчивыми. А в столовой мне вообще не хотелось встречаться с ним взглядом. В его строгом молчаливом подбадривании выступающих и моего перевода я видела насмешку.
И когда первый раз он вместе с переводчицей - просто Марией - подошёл ко мне с просьбой рассказать о нашем городе, я сухо отреагировала парой незначительных фактов.
-Но ведь одна из версий этимологии названия вашего города — финно-угорская. Согласно этой версии, город нарекли в честь реки Тверцы, а Тверца, в свою очередь, является производным от финского слова tiort «быстрый», - скрипучим голосом, официально чётко, сказала просто Мария, перекрывая своим переводом глубинный грудной голос финна.
Я растерялась. Хорошо, что госпожу Исакову отвлекла одна из преподавателей, попросив её срочно подойти к декану. Просто Мария уколола меня взглядом остро отточенного ножа и властно прошипела: "Никакой здесь самодеятельности без меня" И тогда мне показалось, что она не просто Мария.
-Не боойттесь, - неожиданно услышала я голос Матиаса. Предложение, сказанное на русском, звучало забавно с удлинённым гласным звуком и двойным согласным заикающегося человека.
-Вы, вы говорите по-русски?- изумилась я.
- Даа, тооллко никому не говворитте, - тихо попросил он, делая смешное ударение на первый слог каждого слова.
Нам удалось сбежать от не просто Марии в тот же вечер. Матиас оказался интересным собеседником. Стало очевидным, что прищур его глаз был близоруким. Он плохо видел без очков. Спортивная фигура не кичилась бугристыми мускулами, а была естественным доказательством занятий любительским спортом. В строгом лаконичном стиле одежды не было никакой заносчивости. Матиас любил белоснежные наутюженные рубашки, которые были его визитной карточкой.
На следующее утро меня вызвал декан.
- Вы были с Матиасом в городе?!- утвердительно-вопросительно сказал он, прокручивая и рассматривая шариковую ручку в своих руках.
В принципе, ничего преступного не было в нашей вечерней прогулке. Мы много говорили о городе, шутили, смеялись. Матиас проводил меня до самого дома, крепко пожал руку, пожелав спокойной ночи. Однако было в этом что-то тонко незримое, пробивающееся зелёной травинкой через асфальт. Мне не хотелось, чтобы чужие посторонние глаза, руки и разговоры коснулись этой темы.
-А как же вы общались без вашего знания иностранных языков?- подозрительно спросил декан, перейдя в наступление тяжёлым взглядом и раздражённым постукиванием злополучной ручкой по столу.
Я попыталась отшутиться:" Да так же, как и на банкете в их честь!"
- Вы здесь дурака не валяйте! - отрезала госпожа Исакова, появившаяся волшебным джином из ниоткуда. И голосом железной леди продолжила: "Вы можете проводить время вместе, но мы должны знать, о чём вы говорили, чем он интересовался. Вы понимаете, о чём я говорю?"
Пауза с моим ответом затянулась.
" Да, вот...", - сказал декан, пытаясь затушевать неловкость, которая растеклась по холсту картины, где уже были очерчены контуры и силуэты, но, как неопытный художник, неосторожно размазал краску, которая зловещей струйкой дыма вытянулась из картины и облаком угрозы повисла в кабинете.
-Идите и подумайте о сказанном,- выставила меня из кабинета непростая Мария.
Я понуро сидела около моей выставочной экспозиции, когда подошёл декан и примирительно-извиняющимся тоном заметил:"Ладно вам! Не надо так реагировать! Всех наших гостей-друзей перепугаете таким внешним видом. Люди не пойми что подумают. Да встречайтесь на здоровье! Вы - свободный человек в свободной стране!"
-Да не встречаемся мы, - дрожащим голосом ответила я, пытаясь не расплакаться.
-Вот и ладно! Нет причин для переживаний! - ещё более дружелюбно сказал декан.- И не забывайте улыбаться! У вас очень красивая улыбка, которая всем нравится.
В круговороте дня я забыла о неприятном случае. На следующий день никто меня не беспокоил расспросами, и случившееся как-то выветрилось из моего сознания.Мы продолжали общаться с Матиасом. Правда, у меня появилась мания преследования. Мне стало казаться, что кто-то ходил за нами по узким старинным улочкам города. Я резко оборачивалась и сталкивалась взглядом с одиноким прохожим, который просто завязывал шнурки на ботинках или пил кофе на скамейке в парке...Мне стало казаться, что появившийся шум в домашнем телефоне - это свистящее дыхании нашей переводчицы, а однажды ночью мне даже приснились её пронизывающе колючие глаза на потолке моей квартиры.
Та неделя обладала скоростью молнии. Вспышкой мелькнул один день, и другой, и третий...За это время я успела ощутить головокружительный полёт из моего сна, когда Матиас, рассказывая о Финляндии и показывая высоту памятника российскому императору Александру Второму, установленному на Сенатской площади, нечаянно коснулся моей руки. Hаше общение установилo границу личного пространства, где были непозволительны прикосновения. Это скрытое пространство таило в себе тайну наших янтарных глаз.
Незаметно нагрянула последняя суббота. Позади были и конференция, и доклады, и прения, и поездки по местным учхозам, и замеры проб почвы... И одиноко стоящая никому ненужная выставка научной литературы. И банкет, на котором благодарственные слова говорили все без исключения. И последнее совместное культурное мероприятие, придуманное неизвестно кем, -поход в оперный театр, на «Аиду» Верди. Весь профессорско-преподавательский состав нашего института и непростая Мария оказались ценителями этого наиболее известного и популярного произведения музыкального театрального искусства. Все сидели с натянуто прямыми спинами и серьёзными выражениями лиц, как примерные ученики школы, которых привели на экскурсию со строгим классным руководителем. Гости, наоборот, увлеклись занимательным сюжетом трагедии, успевая оглядывать зрителей и поглядывая на часы.
Но вот и последнее совместное мероприятие оказалось в прошлом. Все долго и шумно прощались. Иностранцев ждал автобус, и они, как гусята, потянулись за госпожой Исаковой, под зорким оком которой находились. Матиас приотстал, дожидаясь меня, потом махнул рукой и прокричал недовольной госпоже Исаковой, что вернётся в гостиницу самостоятельно.
- Самолёт завтра утром. Надо пораньше лечь спать, - почему-то по-русски металлическим голосом ответила непростая Мария
- Я хотел выразить вам свою благодарность, - смущённо сказал Матиас,- у меня было прекрасное время с вами.
-У меня тоже, - заряжаясь его неловкостью, тихо ответила я.
- У меня всё время было ощущение, что мы смотрим на мир одинаковыми глазами.
Я улыбнулась. Его генетическая память не позволила Яви Потаённой открыть знания о прошлых воплощениях.
- Я нарисовал для вас картину и хотел бы подарить. Брать в театр не стал, она большая.
- Вы ещё и рисуете? - удивилась я.
- Да, иногда, когда есть настроение, - ставя ударение на первый слог каждого слова, -ответил он.-Будет удобно, если мы придём ко мне в гостиницу, я вам отдам картину и провожу домой?
-Конечно, - не задумываясь сказала я.
Мы медленно брели по ночным улицам. Была классическая весна с дурманящим ароматом жасмина, акации и чего-то ещё сладостно волнующего. Наверное, зацветала липа. Мы старательно держали неприкосновенную дистанцию между нами. И молчали. В ту ночь молчание было высшей формой общения. Громким стройным хором стрекотали цикады, оплакивая наше расставание.
-А можно я поднимусь к вам в номер? - спросила я.
Матиас в замешательстве кашлянул.
- Вся ответственность лежит на мне, - бодро засмеялась я, пряча смущение.
Упакованная картина стояла на обувнице. Я развернула шуршащую, плотную, словно накрахмаленную бумагу - и непроизвольно ахнула: "Вот это да!"
На холсте было сюрреалистическое переплетение мечты и реальности, слияние прошлого, настоящего и будущего, объединение любви и материнства. Короткие мазки тёплых красок создали напевную весеннюю гамму. B лучах восходящего солнца стояли двое. За их спиной бушевал своей быстротечной подвижностью реальный мир. Впереди мерцало неопределённое будущее, куда эти двое, держась за руки, шагнули как в Космическое пространство, оставшись в настоящем застывшими янтарными вкраплениями. Это был миг, которому принадлежала вечность.
Прерывающимся голосом, с тем же неправильным ударением, придающим русским словам финскую неторопливую округлённость и милую запинку согласных звуков, Матиас сказал :"Я благодарен вам за всё. Я нашёл часть моей души в вашей душе. Мне так жаль, что я не могу быть с вами. Простите меня."
-Имеет значение только то, что мы сейчас вместе, - подумала я.
-То, что мы сейчас вместе - будет всегда с нами. Я буду любить вас вечно!-сказал Матиас.
Временной спиралевидный коридор с ярким бело-голубым освещением затянул меня космической скоростью. Спираль раскручивалась от настоящего мгновения в прошлое, когда я растворялась в Матиасе, превращалась в его глаза, затем эта спираль делала причудливый изгиб в будущее, и я ощутила себя снова капелькой смолы, в которой застыл маленький осенний листок с янтарными прожилками-глазами Матиаса.
Благодаря ночному Провидению, первым солнечным лучом было рождено утро. Вначале луч осторожно и робко заглянул в окно, потом смелее шагнул в гостиничный номер и заскользил по стенам, растекаясь теплом и ярким светом. Громко, как-то все сразу, дружным хором запели, заголосили птицы. Это было чистое солнечное утро. Пронзительное от воздуха, наполненного счастьем, к которому можно было прикоснуться, ощутить в своих ладонях, услышать и даже попробовать на вкус. У этого чувства был аромат зернового кофе в постели. Звук громкого щебета птиц и ощущение лёгкого прикосновения к разогретой на солнце коже, глазам и губам.
Ночь и утро были защищены Вселенной с кратким именем: Любовь. Просто Любовь. Только Любовь. Как простая жизненная формула. Он. Она. Просто они. Только они.
Стук в дверь с грозным голосом госпожи Исаковой показался потусторонним явлением, не имеющим никакого отношения к действительности :"Сколько можно ждать? Уже все в автобусе. Мы опаздываем на регистрацию рейса."
- Не надо ждать, - твёрдо и очень спокойно по-английски попросил Матиас. - Я доберусь сам до аэропорта.
-Вы взрослые люди и знаете, что делаете, -по-русски, раздражённо и грубо, ответила непростая Мария.
Мы мчались в аэропорт на такси по утреннему городу, который превратился в триумфальные арки всего мира. Нам было необходимо, пройдя через них, преодолеть родовые пути прошлого для рождения в будущем. Город выстроился для прощания почётным караулом цветущей сирени и тополями с клейкой изумрудной листвой.
-Ты! Просто ты! Только ты!- стучало моё сердце в наших крепко сжатых единых ладонях и губах, замерших в непрерывном поцелуе.
В аэропорту была обычная сутолока. Мы влились в очередь с нашей делегацией на регистрацию рейса. Люди приветливо здоровались. Кто-то делал вид, что ничего не произошло, кто-то, не скрывая любопытства, открыто разглядывал меня и Матиаса. И только у госпожи Исаковой были бегающие, перекошенные от злобы и уклоняющиеся от прямого контакта глаза.
- Спасибо тебе за всё. Я буду тоже помнить тебя всегда, - шептала я на ухо Матиaса, продолжая обнимать его безжизненными руками.
Утром следующего дня я была вызвана в кабинет ректора. За столом ректора и вдоль стен сидели большие чины и звания от науки. Я, как провинившаяся, стояла в конце длинного массивного стола, где до моего сознания какими-то урывками и отрывками долетали искажённые голоса: "Опорочила. Недопустимо. Позор. Моральный кодекс.Честь. Нельзя терпеть Гнать. ..." Гул усиливался, как шум волн перед штормом.
Ещё я запомнила наш город. Пустой и мёртвый без Матиаса. Опустошённо я ходила по его гулким улицам, бесцельно, не находя себе места. У меня не было работы, исчезли друзья и знакомые.
Через месяц я не выдержала и написала ему всего одну электронную строчку: «Сегодня месяц, как я без тебя" И тут же пришёл ответ :"Ты не одна. Моя любовь - в тебе, а твоя - во мне" .
Странным образом, я почувствовала, как Любовь глубоко проросла во мне своими корнями, подарив новую жизнь. Токсикоз стал самоочищением от клеветы, насмешек и осуждения.
Больше я ничего не слышала от Матиаса и не писала сама. В этом не было никакой необходимости. Он жил во мне маленьким человечком, на котором я сконцентрировала всю мою любовь, нежность и заботу.
Mой Матиас, Матвеюшка, родился абсолютно здоровым и счастливым ребёнком. И талантливым. Когда ему было пять лет, наша художественная школа организовала его персональную выставку. На выставке случайно оказался преподаватель Академии Художеств из Нью- Йорка. Нас пригласили на учёбу в Америку.
Да, а ещё до того, как Матвей стал достаточно известным молодым дарованием в Америке, он стал расспрашивать о своём отце. Я, ничего не придумывая, рассказала ему, что отец улетел за Полярный круг и не вернулся.
-Не смог или не захотел вернуться обратно, - уточнил мой гениальный сын.
-Не смог, но он превратился в тебя.
Матвей на секунду задумался и твёрдо сказал: "Это хорошо! Я - это он. Он - это я. Мы будем тебя любить всегда!”
Тот сон-полёт остался со мной. Tе капельки росы или дождинки после ливня, оказались моими слезами, а потом обернулись тысячами озёр, которые нам с Матвеем захотелось увидеть.
И вот мы в Финляндии. Стоим на Сенатской площади.
-Какой же он высокий, - говорю я, показывая на памятник императору Александру Второму.
Моя рука касается руки Матиасa. Рука подростка по-мужски крупная с бугристыми мускулами. А глаза у сына с хвойной зелёной поволокой, обрамляющей янтарь с вкраплениями мелких травинок.
-Как же я вас люблю, - улыбаюсь я. -И меня, и отца, и страну?- уточняет сын, провожая взглядом белую кричащую чайку - мою душу, выпорхнувшую из моего сна, чтобы воссоединиться с прекрасной страной, где живёт Любовь.
Добавить комментарий