Нечто о псах-рыцарях

Опубликовано: 8 ноября 2017 г.
Рубрики:

 

Ночью в поезде Петербург-Москва (в некотором похмелье после нелёгкой поездки по грустному поводу) вдруг привиделась автодорога в Монголии, где с частотой в два, три, пять километров на придорожных скалах появляются скелеты динозавров, взирающих свысока. Гигантских рептилий там так много, что никто не утруждается перевозкой новонайденных в музеи. Их тут же, на месте, монтируют, скрепляя доисторические кости железными скобами и оставляют в назидание путешествующим...

И я вспомнил, что в этом году исполнилось 865 лет со времени исторического сражения, именуемого "Ледовым побоищем", когда на льду Чудского озера одетые в кольчуги и сермяги ратники Александра Невского разгромили закованных в железо тевтонских рыцарей. Цифры патриотической историографией всех стран обычно преувеличиваются.

На деле в битве участвовало примерно лишь по десять тысяч воинов с каждой стороны(что равняется российской дивизии мирного времени).

В Невской же битве, предыдущей и давшей прозвище славному князю, участвовало от силы по 2000 с каждой стороны. Но все равно оба сражения эпохальны. Князь - давний любимец нашей церкви, на раку с его мощами пошло 90 пудов чистого серебра. Героя, и как полководца и сверх того как словно бы зачинателя евразийской мысли, воспел и популярный ныне Л.Н. Гумилев в своих книгах (которые кажутся лично мне образцами фантасмагорической беллетристики).

Всё же образ князя не выглядит в итоге, как теперь говорится, "однозначным". Известно, что по приказу монголов Александр пошел против родного брата, княжившего в Твери, что он в крови потопил тамошнее народное восстание против иноземных поработителей. Что униженно ездил на поклон к великому хану аж в самый Каракорум. Там и постигла его кончина. Ибо старая ханша подала ему чашу с отравленным кумысом.На всякий случай.

Я бывал в Монголии дважды и, пожалуй, с удовольствием на остающемся отрезке съездил бы и в третий раз. Дивная страна. Воспетая в последней поэме Заболоцкого "Рубрук в Монголии". Я в отрочестве знал ее наизусть и готов согласиться с тем, что она тогда оказала на меня некоторое влияние.

Страна дивная. Хотя за годы народной власти уничтожено около ста тысяч буддийских монахов(при общей численности населения в миллион граждан), а перековавшиеся и уцелевшие десятка полтора были приняты в партию и стали академиками, а один, именно Чойбалсан, возглавил Монголию (о нем монголами говорится:" Это был тот, который сажал и плакал!"). К нему в юрту был проведён телефон, связывающий с Москвой, откуда поступало очередное пожелание представить новый расстрельный список, и тов. Ч его составлял и плакал, ибо вписанные в перечень им лично, всё это были его знакомые - народу в стране аратов было мало.

Да, прекрасная страна, хотя мумии первосвященников, закрепленные особым способом, придававшим твердость, выбрасывали на улицу из разрушаемых храмов и эти мумии разбивались, как стекло, доставаясь бродячим собакам. Хотя в итоге усилий было разрушено 700 храмовых городов, переплавлены тысячи статуй, шедевров бронзового литья. Хотя из десятков тысяч книг выковыривали всё материально ценное (надо видеть эти монгольские книги: на страницах из шелковой черной бумаги каждое слово начертано, в зависимости от его значительности, то серебром, то золотом, то тёртым жемчугом, то кораллом, то бирюзой и так далее)...

Да, но и сегодня есть еще на что там поглядеть! И что услышать.

В общем монголы, и поныне гордящиеся своим Чингиз-ханом. не похожи на диких язычников эпохи этого грозного правителя и его внука Бату, пошедшего на Русь и нашедшего себе сотрудника в лице князя Александра Ярославича.

За протекшие века в Монголии возникла мощная буддийская культура. И что от нее осталось, то осталось. Я, с волнением, пройдя вдоль бесконечных бревенчатых заборов, этих частоколов Урги, огораживающих юрты, в том числе, коммунальные, подобные шатрам шапито, - можно получить в горсовете ордер на занятие определенного сектора такого шатра, а удобства - сразу за юртой) вошел бы сейчас в чудом уцелевший Храм Младшего Брата Восьмого Богдогегена, где можно увидеть праздничные трубы, сделанных из костей преждевременно умерших отроковиц(из их ног)  или же в Храм Абсолютного Покоя, где ощущаешь себя, как на океанском дне, и в самом деле большего покоя, чем в этом бездонном и тихом холоде, не бывает. Можно еще там полюбоваться рядом дивных уцелевших статуй.

Всё это чрезвычайно женственные Тары.
Ну, а кочевой быт неизменен. В каждой семье хранятся веками некоторые особо ценные предметы. И вот в юрте, вдалеке от монгольской столицы, в Улясутае, мне подали превосходный кумыс, подобным ледяному шампанскому на морозе (дело было пятидесятиградусной зимой) Подали в тяжелой серебряной чаше. Весом, может быть, килограмма в полтора. В древней чаше. И в хмелеющем мозгу шевельнулось предположение, что так вот и из этой именно чаши пил смертельный напиток Александр Невский.

Теперь об одной детали Ледового побоища...Был такой незаурядный деятель нашей родной партии и международного рабочего движения Николая Рязанов (Д.Б. Гольдендах).Товарищ известный своей сварливостью,сумасбродством, но и честностью и принципиальностью. В восемнадцатом году он оказался членом тогда крайне немногочисленного ЦК, решавшего судьбу страны.

И протестуя против решения о заключении Брестского мира, швырнул партбилет в лицо В.И. Ленину. Это ему однако сошла с рук. Но от политической работы Рязанов отстранился, всецело посвятив себе сбору, исследованию и публикации документов рабочего движения, рукописям Маркса, Энгельса и других социологов революционного оттенка. В этой специфической сфере его вклад неоценим.

К моменту, когда Рязанова расстреляли (1938 год), он создал гигантский архив, научностью, организованностью, тщательностью вызвавший неистовый восторг столь далекого от марксизма исследователя,  как академик Вернадский. Вообще даже дореволюционные академики Рязанова за обширность разнообразных знаний уважали. И когда Академии наук вменили в обязанность ввести в свои ряды для начала хотя бы одного марксиста, все единогласно выбрали Рязанова, смертельно страшась возможных "народных" академиков, время которых еще настанет, но потом...

Являясь подвижником, Рязанов посвятил все свои досуги переводам работ Маркса. Его переводы, разумеется, без обозначения имени расстрелянного переводчика, были в ходу до последних дней советской власти.

В частности, Рязанов потрудился на переводом Марксовых "Исторических выписок" (цитаты из коих, в частности, об иссушающем самую душу народа татаро-монгольском иге) вошли в школьные учебники.

Должен здесь сказать, что лично я считаю Маркса гениальным мыслителем и люблю многие его работы и их стиль. Может быть, это и странно для поэта, но я ведь еще и историк, хотя и неудавшийся. Конечно, напрасно из марксизма, к которому добавили еще и довесок ленинизма, сделали непогрешимую и единственно верную и всеобъемлющую науку.

Конечно, дело с классификацией формаций,вся суета с рабочим классом(ныне уже в том виде давно не существующим), да и вся футурология учения провалились. Но сам классовый анализ верен и даже неопровержим. И, да, существует связь производительных сил и производственных отношений. И многие предсказания М. и Э. всё ж таки сбылись. Я, например, возвращаюсь к "Гражданской войне во Франции" и к "18 брюмера Луи-Бонапарта", как к очень современным, весьма актуальным произведениям... 

Итак Рязанов занялся выписками. Но ему попалось немецкое издание, напечатанное готическим шрифтом. А Рязанов был подслеповат. И одну букву он прочёл неправильно. Речь шла о грабительских рыцарских союзах, нападавших на Русь. Было слово "Bund" ("Союз"), которое сослепу было воспринято, как "Hund" ("Собака").

Так и появились несусветные "псы-рыцари",  и возникло мнение, что эти озверелые тевтоны надевали на головы шлемы в форме собачьей головы. Эти мерзкие собачьи головы из железа мелькнули в фильме Эйзенштейна "Александр Невский",  и Вождь, одобривший фильм, осудил в одной из своих гениальных речей давние происки древних и нынешних псов-рыцарей.
На этом моя бессвязная повесть заканчивается.

Как сказал величайший наш поэт: "...больше ничего /Не выжмешь из рассказа моего".

И даже не возьму в толк, к чему я всё это рассказал.

Может быть, лишь для того, чтобы провокативно привлечь внимание к следующим ниже моим стихотворениям разных лет. Всё же стихи для меня главное.

АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ

По нагорьям уклончивым, пепельно-голым, 
По степям, где нагнулся к траве краснотал,
 
Ехал князь Александр Ярославич к монголам,
 
Этот запах вдыхал, этот воздух глотал.

Чтоб на пиршестве — ох, прегрешения наши! — 
Мясо с мясом в отчаянье есть и, давясь,
 
Пить кумыс из тяжелой серебряной чаши...
 
Русый князь!

По камням, где разбросаны кости драконьи, 
На заре восходить на вершину холма.
 
И грустить, прикоснувшись устами к иконе
 
Новгородского или псковского письма.

И не знать, что распутья путивльских раздолий 
И мещерского леса тревожный покой
 
Породниться успели с монгольскою долей,
 
С беспричинной ее развеселой тоской.
1989

КАРМА

Холод. Монгольские горы. 
В снежном лесу листопад.
 
Словно заглохшие хоры,
 
Тихие вихри кипят.

Отзвуки жизни таежной, 
Жуткой, как сдавленный вой,
 
Завороженно-тревожной,
 
Неистощимо-живой.

Все безнадежнее листья, 
Мертвенней и золотей...
 
Месиво наших корыстей,
 
Марево наших страстей.

Под белизною сугроба 
Скроется клинопись вех —
 
Завоевателя злоба,
 
Темный отшельника грех.

Злая судьба командарма, 
Скудные дни чабана...
 
Медленно копится карма,
 
Смерти зовет глубина.

Нежные, будто младенцы, 
Так далеко облака,
Вечные перерожденцы,
 
Движутся издалека.

Небо высокое Будды 
Катится, словно вода,
 
Через гранитные груды,
 
Тянется через года.

Волны сапфирного света 
Эта вольет пустота
 
В замкнутый свод Магомета,
 
В космос открытый Христа.
1989

Одиночество

Мне кажется, что эта аватара, 
Должно быть, не последняя. Не в силах
 
Я разлюбить ни мертвых, ни живых.

О, не скормил я тела крокодилам 
И вовремя не угасил желаний,
 
Но прозреваю истину и вижу
 
Минуты одиночества! Однажды
 
Среди лесов Монголии дремотной
 
Я долго шел по берегу реки.
 
Такими были древними деревья,
 
Что можно было встретить динозавра.
 
Струилась в чаше смутная улыбка,
 
Ее читал я в зыблющемся небе,
 
Ловил в приостановленном теченьи
 
И находил на собственном лице.

Все дело в одиночестве. Христос 
Присутствовать готов среди немногих.
 
Аллах, пожалуй, любит многолюдство.
 
Но с Буддой ты всегда наедине.

И нет ни божества, ни богомольца, 
И – лишь прыжок в пылающие кольца
 
«Великого Быть Может...» Горе мне.

2000

Храм Зла
Е.И. Серову

Из Храма Зла я вышел, не спеша.
Как скучно было в серых закоулках:
Зловоние, хруст щебня, пустота,
Забвенье отдаленных злодеяний.

Вновь город, гомон будничного зла
И яркая бессмыслица сансары,
Хибары, монументы, шапито
Невероятных коммунальных юрт.
В них проживает множество семей,
Коврами отграничены отсеки
И ордер утверждает горсовет.

Я долго шел по улицам Урги.
Галдели дети, щурились верблюды
И розовели в масляном чаду
Пятиэтажки грязные, в которых
Сантехника отключена навеки.
Устав от зла, я шел, куда вели
Бревенчатые вечные заборы.

Манил меня Храм Вечного Покоя.
Наплывы тишины глубокодонной
Там сердце обнимали нежным льдом
В небытии, подобном океану.

Любил я также храм, где Младший Брат
Богдогегена, добрый чудотворец,
Летал без крыльев, таял, исцелял…
И вот он – мумия на пьедестале.
Сидит перед учителем своим.

Они мумифицированы оба,
Так уцелели, здесь пересидев
Год Огненной Змеи. И друг на друга
Глазами остекленными глядят.

А было время: разрушали храмы,
Расстреливали лам, ломали книги
И выковыривали из письмен
Кораллы, серебро и дряхлый жемчуг.
И мумии древнейшие собакам
Бросали, разбивая на куски.

Народ не тронул Брата. Ведь монголы
Его любили издавна, когда
Его судьбой не дорожили ламы,
Готовили к пути Перерожденца,
А Младший Брат, явившийся вослед,
Обузой был. Но всем святым семейством
Они однажды двинулись из Лхассы,
Поехали на яках по Куньлуню
Под звездами величиной в кулак.

Восьмой богдогеген страною правил
Со дня зачатья. Пятьдесят два года
Виктория ему дарила львов,
Слонов, жирафов и гиппопотамов.
Всегда работал набивальщик чучел
И в результате до сих пор сохрáнен
Зоомузеем ставший зоосад.
Здесь и фарфор, даренье богдыханов,
И сапоги из кожи золоченой,
Совсем почти как новые, – опойка
От Николая.

Князь-богдогеген
Жил безгреховно, будучи монахом,
Но вынужденно перевоплощался,
На время становился духом зла.
В особом храме перед ним прошли
И естество свое преобразили
На ложе, окруженном зеркалами,
Три тысячи наложниц равноценных.
Невольник зла, он не избрал любимой,
Он был безблагодатен, как о нем
Сказали бы со вздохом христиане.
Но, равнодушный, не был он ревнивым.
Зачем-то у него была супруга.
Возможно, только брата он любил.
Я в это верю, потерявши брата.

Но Халху заселили духи зла:
Смерч, сифилис, восстанье, голод, Унгерн,
Тиф, Сухе-Батор, жирный Чойбалсан,
В московскую влюбленный пианистку.
Ему сажать велели из Москвы,
Потел он в юрте и сажал, и плакал.

Мне весело в Монголии жилось,
Но тяжко поглощать так много мяса
И вяленое заедать вареным –
 
Казнь ассирийская… Я не был ни монахом,
Ни духом зла, и помнится кумыс,
Прогулка в горы с внучкой Чингиз-хана.

В чертоги зла я заходил не часто,
Но и заречься от него нельзя.
Храм Зла – вся жизнь, в которой ежечасно
Мы способы находим уклониться
От исполненья нашего закона.

– Монголия! «Ом падме мани хум!..»
Прощай, прощай! Я повернул рычаг
Молитвенного барабана.

… Заснеженная Новая Деревня,
Мы с деверем из рюмочной бредем
От Ядерного института к зданью
Угрюмого дацана. Знаю, здесь
Чудотворит не слишком древний Будда,
Отлитый в Гамбурге. Но санитарный день
Ворота на запоре… Вдруг в сугробах
 
Ободранная прыгает собака
С улыбкой мерзкой на косматом рыле.
Замерзший дьявол, изнуренный бес…

Тут в темном храме отворилась дверца
И высунулась длинная рука,
И духа зла, погладив, утянула.

26 апреля 2005

Монголия
Виктору Гофману
- Монголия, как темный морок,
Как дрёма в долгом переезде –
В зубах драконьих каждый взгорок
И - зоркий лёд твоих созвездий.

Твои лошадки, в легком беге
Топтавшие века и страны,
Твоя трава в прозрачном снеге,
Как тайна зыбкая нирваны.

Твои шатры, твои верблюды
С младенцами среди поклажи,
Рождённые улыбкой Будды
Несокрушимые миражи.

Сонливый путь по сопкам лысым
Туда, где чащи всё угрюмей,
И чаша тяжкая с кумысом,
Глубоких полная раздумий.

Взывают хрипло трубы храма,
Знакомые всплывают лица,
И в Шамбалу ушедший лама
Ко мне однажды возвратится.

И наконец порвутся нити
И упадут оковы плена,
И я очнусь ребёнком в свите
Последнего богдогэгэна.
24 октября 2013

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки