Оригинал: Новый берег, 2017, 57
В комнату черную, пыльную, дольнюю,
в тайную библиотеку подпольную
тайно возьмет дуропляску с собой
женщина в тихо шуршащей болонии
школьных каникул весенней порой.
Мы в знаменателе мира, в обители,
в счастья-несчастья разъемном смесителе,
пальцем поманит, сверкнет выключа...
И побреду я в пылающем свитере,
Дант малолетний, шаги волоча.
И мы пройдем стеллажами драконьими
между знакомыми и незаконными,
между колоннами, тьмой монограмм,
где они с сорванными погонами
тянутся, движутся по номерам.
Где они с сорванными обложками
без офицерских своих эполет,
списки черны и фамилии нет,
кружат над ними чекистские коршуны.
Вас за какой, извиняюсь, сюжет?
Нас – за сюжет черноты и зияние,
за раздувание адской печи,
за Аонид ледяные рыдания,
арфы Эоловой переливание
и от веселого рая ключи.
Буквенной вязью, бумагою пыльною,
розой, кивающей тихо на крест,
побеждены немота и бессилие,
движется ижица, мчится кириллица,
Лондон, глухой ли парижский подъезд.
В библиотеке с сырой штукатуркою
на восемнадцатом жизни году
заворожи меня, музыка гулкая,
в воду макай, опускай в темноту,
не обещай ничего за разлукою,
и я как миленькая пойду.
Без наркоза
Помню первую встречу, глаза голубые,
подготовку и «госы» последней весны,
память тащит с собою ужимки смешные
между всхлипом «спаси» и мольбой «сохрани».
Как на пол утекало одно одеяло,
как закат догорал, как с черешен мело,
с орфографией плохо, но два санитара
карамзинские точки поставят над «ё».
Все гаданья кофейные сгущены в чашке,
все слова зарифмованы с рифмою «пусть»,
карты падают к самому сердцу рубашкой,
в рай сравненьями светлый выкладывай путь.
Помню лёд коридорный, больничную тогу,
тётя Маша зелёною шваброй гребёт,
тут обреют под ноль, остригут недотрогу,
тут никто никого никогда не спасёт.
Но, как ласточки клеят слюной свои гнёзда
в одинокие ночи с бедою у лба,
для тебя, милый мой, я сложу эти звёзды,
эту бездну без дна – для тебя, для тебя.
Добавить комментарий