Взглянуть из текущего в прошлое - это повседневность. Что было вчера, на прошлой неделе, в прошлом году. Наконец, в каком-то классе школы или в детском саду... Всё это трудно сравнить со взглядом на уже преодолённый земной век из мира другого.
* * *
И мысли, и дела Он знает наперед
Мир сегодняшний и вчерашний. Все в общем движении, где узнаваемости и повторяемости значительно больше, чем неожиданностей и различий... Сложно и просто. Дом повседневности строится из кирпичей с особой жизненной связкой. То затвердевающей быстро, как цемент. То, никогда не твердеющей, как хороший мёд. То, как бы с яичной связкой, которая может быть подвижной и трансформируемой, а потом окаменевающей навек. Дом может крепко стоять и быть пустым. Эта пустота может возникать, а потом исчезать как бы бесследно.
Сижу дома за столом, в руках конверт. Глаза затравлено смотрят в пространство, ничего не различая перед собой... Гляжу вокруг на все известные мне семьи - трудно найти примеры вечного горения. А может, это за пределами возможного. Возможного - в любом из миров.
На столе у окна стоит колесо. Белка перебирает лапками. Колесо крутится...
Бегаешь по цепочке ежедневных дел и кажется, что это естественная форма существования. Отрешаешься от быта и суеты, погружаешься, как сейчас говорят, в виртуальный мир, и нет необходимости заморачиваться деньгами, квартирой, машиной, дачей. И вообще, какими-либо атрибутами богатства или нищеты, здоровья или болезней. Суета сует - зачем это?
Все ритуалы с похоронами, кремацией - это как действия со старой одеждой, от которой уже освободился ее владелец. Пятна, потертости, фасон уже не соотносятся с их носителем. Как и недомогания, болезни, временные изменения. Все разом становится иным и создается своим восприятием: воспоминанием, видением. Было ли или не было, но быть могло...
Где рай и где ад: на Земле или вне её? Мысли позволяют отстраниться от нежеланного. А адские терзания тела даже невозможно представить при бестелесном существовании вне Земли. Англичане говорят, что истинность мысли не зависит от искренности её произносящего. Правда или ложь, реальный или виртуальный мир, фантазия или реальность сошедшего... Кажется, что все варианты почти равновесны, если мысли вызывают отклик, взаимопонимание. А если нет? Можно переключиться на волну памятных событий.
Кажущийся земной век подходил к концу. Тогда я с этим не хотела и не могла примириться. Я приструнивала свое тело надеждой, но оно всё чаще нуждалось в больничной койке вместо радостного застолья. Уже оказалось невозможным перемежать работу с болезнью. Работа всегда была большой частью жизни, общения. Но, кроме того, она порой оказывалась прикрытием некоторых тайн, почти неизбежно сопутствующих повседневной жизни.
Свидетельства многого дорогого надежно укрывались в глубине ящиков рабочего стола. Частица души оставалась в этих упакованных в рабочий стол тайнах. Письма, сувениры, собственные стихи-песни к особым событиям любимых и любящих друзей, существующих за пределами домашнего круга, за пределами легальной семейной жизни.
Я никогда не противопоставляла милые и даже серьезные увлечения моему дому, семье, хотя и совместить их было непросто. Но это было как глубокий живительный вздох, как букет цветов, отпуск на море на фоне хлопотности бытовых забот и ежедневной работы. О большинстве встреч я могла бы рассказать дома, но при этом исчезал какой-то особый ласкающий аромат тайны, прекрасной недозволенности. И даже если это была милая прогулка по улицам с ласковыми полунамеками, - это должно было оставаться только между мной и ним. В полном виде я никому не готова была об этом сказать.
Тобой восторгаются, тебя носят на руках. Ты вдыхаешь этот сногсшибательный аромат симпатии и любви. Трудно устоять. Спасительно переполняются легкие, ты взлетаешь. Ты паришь. Ну, как при этом выдохнуть этот эфир и опуститься на реальную землю? Букет складывающихся отношений очень разнообразен. Покорность порой бесит, а в другой момент чем-то влечет. Порой начинаешь думать, что в человеке всегда присутствует доля рабовладельца. Взмахнуть бичом, услышать лепет... По-барски проявить милость...
А зачем это нужно мне? Давний приятель, говорил, что это НН - нравится нравиться, и от этого никуда не деться. Мужчина - приятель, это понятие виртуальное. Если ковырнуть чуть глубже, почти всегда обнаружится потенциальный поклонник, до поры до времени слабо верящий в свои возможности на данном фронте.
Мне представляется, что для мужчины его отношение к женщине - это особый фронт со всем комплексом тактических и стратегических задач. Рекогносцировка, подготовка, концентрация сил, атака... Победа - блаженство и счастье до протрезвления. Поражение - свирепость и злоба, не нивелируемые никаким хмелем.
Это я прочувствовала особенно сильно в те долгие вечера, когда я надрывно перебирала потаенное - эти звездочки прошедших лет, которые имели даты, отмечали мгновения, но никогда не исчезали из моего бытия. И в те годы - оно могло быть реальным, бытовым, длящимся, а могло быть волнующим восприятием придуманной жизни. Выбросить - сохранить, порвать - оставить. Это, собственно, не конверты и письма, это - ячейки моей души, моего сердца.
Самое дорогое я не могла отдать на хранение никому. Дело здесь не в тайне, не в степени крамольности событий, это часть моей жизни. Я не могла оторвать это хотя бы территориально от себя. Принесла домой. А что, если сын или муж увидят это? Нет, они не будут смотреть мои бумаги, в этом я убедилась более чем за четверть века. А ведь глупа эта "порядочность", если, положа руку на сердце, сопоставить ее с ограниченной порядочностью событий. Да и я порой не ограничивала себя подобными нормами. Но так уж повелось у нас в доме - "жена Цезаря вне подозрений". Могли быть обиды на невнимание, на непредсказуемые обстоятельства вышедших на поверхность встреч. Но всегда находились объяснения из принципа позволительных пределов НН - "нравится нравиться".
В этот момент, насколько позволяли силы, я была вся в этом пакете. В тяжелые минуты я порой готова была уничтожить следы былого. Но и на это не было сил, да и мне казалось, что вместе с этим отражением жизни уйдет сама жизнь.
Клетка с колесом. Белка перебирает лапками. Колесо крутится, увлекая этой свободой неволи...
Женщине нужна свобода. Жизненно необходима свобода. Ритм повседневности не дает возможности чувствовать себя свободной. Для этого необходимо либо обильное свободно планируемое время или короткий миг, но насыщенный и насыщающий необыкновенным. В этот вакуум врываются увлечения. Далеко ведущие увлечения, - когда острота восприятия позволяет летать, позволяет влететь в мир прекрасного мгновения. Эти мгновения считаны и молниеподобны. Восторженно испепеляющие. В каждом случае это был магнетизм особой силы, захватывающий вихрь шарового магнитного поля, изолирующего от проникновения сигналов извне. Нет мужа, нет семьи, нет других людей и обстоятельств. Даже нет мамы. Все здесь, сейчас, в происходящем и в мгновенно возникающем ожидании следующего вихря. Не подлежит критике в момент пришествия. А потом... Что потом?
Сегодня я проникаю в те дни со стороны. Годы, украшенные мгновениями. А остальное время? Тогда казалось, что остальное все - тяжелый балласт, который необходимо сместить на обочину. Но так, чтобы все осталось так, как есть. Только бы не мешало восприятию вихря, несущего наполненность и радость.
Когда-то говорили, что приходит время все оценить по гамбургскому счету. Вряд ли. Жизнь это не совокупность сил, которые можно сопоставить с помощью объективных приборов. Жизнь это не совокупность товаров, которые можно сравнивать по реестру, купить или продать, поменять или выбросить. Нельзя сопоставить любовь к дому, к сыну, наконец, к мужу с силой влечения к обольстительному поклоннику. Гигантский импульс в исчезающе малый промежуток времени...
Если взглянуть, переступив все стадии жизни, - это несоизмеримые понятия, несоизмеримые масштабы. Там - острота восприятия. В повседневности - острота неприятия. Сопутствующий им след во многом противоположен: увлечения оставляют ощущения восторга и радужного многоцветья. Здесь может промелькнуть тень, но рядом солнце. Повседневность оставляет печать однообразия, серости, неудовлетворенного поиска. В ней - может промелькнуть солнце. При встречах с дорогим поклонником даже представить невозможно множественность ссор и выяснений отношений. При их возникновении путь к этим встречам с преодолением препятствий и тайнами становится неоправданным и прерывается. Проблемы отношений с домашними же наслаиваются, и после одних ссор приходит время следующего охлаждения (или следующего увлечения). Действующие лица однозначно ограничены и не изменяются, и скорей нужно чрезвычайное усилие для разрыва, чем для продолжения. Но в бытовой повседневности очень трудно согласовать неизбежность с манной небесной, неожиданно снизошедшей на заблудшую душу.
Стопки памятных почтовых конвертов, фотографий, страниц... Для моего сознания этот гербарий памяти, собственно, ничего не добавляет. Я вижу все, не касаясь конверта. Но все дорого, как часть тела, которую невозможно отторгнуть. Подарки судьбы, главные действующие лица...
Конверт с лирическим музыкальным ключом - самый пухлый, самый долго пополняемый. Хорошо, когда тебя любят. Но еще прекрасней ощущение своей любви. В четырнадцать лет даже трудно сопоставить свое состояние с каким-либо словесным понятием. Но так уж повелось это ни с чем не сравнимое состояние то полета, то надрыва и безнадежности сопоставлять с затертым определением романов - любовь. Мне и сегодня даже мысленно страшно произнести это имя. Как бы поделиться своим чувством с кем-то другим. Тут я безграничная собственница. Мера недоговоренности в его отношении всегда была мало объяснима. Острота появлялась или разбавлялась попутными дуновениями. Но вновь и вновь с юношеской пылкостью и верностью возвращалась на круги своя.
Как можно обойти почти курортное знакомство, перешедшее в многолетние совершенно особые отношения. В этом человеке удивительно сочетались интеллигент при светском общении и Хозяин и властелин в домашней обстановке. Взгляд, прикосновение - все горит в тебе. Как маков цвет. Как же это могло угаснуть, остановиться?
Но происходят метаморфозы. Новое весеннее поле. Пленяющий аромат свежих цветов... А может, следует относиться к себе строе и сказать резче: простительно ли, когда вспышка внутреннего света подменяется нажатием выключателя, когда клин клином вышибает?
Последняя по времени радость, последняя по времени боль. Он был не похож ни на одного моего предыдущего знакомого. Простой, прокуренный, не прикидывающийся интеллигентом. Сильный и очень искренний. Если бы кто-либо до этого сказал, что я буду захвачена таким поклонником, я бы плюнула ему в лицо. От него только один листок: "Самому дорогому зверю на свете! Сим торжественно объявляю, что очень люблю, и с моей стороны не может быть и намека на измену. В этом можешь быть уверена, как в самой себе".
Вспомнилось другое письмо. При шутливой игре в первые месяцы замужества я заручилась от мужа схожей распиской под диктовку: "Моей госпоже. Обязуюсь любить свою госпожу, даже если она станет, как трехстворчатый шкаф," - проблема полноты с молодых лет была острой. По-видимому, я не очень изменилась за многие годы. Да, многое, похоже, оставалось без изменений, но, черт побери, действующие лица менялись.
Белка перебирает лапками. Колесо крутится... Колесо отдаляется...
Дорогие имена, особые времена... Они живут по своим именам, самым радостным событиям. Потайной ящик не сохранил некоторых маленьких значков былых дней. Но в памяти прописано всё. В памяти прописаны все. Проходка штрека прошлых лет. В отвале - события реальные, события желанные, события мнимые. Между ними мои мысли. Кое что, что казалось в реальной жизни важным и определяющим, неожиданно представляется случайным эпизодом. Из вороха этих случайностей и совпадений складывается жизнь. Увлечение манит, и нет сил остановиться. Наркотик. Приходит другое время, и другие или те же имена опять бросают в запой. Все не вечно.
Только исключительность восприятия заставляла меня в каждом случае искать возможности встреч, выскальзывать из дома. Как мелкий воришка, тыришь у семьи время, внимание, спокойствие. Особенно я негодовала после счастливых мгновений моих встреч при возвращении в бесконечный быт. Из-за отсутствия желанных слов, за невнимание, за непонятные задержки. Кажется, что совершенно недостаточна полученная радость скрываемой встречи в сопоставлении с прегрешениями мужа. Показала бы ему... В тот момент нет прощения. Я часто скандалила и мучилась, подозревая мужа в двойной жизни. Я не могла перенести этого и строго следила за любыми подозрительными моментами.
"Поделом ему", - считала в эти моменты я. Порой понятие момента переходило в длительное неприятие, готовность к разрыву, когда недобрые слова уже не могли вместить меру контраста радости любви и домашней суеты.
Проходит какое-то время. Я понимаю, что не реальными основаниями, а только сиюминутными подозрениями была спровоцирована вспышка. Молнии больше не сверкают, а обстановка в доме, как у раскаленной сковородки, пышущей жаром и во все стороны разбрызгивающей обжигающий жир. После скандала мне становится понятно, что причина во мне - в невозможности совместить нормальный дом с неукротимым желанием быть окруженной вниманием, соблазнительным поклонением, ради которого у меня уничтожаются рамки любых ограничений. А перекладываю вину на других, своих домашних и родных. Находясь, как в омуте, в радости эмоциональных откровений, пытаясь оставаться на плаву, я широкими взмахами рук крушу все вокруг.
Могла ли я жить без этой части? Ответ для меня однозначный: нет - как бы тяжело ни приходилось платить за мгновения нирваны... Но при этом Он был один, а они были разные. (Мысленно я называю своего мужа этим местоимением, потому что не хочу включать его имя в ряд других имен. Это не Грозный Судия, который назван в эпиграфе. Но... Его суд сегодня для меня самый болезненный.) Мне горестно, что я бесконечно конфликтовала, подозревая Его по образу и подобию своему. Предельный тон слов, размахивание руками, швыряние кастрюль и кружек... Никакие слова, никакие объяснения не могли понизить градус вспышки. Он каждый раздрай переживал как трагедию. Долго, замкнуто, безнадежно. Он внутренне верил мне и придирки воспринимал как психопатичность, субъективное восприятие придуманных ситуаций. Меня спасало, что его оценки в глубине всегда были вполне спокойными: ничего серьезного, безобидное "санкционированное" проявление НН.
По тому самому "гамбургскому счету" самая высокая оценка у человека, любившего и терпевшего меня всю жизнь, поддерживавшего в сложные финальные годы.
Куда в период болезни и хвори делись поклонники, ранее приносившие радость? Нет, никуда не делись. Исчезли силы, исчезло мое провоцирующее начало. Они остались в моем полусне сказками, подарками, как конфетка для ребенка или красивое украшение для женщины. Они остались бодрящими колокольчиками редких телефонных звонков. Да, я возвращалась к Нему, каждый раз непоследовательно, неожиданно, но возвращалась. К Нему, с которым связывала яркая любовь вначале и чувство привязанности и благодарности в конце, когда Он стал соучастником не только каждой мысли, но и каждого движения тела. Даже совсем простого, обычного - с трудом возможного.
Ну, а конверт, сама судьба конверта... Проходят дни или годы. Меня нет, самая прочная и таинственная преграда отделяет от реальности. А пакет с отблесками порывов моей души будет. "Рукописи не горят". Представляю: в Его руках конверт с неизвестным доселе содержимым... Он видит меня другими глазами, в другом ракурсе. Конец спасительного в жизни недознания. Запоздалое пришествие реальности.
Трудно даже представить реакцию при встряске, мгновенно деформирующей устоявшуюся оценку прошлого. Девятибалльный шторм, шквальный обвал, душевная утрата. Представляю, что особенно обидны даже не факты, а несправедливость поиска поводов для разносов, определяемых собственными поступками: поддержать себя, растоптав другого. Я допускаю, что и у Него есть потайная папка. Долгую жизнь трудно, а может быть даже невозможно провести с завязанными глазами, связанными руками и с первоначально установленным градусом чувств. Но Он не переносил на дом, на меня реакции и трудности взаимоотношений с другими людьми. Мне кажется, Он готов бы простить мне все, но не систематическую, как я сейчас понимаю, травлю со спусковым курком ревности. Мне ясно слышится растерянный вопрос: "Ну, как же ты могла, зная о себе все, находить повод для разноса из-за любых почти ежедневных подозрений? Жизнь же становилась, как на пороховой бочке". Я ловлю себя на том, что ответа на это нет. Глупо, безобразно, подло. Сегодня. Но тогда каждое слово представлялось необходимым, убедительным, обоснованным.
Белка перестала перебирать лапками. А колесо еще крутится. По инерции...
Несправедливо обрекать близких людей, неотделимую часть собственной жизни, на ад, на бесконечный ад. Я чувствую за собой этот грех, может быть, более тяжкий, чем другие события прошедшей жизни. Терзаюсь, но не могу ничего изменить. Опоздала. Поздно. "Мне отмщение, аз воздам"... Кара божья. Душа несет ответственность за содеянное вечно. Мысленно я посылаю, как извинение, библейскую заповедь: не суди и несудимым будешь.
***
Годы, годы, годы... Я погружена в события жизни. Жаль только, что за пределами той жизни события не добавляются. Прошло уже четверть века здесь. Спросить бы в нереальности спиритического сеанса: "А время здесь и там идет одинаково?..." Очень хочется улыбнуться своим друзьям-ровесникам. Той теплой и доброй улыбкой, с которой приходят в этот потусторонний мир.
Добавить комментарий